Маргарет Махи - Пространство памяти

• Название: Пространство памяти
• Автор: Маргарет Махи
• Жанр: Детская проза

Анонс редакции журнала ИЛ: Много ли мы знаем новозеландских писателей? Знакомьтесь: Маргарет Махи. Пишет большей частью для подростков (лауреат премии Андерсена, 2007), но этот роман – скорее для взрослых. Во вступлении известная переводчица Нина Демурова объясняет, почему она обратила внимание на автора. Впрочем, можно догадаться: в тексте местами присутствует такая густая атмосфера Льюиса Кэррола… Но при этом еще помноженная на Франца Кафку и замешенная на психоаналитических рефлексиях родом из Фрейда. Убийственная смесь. Девятнадцатилетний герой пытается разобраться в подробностях трагедии, случившейся пять лет назад с его сестрой. И реконструкция памяти заводит его в какие-то совершенно непредсказуемые бездны и закоулки сознания. Здесь не всегда понятно, находимся ли мы внутри грандиозного сновидения или все-таки в реальности: повествование эффектно балансирует между двумя сферами. Но если про сознание главного героя все не вполне ясно, то память его загадочной и случайной подруги, старушки Софи, поражена недугом вполне конкретным – болезнью Альцгеймера. И это местами превращает текст в нескончаемый макабрический анекдот, в котором смех смешивается с жалостью и печалью. Действительно горький коктейль.

Опубликовано в журнале "Иностранная литература".

---

— Маленькое представление! — крикнул Джонни ему вслед.

Он знал, что обращается к тому, невидимому Джонни прошлых лет, который так и танцует с тех пор на этом берегу.

"Просто они хотят, чтобы на них обратили внимание", — говорила мать, помогая ему смыть нарисованные толстые красные губы и черные ресницы. Она ему сочувствовала, но считала, что скандала устраивать не стоит.

"Позвони в школу! Нельзя такое спускать! — негодовала Дженин. — Ведь при мне они его и пальцем не трогают".

Это была правда. На этот раз она, как ни странно, была на его стороне; чуть не тряслась от ярости, влетев в их скромную гостиную в колвиллском доме.

"А все этот отвратный Нев Фаулер! Я ему нравлюсь, а он мне противен. Он и Джонни задирает только затем, чтобы я его заметила. Только не выйдет! Буду просто смотреть мимо, словно его и нет".

"Ты никогда не станешь мужчиной, если не научишься сам за себя постоять", — говорил отец. В его голосе звучало не столько презрение, сколько обида, словно Джонни нарушил данное ему обещание. Джонни никогда не сомневался в том, что отец его любит, хотя это была какая-то непонятная любовь, запрещавшая ему защищать сына: он боялся, что так сын никогда не научится сам себя защищать. Казалось, будто колвиллские парни были ему ближе, чем Джонни.

"Вот видишь! — кричал он матери. — Может, танцует он и хорошо, только из-за этой чечетки у него бесконечные неприятности с ребятами — обыкновенными ребятами! Он слишком много играет с девочками".

Он не одобрял выступлений сына, хотя получаемые гонорары производили на него впечатление, в чем он, правда, никогда не признавался. Джонни потанцевал еще на том месте, где когда-то испытал такой страх и унижение. В голове у него смутно мелькало: вот бы кто-то возник и затеял драку — он им покажет, что он теперь такая сила, с которой нельзя не считаться. Когда его охватывала ярость, он всегда испытывал странное облегчение, зная, что вот-вот потеряет голову. Порой он даже радовался этому. Отбивая чечетку здесь, на берегу, он, как бывало и прежде, почувствовал радость. На миг почудилось, будто сейчас все станет на свои места, щелк — и все в порядке! Джонни остановился, но на душе все еще было легко.

— Танцую что надо, — похвастался он, глядя на свои ноги.

Рев белого фургона, который снова пронесся мимо, заглушил его слова. Возможно, водителю хотелось еще разок взглянуть на него, но Джонни даже не посмотрел в его сторону. Он перешел дорогу и свернул на незнакомую улицу, которая, по его расчетам, должна была вывести назад. Так и получилось — спустя немного он вышел к железнодорожной линии, а оттуда уже рукой подать до улицы Маррибел.

"Ладно, а теперь что? — подумал он. — Вернуться домой, помириться с родителями, а потом, пожалуй, позвонить на службу отцу или матери Бонни и объяснить, что ему в руки попала Боннина книжка, которую он хотел бы ей вернуть. Или, может, махнуть на все рукой и больше не пытаться увидеться с Бонни? Положим, он ее найдет, что, интересно, он ей скажет?" И все же он не мог отказаться от этой подсказки, которую невзначай ему подкинул случай, он прямо-таки ощущал, что держит в руке путеводную нить. Ветер доходил до него холодком. Он поежился и вспомнил, что оставил блейзер у Софи. С досадой и в то же время с тайным необъяснимым облегчением понял, что должен вернуться в ее дом. Придя к этой мысли, он сунул руки в карманы джинсов — и обнаружил ключ от парадной двери Софи.

Дойдя до ее дома, Джонни остановился на противоположной стороне улицы и недоверчиво уставился на него. Вспыхнул красный свет, машины встали длинным чередом, уходящим в самый конец улицы Маррибел. Лавируя между машинами, он перебежал улицу, отпер дверь и вошел в дом.

