Ната Чернышева - Тропою снов

• Название: Тропою снов
• Автор: Ната Чернышева
• Жанр: Фэнтези

---

Он нам с Юлеськой, конечно, ни слова не сказал. Но во взгляде его читался явный интерес. Мол, где и какие это собаки вас кусали. Юлеська сразу под ноги себе уставился, взгляд Верховного терпеть не каждому по силам. Меня, впрочем, тоже хватило ненадолго.

— Упал он, — сказал я наконец, кивая на Юлеську. — Я вытащила. Вот… домой идем.

Баирну только плечами пожал. Глупые, мол, дети, что взять с вас. Подпихнул носком сапога песок — этак небрежно, с ленцой. Взвились из под ног диковинные радужные птицы, я и ахнуть не успела.

Верховный аль-нданн усмехнулся, на нас глядя, понимающе так, с изрядной долей ехидства, да и пошел себе дальше. При каждом шаге из-под его ног разлетались яркие иллюзорные птички, разлетались и гасли, падали вниз обычными песчинками. Магия! Причем самой высшей пробы. Да почему бы и нет, если тебе Силу девать некуда?

— Псих, — с досадой сказал Юлеська вслед, громко говорить, впрочем, поостерегся. — Чокнутый. Совсем с ума съехал…

— Молчи, — говорю. — Молчи, много ты понимаешь там…

Легко списать все чудачества Верховного на старческий маразм. Никто ведь не знает толком, сколько ему лет. Он тысячелетней давности войну помнит, в которой целый Предел истреблен был из нашего мира. Говорят, сам воевал. Говорят даже, будто в падении Вершины Сумрака и его заслуга есть немалая. Очень даже может быть. Нданны высшего круга Посвящения могут жить столько, сколько им захочется. В Междумирье они исключительно по своей воле уходят, когда им жизнь надоедает окончательно. А не похоже было, чтобы нашему Верховному надоело жить!

Да, иногда он ведет себя очень странно. Но все это оттого, что он одинок, как никто другой во всем мире. Нет никого, равного ему по уму, жизненному опыту и Силе. Дети, внуки и правнуки давным-давно завершили свой земной путь, братья и сестры, если они были, — тоже. Не говоря уже о родителях. Не с кем ему разделить горе или радость, счастье или страдание… и бремя ответственности за Вершину Света и весь Накеормайский предел так же в одиночку нести приходится. Люди боятся его, сочиняют всякие небылицы, плетут всякую ерунду — со страха! Это ведь проще, чем попытаться понять. Хотя бы попытаться!

— Пойдем, — говорю я Юлеське. — Пошли, недалеко осталось…

Хорошо вернуться в теплый дом! Греть в ладонях кружку горячего шерта, чувствуя, как отпускает потихоньку тело промозглый холод… Пускай осень стонет и плачет за окнами, в маленький мирок домашнего уюта ей доступа нет.

Сешма, нас с Юлеськой увидев, раскудахталась, что твоя квочка. Вот этого у нее не отнимешь — готовности помогать, не считаясь с собственными неудобствами. Что мешало ей остаться дома, среди своих? Нет, пришла ко мне по такой непогоде, дождалась, покуда я вернусь… да ведь и не сидела же праздно: прибралась в комнатах, лампы зажгла, на кухне ужин приготовила. От моих неуклюжих благодарностей она только отмахнулась и даже обиделась, мол, хватит бурчать, ведь мне же нетрудно.

— Не служанка ты мне, Сешма, — сказала я все-таки. — Не обязана ты на меня работать. Что родичи твои о тебе подумают?

— Их проблемы, — сказала Сешма, больная это у нее мозоль — родня. — Лучше ты скажи, что с вами случилось! Вы сами на себя не похожи!

— У него спроси, — кивнула я на Юлеську.

Тот только скривился. Но рот открыть не осмелился. Насмешек ждал, не иначе. Но мне смеяться совсем не хотелось. Глаза б мои этого героя больше не видели…

— Я упал, — сообщил он наконец.

— Куда?

Юлеська начал рассказывать, то и дело косясь на меня. Но я молчала, и он постепенно осмелел, начал по своему обыкновению хвастать. Я молчала. Мне было все равно.

Странное чувство, какая-то непонятная тоска владела мною. Вроде как я сидела за столом, пила горячий шерт, ела сладкие булочки, испеченные Сешмой. Но мои друзья были по одну сторону толстого, непробиваемого стекла, а я — по другую. И пробить эту стену невозможно. Невозможно никак. И… неохотно. Я не хочу бросаться грудью на эту стену! Я хочу просто сидеть в тишине и покое, и чтобы мне никто не мешал, и чтоб умолк, наконец, бесконечных шум этих глупых разговоров…

…Мой наставник, дорей-мастер Норк, приходился мне дядькой — он был старшим братом моего отца. А его жена, госпожа Саемма, была старшей сестрой Сешме. Сешма тоже не поверила, будто мастер Норк мог убить свою жену из ревности. Но она смолчала тогда перед Верховным, как и все остальные. Когда она искренней была? Сейчас, когда со мной почти каждый день проводит или тогда, когда молчала вместе с остальными?..

