Андре Кастело - Королева Марго

• Название: Королева Марго
• Автор: Андре Кастело
• Издательство: «Молодая гвардия»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-235-02314-5

Судьбу этой женщины нельзя назвать счастливой, хоть и была она королевой Франции. Ведь ей выпало жить в эпоху Религиозных войн; она была непосредстоенным свидетелем Варфоломеевской ночи и других кровавых событий, связанных с расколом католической церкви.

Восхищенные современники восславили ее красоту и столь много рассказали о любовных увлечениях, что с тех пор на протяжении нескольких столетий писатели и поэты, а в наше время уже и кинематографисты неустанно обращаются к ставшей легендарной истории ее жизни.

Книга Андре Кастело написана на основе только фактов и документов, так что читателю предоставляется редкая возможность познакомиться с подлинной биографией этого реального исторического персонажа, хотя, несомненно, узнав тайну Марго-королевы, мы все-таки никогда не сможем разгадать тайну Марго-женщины.

---

Анжу не осталось ничего другого, как возвратиться во Францию. То был конец прекрасной мечты. Вместо распростертых объятий Екатерина встретила его криком:

— Лучше бы ты не родился на свет! Тогда из-за тебя не сложило бы головы столько благородных людей!

Но если уж доискиваться главной причины фландрского разгрома, то не лежит ли часть вины за него и на королеве Наваррской, не она ли подтолкнула своего младшего брата на эту авантюру?

Глава XII ДРАМА

Такая красота, скорее божественного, нежели человеческого происхождения, несет людям потери и проклятие, но не спасение.

Дон Хуан Австрийский

При виде сестры король неизменно делал улыбающееся лицо, все еще надеясь, что она сумеет убедить мужа приехать вслед за ней в Париж. Уже одним своим присутствием, считал Генрих III, он внес бы расстройство в планы сторонников Гизов — на Маргариту возлагалась задача помешать тому, кто был ее первой любовью. Вот почему, следуя просьбе Генриха III, королева Наваррская вновь принялась уговаривать мужа: «Вы найдете здесь соратников, которых потеряли в долгих баталиях последних лет, и за каких-нибудь восемь дней здесь обретете их больше, чем за всю остальную жизнь в Гаскони. Вы найдете здесь благорасположение короля, которое поможет вам согласовать с ним ваши интересы… Смиренно умоляю вас принять мои слова как глас человека, который превыше всего на свете ставит любовь к вам и желает вам блага…».

Злая на зятя, который упрямо не соглашался покинуть свою Гасконь, королева Екатерина закусила удила. Она заявила, что королева Наваррская не вправе ронять свою честь, мирясь с присутствием Фоссез, которая, как всему миру известно, является любовницей ее мужа. И Екатерина без промедления отправила девушку домой, к матери. Когда о происшедшем узнал Генрих — это было в мае 1582 года, — он пришел в ярость и отправил в Париж Антуана де Фронтенака, приказав ему заявить королю самый решительный протест. Что тот и изложил в выражениях, так ошарашивших Генриха III и обеих королев, что они не сразу пришли в себя.

Оправившись от потрясения, Маргарита выбрала лучшее из своих перьев и какими-то странными чернилами написала мужу следующее письмо: «Если бы вы попросили меня держать при себе девушку, которая родила от вас ребенка, то, в согласии со всеобщим мнением, вы бы тоже сочли, что это двойной стыд, — из-за оскорбления, которому вы бы меня подвергли, и из-за репутации, которую я бы приобрела. Вы пишете, что, дабы закрыть рот королю и королевам Екатерине и Луизе, как и всем, кто меня судит, я должна отвечать, что вы любите ее, а потому и я ее люблю. Такой ответ был бы хорош в устах кого-нибудь из ваших слуг или служанок…»

…но не в устах королевы Наваррской! Легко представить, как хотелось ей дописать эти слова и как гордо в эту минуту дочь и сестра королей вскинула голову. Ей надоело быть чересчур снисходительной женой.

«Если бы мое происхождение не соответствовало чести быть вашей женой, такой ответ был бы даже неплох; но, поскольку я та, кто я есть, он просто неуместен; так что воздержусь… Того, что пришлось выстрадать мне, не то что на долю принцессы — на долю простой девушки не выпадало». Ведь она помогла утаить роды Фоссез, которые чуть ли не сама и принимала! Более того, «однажды утаив собственную ошибку, с тех пор вынуждена была уже придерживаться ее. И если все это не означало желания вам угодить, — заключает Маргарита свое письмо, — то, право, уж и не знаю, что это могло означать в ваших глазах».

