Ежи Анджеевский - Пепел и алмаз

• Название: Пепел и алмаз
• Автор: Ежи Анджеевский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: О войне
• Год: 1990
• ISBN: 5-280-01185-1

 На страницах романа Ежи Анджеевского беспрерывно грохочет радио. В начале звучит сообщение от четвертого мая, о том, что в штабе маршала Монтгомери подписан акт о капитуляции, "согласно которому …немецкие воинские соединения в северо-западной Германии, Голландии, Дании… включая военные корабли, находящиеся в этом районе, прекращают огонь и безоговорочно капитулируют". Следующее сообщение от восьмого мая - о безоговорочной капитуляции Германии.

Действие романа происходит между этими двумя сообщениями. В маленьком польском городке Островце за эти три дня убивают пятерых человек.

---

Подгурский затормозил у «Монополя» и первым вышел из машины, за ним с трудом вылез Щука. Два милиционера, сидевшие сзади, выскочили следом за ними. Перед гостиницей было пусто. Поодаль стояли три извозчика.

— Значит, в девять, товарищ Щука? — сказал Подгурский.

Щука сдвинул шляпу на затылок.

— Ах да, этот банкет! Совсем из головы вылетело. А нельзя ли его отменить? Признаться, пировать у меня сегодня нет никакого желания.

— Охотно верю, — согласился Подгурский. — Но ничего не поделаешь. Это затея Свенцкого.

— А народу много будет?

— Человек пятнадцать.

— Больше чем достаточно. Ну что ж, придется идти.

— Вы останетесь в гостинице?

Щука задумался.

— Посмотрю, может, выйду. У меня здесь дальние родственники есть.

— В Островце?

— Сестра жены.

— Что вы говорите? А я не знал, что у вас есть жена.

— Была. Она умерла.

Подгурский смутился. Щука, должно быть, это заметил.

— А что касается моей свояченицы, вы, как местный житель, должны знать ее мужа, хотя бы понаслышке. Его фамилия Станевич.

— Майор?

— Он самый. Командовал полком островецких улан. Теперь он, кажется, уже полковник.

— Ну да? Неужели тот самый Станевич из армии Андерса?

— Почему это вас удивляет?

Подгурский засмеялся.

— Как-то не укладывается в голове: вы и Станевич.

— Ну, чего только не бывает в польских семьях. Итак, значит, в девять.

— Да. А завтра ровно в семь я заеду за вами.

В ближайшие два дня, воскресенье и понедельник, им предстояло посетить партийные организации повята.

— Да, я помню, — ответил Щука.

Он дошел до подъезда и вдруг вернулся. Подгурский стоял возле машины.

— Забыли что-нибудь?

— Да. Только сейчас вспомнил. Вы увидите этого… судью?

— Косецкого?

— Да.

Подгурский посмотрел на часы.

— Скоро половина восьмого. Я как раз к нему собираюсь.

— Ну, вот и хорошо. Передайте ему…

— Что вы хотите с ним встретиться?

— Да. Скажите, что товарищ по лагерю…

— Я просто назову вашу фамилию.

— Это как раз не обязательно. Моя фамилия ему ничего не скажет. Просто: товарищ по Грос-Розену.

— Понятно.

— Если он ничего не имеет против, пусть зайдет ко мне. Скажем, во вторник. Только вот в котором часу?

— Во вторник утром похороны Смолярского и Гавлика.

— Значит, после обеда. Между пятью и шестью.

— Во вторник, между пятью и шестью, — повторил Подгурский. — Номер вашей комнаты?

— Семнадцать.

Низенький, лысый портье в очках, делавших его лицо еще шире, разговаривал с молодым человеком в летнем пальто и коричневой шляпе, который стоял, облокотившись на конторку. Увидев Щуку, портье встал на цыпочки и снял с доски ключ.

— Пожалуйста, семнадцатый.

Щука прислонил палку к конторке.

— Сигареты есть?

— Американские, венгерские — какие желаете?

— Давайте американские.

Щука заплатил и тут же у конторки распечатал пачку «Честерфилда». Прежде чем он успел достать спички, стоявший рядом мужчина услужливо вынул зажигалку из кармана пальто.

Это был молодой парень, лет двадцати с небольшим, брюнет с голубыми глазами и длинными, девичьими ресницами.

— Спасибо, — буркнул Щука и, прикурив, протянул пачку молодому человеку и портье.

Оба взяли по сигарете. Парень развязно приложил руку к шляпе и сразу же закурил. Толстяк портье засунул свою сигарету за ухо.

Из глубины холла, где была стеклянная дверь с надписью «Ресторан», доносились нестройные звуки джаза. Портье перехватил направленный в ту сторону взгляд Щуки.

— Оркестр из Варшавы, — доверительно сообщил он. — В десять начало. Стоит послушать. Выступает Ганка Левицкая.

— Да?

— Может, заказать столик?

— Нет, спасибо. — Щука сунул сигареты в карман. — А вот завтра без четверти семь прошу завтрак в номер.

Портье взял карандаш и записал.

— Слушаюсь. Номер семнадцать, завтрак в половине седьмого.

— Достаточно без четверти семь.