Юлеська совсем уж разошелся. Его послушать, так храбрец, каких поискать. А то я визга его не слышала, когда он в пропасть летел! Сешма слушает его с восхищением, глаза так и блестят. Вот и вился бы вокруг Сешмы, чем не пара тебе? Красивая, умная, к тебе с симпатией относится. А что на целых четыре весны старше, так по ней того не видать. Нет, тянет тебя на глупые никому, не нужные подвиги. Свернешь когда-нибудь шею, разве это дело?

Колокольчики при дверях вдруг запели — динь-дон. Это были другие колокольчики, не те легкомысленные звонкоголосые малыши, что сторожили вход в мастерскую. Эти были старыми, солидными господами, с густым голосом и древней памятью. Их спросить, так о многом, наверное, услышать можно. Да только как у них спросишь…

— Я открою, — мгновенно вызвалась Сешма.

Кого там принесло, интересно? По такой непогоде… Впрочем, сейчас узнаю.

— Ясного вам вечера, дети!

Да уж. В тон заоконной непогоди приветствие, ничего не скажешь. Сешма сейчас же захлопотала, предлагая гостье шерт и уговаривая отведать булочку. Хотя вот уж кому булочки были совсем уж лишними!

Дорей-целительница, нданна Кемма была чудовищно полна. При высоком, гораздо выше среднего, росте это смотрелось впечатляюще. В кухне сразу же стало мало места. Но полнота целительницы вовсе не была бесформенной. Наоборот, затянутая в шелка фигура смотрелась намного эффектнее, чем у иных городских модниц, годами изнуряющих себя голодом ради тонкой талии.

— Что с тобой, девочка? — сразу обратилась она ко мне. — На тебе лица нет!

— Ничего, — буркнула я.

Сейчас мне достанется… За то, что силы растратила, а восстановить не позаботилась. Кемма вообще была против того, чтобы меня магии учили. Сколько она с Верховными спорила, доказывала, что он зря это делает, что это вредно для здоровья моей души… Да только кто б там ее слушал! Тогда она за меня взялась. И ее забота, можете мне поверить, вовсе не то, что спокойно перенести можно.

Кемма взяла меня за руку. Ее ладонь была сухой и горячей, в ней таилась целящая сила.

— Понятно, — сердито сказала она. — Голова есть на плечах? Чем ты думала, когда Силу тратила, дитя?

Молчу. Юлеська тоже молчит, вину свою чувствует. Но рассказывать не хочется, я и молчу. Не могла же я друга бросить. Или надо было отвернуться, и пусть пропадал бы он в том колодце, зато мое здоровье не пострадало бы. Так, что ли? Сейчас прям. Никогда я предателем не была и не буду!

— Что с тобой делать? — задумчиво спросила Кемма. — А? Что скажешь?

Молчу.

— Пропишем-ка мы тебе постельный режим. Полежишь пару деньков, в себя придешь. А там посмотрим.

Молчу. Лежать я все равно не буду, и Кемма это знает.

— Видишь ли, дитя, — наставительно проговорила она, — твоя жизнь для нашего мира намного ценнее жизней обычных глупышей, коих в каждой дюжине по двенадцать. Ты должна поберечь себя. Если ты погибнешь…

— Лучше сдохнуть, чем жить не по совести, — не выдерживаю я. — Нданна Кемма, лучше и впрямь сдохнуть, чем жить так, как вы мне говорите!

Юлеська съежился на своем месте, стараясь превратиться в что-нибудь маленькое и совсем незаметное. Получилось у него не очень хорошо. Сешма поперхнулась шертом и стала смотреть на нас круглыми глазами. Она никак не могла привыкнуть к тому, что с нданнами можно спорить. Как-то все они тут, в Накеормае, предпочитали не связываться, боялись. А я перед Верховным свое уже отбоялась, что уж мне перед Кеммой трястись коленками. Теперь-то.

— Я его бросить должна была, да? — говорю мрачно. — Чтобы пропал он там ни за что ни про что?

— Если у молодого человека совсем нет ума, — ядовито выговорила Кемма, — он найдет, где свернуть себе шею. Вот только других в это впутывать незачем.

Я даже не стала спрашивать, как она узнала. Для таких, как она, это проще простого. Сняла наши ауры и разобралась за те краткие мгновения, покуда пила поданный Сешмой шерт. Мне лично до такого магического мастерства как до Черностепья пешком.

— Ты еще слишком мала, девочка, — продолжала учить меня Кемма. — Не для твоего возраста то, что ты сейчас постигаешь. Ты жизнью рискуешь всякий раз, когда пытаешься использовать Силу в одиночку, без поддержки старших. Ты можешь погибнуть или, хуже того, лишиться разума. А ты вот так вот легкомысленно к самой себе относишься. Я уже и не знаю, как объяснить, чтобы до тебя наконец дошло: нет сейчас ничего важнее твоего собственного здоровья. Ты — наша надежда, понимаешь? Ты умеешь создавать артефакты, тебе вся Триада высших сил подвластна — о таком даже слухов никогда не было! Чтобы человек в твоем возрасте был способен на это. Чтобы вообще хоть кто-то это умел. А твой приятель, он кто? Обыкновенный глупый мальчишка. Никогда ему не встать вровень с тобой. Так кто из вас обоих важнее, от кого пользы больше?