Екатерина тоже обмакнула перо в свои едкие чернила, чтобы объяснить зятю причины изгнания из Лувра «этой красивой сучки». А уж затем королева-мать дала себе волю высказать все, что давно накипело у нее в душе: «Вы не первый молодой муж, который не удержался от соблазнов в подобных делах; но в моих глазах вы первый и единственный, кто, коль скоро это случилось, осмеливается говорить со своей женой подобным языком. Я имела честь быть женой короля, моего сеньора и суверена, и если случалось ему бывать особенно сильно опечаленным, так это когда он узнавал, что мне все известно…». И Екатерина напомнила, какой позиции она придерживалась перед любовницами Генриха II, когда тем предстояло разрешиться плодом внебрачной любви: «Нельзя же из-за них поносить благородных женщин и оскорблять их дом на потеху публичным девкам». Королева-мать притворилась, будто вообще не верит, что Генрих Наваррский может подобным образом вести себя:

«Вы человек слишком благородного происхождения, чтобы быть в неведении, как должны вы жить с дочерью вашего короля, которая, помимо всего прочего, почитает и любит вас, в чем и состоит истинное предназначение всякой благородной женщины».

Генрих мог бы легко возразить, что Маргарита «почитала» его весьма странным образом, пуская в свою постель Шамваллона и столько еще других любовников… В это время новый инцидент обострил отношения в Лувре: Генрих III потребовал у сестры, чтобы она отдалила от себя мадам де Дюрас и мадемуазель де Бетюн «как особ крайне распутного поведения».

Впоследствии Генрих Наваррский с иронией напишет Екатерине, что он ничего не знал о скандальном поведении мадам де Дюрас и мадемуазель де Бетюн, «а между тем, учитывая, что Маргарита имеет честь быть такой, какая есть, я рискнул бы несколько огорчить ваше доброе сердце, если бы издали озаботился ее поведением больше, чем Ваши Величества, будучи с ней рядом».

Это насмешливое письмо еще не дошло до Парижа, когда Генрих III пуще прежнего принялся настаивать на приезде короля Наваррского — на что тот с тем же постоянством отвечал, что сейчас об этом не может быть и речи.

Со своей стороны Марго попробовала приманить мужа, написав ему о балах и новых играх при дворе, «которые устраиваются два раза в неделю… Если вы человек чести, то вы оставите свои деревенские привязанности и явитесь сюда, чтобы жить среди людей».

Намерение вернуть мужа ко двору не мешало ей нежно ворковать со своим Шамваллоном… который, чтобы незамеченным попасть в ее дом на улице Кюльтюр-Сент-Катрин, однажды велел доставить себя туда в деревянном сундуке — и был внесен прямо в ее комнату, освещенную горящим факелом. Она ждала его, уже раздетая, лежа на простынях из черной тафты. «Сколько приятных наслаждений вы доставляете мне…» — с восторгом напишет ему Маргарита чуть позже.

Само собой, содержание деревянного сундука, факелы и простыни из черной тафты сделались сюжетом пересудов всего двора. Посол Тосканы в своем докладе, отправленном во Флоренцию, прямо так и выразился: «неслыханный бордель».

Странная идея захватила Маргариту: устроить брак своего поклонника, «чтобы удобней было чаще видеть единственное солнце моей души». Будущая мадам Шамваллон послужила бы ширмой для их отношений… и двор перестал бы следить за каждым шагом холостяка. Двое любовников смогут укрепить свою нежную интимную связь. По крайней мере, так это им представлялось… Сначала королева предложила ему вдову, «женщину красивую и достойную», а когда он отказался, выбрала новую кандидатку, «еще красивей, еще добрей». Но Шамваллон предпочел сам выбрать себе супругу, и 20 августа 1562 года он женился на Екатерине де ла Марк, дочери герцога де Буйона, правившего в княжестве Седан. Такая прекрасная партия не могла быть выбрана только с целью маскировки. «Значит, нет справедливости на небе, нет верности на земле, — с возмущением написала Маргарита своему любовнику. — Гордитесь, что предали мою слишком горячую любовь! Смейтесь надо мной, обманутой!».

Страдание ее безмерно: «Что останется от моей свободы и от моей жизни, если однажды я лишусь вашего божественного присутствия, чем наполнить душу, ненасытно требующую удовольствия созерцать вас?». Тем не менее она взяла себя в руки: «Я единственная причина своего несчастья, неосмотрительности и невезенья». Не без примеси мазохизма она называет себя «мученицей любви»: «Мой прекрасный, я радуюсь и извлекаю огромное утешение из своего несчастья…».

Она писала ему каждый день. Это лихорадочные описания страсти и горького смятения, что не мешало каждое письмо заканчивать пылкой фразой: «Целую миллион раз ваши прекрасные и любящие губы…».

Но она тут же впадала в «апатию» и звала смерть, ставшую «единственным желанием моего сердца. Я настолько свыклась с этой мыслью, что она служит мне утешением, и я не испытываю никакого расстройства, думая, что она принесет облегчение и вам. Каким бы образом ни пришла смерть, лишь бы она пришла скорей: я хочу ее, я желаю ее и молю богов ускорить свою слишком медленную помощь…».

Неожиданно Шамваллон впал в немилость у герцога Анжуйского. Маргарита снова стала ему нужна. Можно представить, с какой радостью она его встретила… их свидания возобновились с помощью все того же деревянного сундука — средства, может, и практичного, но не самого удобного!