Николай Игнатьев - Походные письма 1877 года

• Название: Походные письма 1877 года
• Автор: Николай Игнатьев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Государь собирается, кажется, оставаться при войсках до конца похода, но многие из приближенных полагают, что случится иначе. Ожидая, что турки будут просить мира (одна из иллюзий) скоро, меня отправят, вероятно, туда вперед для переговоров с уполномоченными, не прерывая военных действий, пока наши условия не будут приняты.

Завтра обедню служит Ксенофонт Яковлевич Никольский. Меня перенесет его голос в давно минувшее...

Лоря здесь и постоянно ораторствует. Не полагаю, что бранд-майору следует что-либо приписать, ибо я ему дал более 1000 руб. перед выездом. Надо потребовать через Решетилова окончательный расчет прихода и расхода, а мне его выслать затем для окончательного решения.

Очень рад, что ты хорошо и много спишь. Здесь я ложусь около 11-ти, а встаю в 6 и даже в 5. Вечером у меня бывают Черкасский, Нелидов, Сорокин, Базили и пр. Жаль, что не могу взять с собою в Главную квартиру добрейшую матушку! Здешняя температура воздуха и солнце ее совершенно удовлетворили бы: теперь уже 26 и 28° в тени. Что же будет в июне и в июле?

Устраивай Круподерницы, чтобы сделать пребывание для всех приятным (нам с тобою вдвоем везде хорошо будет), а в Немиринцах советую сделать необходимый ремонт без излишка. Устроили ли колесо каретное? Меня беспокоит, ибо нужно будет Екатерине Матвеевне и матушке. Нашли ли втулку?

Обнимаю милейших деток. Надеюсь, что они вас утешают своим прилежанием и поведением. Целую ручки у матушки. Привет мой Соколову, Пелагее Алексеевне и Нидман. Твой влюбленный и неизменный друг и муж Николай. Благослови. Будь весела, бодра, здорова. Молитесь, чтобы поскорее и надолго соединились.

No 3

30 мая. Плоешти

Вчера служил обедню здесь отец Ксенофонт (наш духовник), милейший друг, бесценная жинка моя. Опять был смотр войскам, и снова я был на Ададе. Рыжий хромает, и притом шея еще не зажила. Тотчас после смотра нас обкатил дождь проливной, возобновлявшийся неоднократно в течение дня. Принц Карл был здесь с принцессою и обедал у государя, а я пропустил гофмаршальский обед ради Братьяно, доезжавшего меня в это время политикою. Помогаю князю Черкасскому, великому князю Николаю Николаевичу и его величеству своими сведениями и сообщениями. Вчера долго со всеми тремя беседовал. Невидным образом оказываю посильную помощь, исполняя таким образом долг свой беспретензионно. Вода все еще не убывает с Дуная, а в нижнем [течении] даже снова прибыла, беда, да и только.

Хотя я получил успокоительную телеграмму из Петербурга, однако же здоровье батюшки меня сильно тревожит. Он лежал в постеле и сильно простудился.

Шувалов, желая уверить петербургскую публику, что он всемогущ и разрешит Восточный вопрос, и преклоняясь пред Европою, в особенности Англией{5}, тогда как в грош русские интересы не ставит, убедил (чрез Жомини) канцлера согласиться на заключение мира "после первой или второй победы" на основании разделения Болгарии на две области - одну, севернее Балкан, которой дадут автономию, а другую (самую важную, богатую и торговую) оставят в турецких руках с некоторыми лишь гарантиями. Англичане норовят лишить государя и Россию всех результатов войны, а Шувалов вторит им. Жомини и старик поддакивают и восхищаются талантом легкомысленного и недобросовестного посла!

Собран был сегодня у государя комитет (в котором и я принимал участие), изменивший эти переговоры и доказавший необходимость освободить всю Болгарию, не давая дробить ее на южную и северную. Шувалова предупредили по телеграфу об изменении распоряжений. Главнокомандующий, Черкасский, Милютин, Непокойчицкий и я стояли единодушно против канцлера, который должен был уступить{6}. Полагаю, что сослужил великую службу, но остался без завтрака, ибо призыв к государю совпал с гофмаршальским завтраком. Пришлось таким образом 24 часа ничего, кроме чая с хлебом, не есть. Что же будешь делать!

Принц Карл звал уже два раза меня обедать в Бухарест. Я отговорился, стараясь избегнуть выставки и залечить первоначально затылок свой. Но сегодня он прислал нарочно своего гофмаршала, требуя моего приезда завтра. Отказаться было неловко. Спрошу сейчас разрешения государя и поеду. Так как фельдъегерь уедет завтра, то пишу к тебе сегодня, чтобы не осталась без письма. Постараюсь писать с каждым фельдъегерем.

Как вы поживаете, что делают детки, матушка? Очень рад, что ты спишь лучше. Переношусь часто мысленно и днем, и ночью. В четверг, вероятно, поедем в Галац для переправы.