Его не было часа полтора, не больше, но в атмосфере дома что-то изменилось, хотя он и затруднился бы сказать, что именно. Конечно, он и сам приложил к этому руку. В передней возле лестницы уже не так сильно пахло гнилью. Открыв окна, он немного освежил годами не проветриваемый спертый воздух. Наверху слышался шум. Кто-то с грохотом открывал и захлопывал створки шкафов и ящики, видно, упорно и нервно что-то искал.

Несколько кошек следили, мяукая и выгибая спины, как Джонни поднимался по лестнице. Одна вышла ему навстречу — юная белая кошечка с серыми пятками; она, как это умеют некоторые кошки, мяукала, широко разевая рот. Он видел ее розовое нёбо и острые зубы, но не слышал ни звука. Джонни протянул к ней руку, но она, держась на расстоянии, изящно поднялась на задние лапы, так что он смог погладить лишь макушку.

Зайдя в гостиную, Джонни тотчас понял, что, пока он бродил по улицам Колвилла, Софи кто-то посетил. Он не только почуял запах табака, но и увидел окурок в блюдце, которое он вымыл два часа назад, и впервые в жизни рассердился, словно рачительная хозяйка, возмущенная тем, что люди не ценят ее усилий.

Кружась, словно мышь, по комнате, Софи аккуратно перекладывала вещи — она бы сказала: "Прибирала", — подумал Джонни. За время его отсутствия в комнате произошло множество мелких, но значительных перемен. Подушки с одного кресла переместились на другое, а в ящичках секретера теперь лежали тряпка для мытья посуды, солонка и пара очков без стекол. Софи включила обогреватель на полную мощность и выставила перед ним чашки с блюдцами, словно собиралась устроить на полу пикник. Два относительно чистых посудных полотенца, которые он оставил на кухне, украшали спинку дивана. Сама Софи тоже выглядела по-иному. Нарядилась в синее платье; правда, как заметил Джонни, она просто натянула его поверх всего, что было на ней раньше. Когда Джонни бодро ступил в комнату, она с тревогой подняла глаза.

— Я только что заплатила! — воскликнула она с дрожью в голосе. — А теперь моя сумочка куда-то пропала.

— Только что заплатила — за что? — спросил Джонни с подозрением.

— У меня есть расписка, — оправдывалась она, переводя взгляд на стол.

— Тебе ничего не надо платить, — сказал ей Джонни. — Это я.

— Кто это "я"? — спросила она не без колкости.

Джонни увидел свой блейзер, висевший на плечиках у пустого камина, и поторопился надеть его. В любую минуту Софи могла его выгнать.

— Я! — ответил Джонни осторожно. — Ты же меня знаешь.

На краешке стола лежала розовая расписка, аккуратно сложенная, свежая, чистенькая. Джонни взял ее и развернул. "Спайк", — прочитал он. Полагаться на Софи было невозможно, но Джонни не сомневался, что на этот раз она не ошиблась. К ней только что заходил кто-то, домохозяин или его посыльный, она заплатила за жилье и получила расписку.

— Сколько же ты платишь за дом? — спросил он и посмотрел на расписку. — Девять долларов. Должно быть больше.

— Ах, это ты! — внезапно вскрикнула Софи. — А я-то подумала, это хозяин. — Она заулыбалась. — Сейчас дам тебе чайку. Я помню, какой ты любишь. Уж этого я не забуду.

Джонни помахал распиской.

— Сколько же? — не отступал он.

— Я никогда не задерживаю, — произнесла Софи убедительно. — Плачу сразу же. Эррол всегда так поступал. Он, бывало, говорил: "А вы сделаете скидку, если я заплачу наличными?" Милый Эррол. Прирожденный джентльмен, другого такого поискать. Пойду поставлю чайник.

— Так ты помнишь, какой я чай люблю? — спросил Джонни без особого энтузиазма, а она улыбнулась ему в ответ так, словно меж ними была какая-то тайна.

Войдя вслед за ней на кухню, Джонни проверил тайник под раковиной. Все было на месте. Он открыл прибранный им ящик, чтобы положить расписку вместе с остальными, и обнаружил, что за время его отсутствия здесь тоже произошли перемены. Оранжевый блокнот, аккуратно сложенная бечевка и резинки исчезли. Расписки были на месте, но рядом с ними лежали провод для электрического чайника (откуда он взялся, неизвестно), моток ниток с засунутым внутрь карандашом и блюдце с апельсиновой кожурой.

— Где твоя сумочка, Софи? — спросил Джонни.

— Сумочка? — задумчиво повторила она. — Совершенно верно. Ведь я искала сумочку.

И она с тревогой огляделась.

Потом они искали сумочку — долго, упорно и безрезультатно. Сумочки нигде не было. Джонни проверил все полки, одну за другой, все шкафы, заглянул под кресла, за шторы и под подушки, но все было напрасно. Зато под подушкой он нашел два апельсина, в шкафчике в ванной — одну из кошачьих мисок. Он постоял над секретером, хмуро изучая содержимое одного из ящиков: выжатый тюбик из-под зубной пасты, плечики для пальто, обвязанные зелеными и оранжевыми нитками, одно-единственное старомодное металлическое бигуди, стеклянную мисочку с яичной скорлупой, набор иголок. Взятые по отдельности, они были достаточно невинны, но, собранные вместе, тревожили своей явной несовместимостью. Однако сумочки обнаружить не удалось. Джонни и не думал ее найти, хотя и продолжал настойчиво искать. Куда бы он ни шел, Софи семенила за ним следом, тревожась и оплакивая потерю.