— Без четверти семь, — повторил портье. — Освобождаете номер?

— Нет. Уезжаю на несколько дней, но номер оставляю за собой.

Щука взял ключ и, прихрамывая, стал подниматься по лестнице, покрытой красным ковром. Молодой человек снова облокотился на конторку.

— Симпатичный тип. Кто он такой?

Портье пожал плечами.

— Приезжий. Что теперь еще можно сказать о человеке?

— Верно, — безразличным тоном сказал парень и безо всякого интереса посмотрел вслед Щуке.

Щука, тяжело опираясь на палку, поднялся на первую площадку. Снизу он казался еще больше и шире в плечах.

Парень обернулся к портье.

— Ну, так как же насчет комнаты?

— Никак. — Портье недружелюбно посмотрел на него поверх очков. — Я ведь уже сказал, что свободных нет.

Отказ не смутил парня.

— Видите ли, — начал он вкрадчиво, — я приехал сюда ненадолго, всего на три, на четыре дня. Временно остановился у знакомых, но, понимаете ли, по некоторым соображениям мне нужна отдельная комната…

Портье явно заинтересовался.

— Женщина?

Парень осклабился, показав два ряда белых, здоровых зубов.

— Угадали! Но комната может быть и на одного — поместимся.

Он расстегнул пальто и достал из кармана пиджака несколько смятых купюр.

— Дайте мне пачку сигарет.

— Американских?

— Нет, венгерских. Венгерские крепче.

Он положил на конторку пятьсот злотых. Портье покосился на деньги.

— Сейчас дам сдачу, — помедлив, сказал он.

Парень сдвинул со лба шляпу.

— Не беспокойтесь, пожалуйста!

Портье, пробормотав что-то себе под нос, сунул деньги в карман и с озабоченным лицом склонился над списком постояльцев.

— Ну, вот видите… занято, занято, двадцатая должна была сегодня освободиться, но не освободилась. Третий этаж весь занят… На сколько вам нужно?

— Дня на два — на три. До вторника.

— До вторника? Ну, до вторника, может, что-нибудь найдется.

— Вот видите!

— Я думал, вы надолго.

— Что вы! Во вторник возвращаюсь в Варшаву.

Портье поднял голову.

— Из Варшавы?

— А вы думали?

— Я тоже жил в Варшаве. Работал в гостинице «Савой», — может, знаете?

— На Новом Святе?

— Пятнадцать лет оттрубил. Срок немалый, а?

— И во время восстания в Варшаве были?

— Конечно! — ответил тот с гордостью. — До последнего дня. А вы?

— Я? Еще бы! Сначала в Старом городе, потом в центре.

— По канализационным трубам уходили?

— А то как же!

— Моя дочка была на Чернякове. Может, вы ее знали? Бася Борковская. Сейчас покажу карточку…

Толстяк достал бумажник, порылся в нем и извлек слегка помятую любительскую фотографию.

— Вот только один этот снимок и сохранился. Посмотрите, может, встречали ее.

Парень взял фотографию. На ней была снята в солнечный день на пляже стройная, смеющаяся девушка в купальном костюме.

— Вроде нет. Красивая девушка. Жива?

— Где там! Погибла в самом начале восстания. А сына угнали в Германию.

— Куда?

— Куда-то к голландской границе.

— Значит, его уже освободили. Слышали сегодняшнюю сводку?

— Слышал. Ну и что? Люди даже радоваться разучились.

Парень прикурил от окурка новую сигарету. Портье покачал головой и вздохнул.

— Так-то, молодой человек… Люди на себя стали не похожи. Без Варшавы как без рук… даже хуже! Вы еще молодой, доживете, когда ее, лет этак через двадцать, восстановят. А вот когда тебе уже за пятьдесят…

Парень улыбнулся.

— Посмотрели бы вы, как цвели каштаны на Аллеях и в Уяздовском парке!

— Что вы говорите! — удивился портье. — Неужто цвели?

С улицы вошли двое — крашеная блондинка средних лет и молодой мужчина в узком пальто; они о чем-то громко, раздраженно спорили, но, войдя в холл, замолчали.

— Мое почтение, — приветствовал их портье. — Двадцать второй к вашим услугам.

Мужчина взял ключ. На лестнице они снова начали ссориться.

— Значит, говорите, цвели каштаны на Аллеях…— повторил портье.

Он еще раз пробежал глазами список и довольно потер руки.

— Эх, чего там… Хотел дать вам номер на четвертом этаже, но это, с позволенья сказать, клопиная дыра. Занимайте восемнадцатый на втором, вы это заслужили. У меня, знаете, всегда есть один-два номера в резерве для настоящих довоенных господ. Иначе не проживешь, верно?

— Верно. — Парень подмигнул. — Все в порядке. Я знал, что мы с вами договоримся.

Портье снова потер руки.

— Варшавяне должны друг дружку выручать, верно? Вещи у вас с собой?

Парень показал на портфель, лежавший на конторке.

— Немного.

— Достаточно. Было и того меньше.

Он вынул из кармана удостоверение личности, выданное еще при немцах. Портье поправил очки и, наклонившись низко над конторкой, стал заполнять бланк.