Обнимаю вас мысленно. Заочно соединимся в молитве благодарной 2 июня. Целую ручки твои и матушки. Детей и тебя благословляю. Кланяюсь Соколову, П. А. и Нидман.

Дмитрию несколько лучше, но не оправился окончательно. Напиши и Салисбюри, а может быть и Зичи. Когда получила от них письма - сообщи. Да благословит и охранит вас Господь, не забывайте многолюбящего мужа своего и друга Николая.

31 мая

До отъезда в Бухарест успею написать тебе, бесценная Катя, еще несколько строк. Вчера вечером часов в 11 вошел ко мне унтер-офицер Кубанского казачьего полка наш спутник князь Церетелев. У него здоровый, загорелый вид, он усвоился с ухватками настоящего казака, и платье очень пристало к его чертам южного типа. Не поверишь, что два месяца тому назад он был камер-юнкером и дипломатом. Он доволен и вполне счастлив. Был уже под бомбами, и одну разорвало между ним и Скобелевым, проговорившим: "Nous avons chapp bel"*. Утверждает, что на него никакого впечатления не производит. Будет тебе писать. Оба Скобелева - отец и сын - его полюбили и за ним ухаживают. Меня здесь корреспонденты газет одолевают, но я отделываюсь незнанием.

Решительные события приближаются, дай-то Бог, чтобы все пошло хорошо и чтобы потери наши не были так значительны, как можно, как должно ожидать по турецким приготовлениям. Дело в том, что между турками заметили на многих пунктах англичан-офицеров в красных мундирах и куртках{7} и что противникам нашим дали все нужное время, чтобы вполне приготовиться и построить множество укреплений. Замечательно, что им становятся известны по-видимому все распоряжения военные прежде, нежели самим войскам. Так, например, они уже теперь стягивают войска и строят укрепления на пунктах, избранных для переправы, тогда как войска наши теперь только начинают двигаться по этим направлениям. Это очень озадачивает наших. Очевидно, что у турок ради английского золота, а также польско-венгерско-жидовского шпионства много агентов, тогда как наши не умеют устроить эту часть.

Сегодня меня разбудили песни болгарских дружин{8}, выступавших в 4 часа утра в поход из Плоешти к Дунаю и проходивших под окнами моей спальни. Странный, южный напев резко отличается от нашей солдатской песни, но не без прелести. Болгары поют очень низко, в виде хорового итальянского напева речитатив.

Сообщаю вам для сведения, что отправление курьеров между Главною квартирою и Петербургом устроилось следующим образом: отсюда отправляют во вторник и в субботу по вечерам, а из Петербурга также с вечерним поездом в среду и пятницу. Курьеры прибывают на пятый день. Но на беду это не всегда фельдъегеря, обязательно берущиеся доставлять твои письма, а также и флигель-адъютанты, с которыми нужны будут другие приемы (то есть может быть записка от тебя или от Анны Матвеевны с просьбою доставить мне влагаемое письмо). Руденко должен бы записывать имя флигель-адъютанта, взявшего письмо, на случай его ветренности. Казатин как раз на половине дороги, так что вам легко рассчитать время проезда курьеров туда и обратно.

Многие поручают тебе кланяться, даже канцлер. Не скрою от тебя, что многие, зная твою прыть, полагают, что если кампания наша продлится, ты прикатишь в Румынию под видом Красного Креста. Румыны наперерыв предлагают помещение тебе в Бухаресте.

Обнимаю вас всех и тебя в особенности, друг мой милейший, жинка моя бесценная. Твой муженек Николай

No 4

2 июня. Плоешти

Памятный и радостный день. Благодарственно за 15 лет тому назад переношусь, бесценная подруга моя, милейшая Катя! Надеюсь, что телеграмма моя достигла вас. Третьего дня по приглашению принца Карла и принцессы ездил в Бухарест и обедал у них (нас было за столом всего трое) tout--fait intimement*. Отсюда выехал я в 2 часа по железной дороге в Бухарест, встретили меня все консулы и чиновники - наши сослуживцы, отданные в распоряжение Черкасского и проживающие пока в Бухаресте. Болгары хотели меня принять у себя и отвели дом. Но меня встретил на станции гофмаршал и в придворной коляске отвез во дворец, завезя предварительно в генеральное консульство, где я переоделся в мундир. Торжественно прокатили меня по улицам, и великий князь Сергей Александрович сказал мне, что видел эту поездку (он ездил с Арсеньевым осматривать город инкогнито). Вообще ко мне в Румынии очень любезны и внимательны. Прямо от обеда я заехал к княгине Гике. Видел мадам Бларамберг, много мне приседавшую, а равно и детей, очень выросших. Все семейство было тронуто вниманием нашим. В 8 часов сидел уже я в вагоне, предоставленном в мое распоряжение, а в 10 часов был дома.