Автор неизвестен - Песни южных славян

• Название: Песни южных славян
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 1976

Южными славянами называют народы, населяющие Балканский полуостров, — болгар, македонцев, сербов, хорватов, словенцев. Духовный мир южнославянских народов, их представления о жизни и смерти, о мире. в котором они живут, обычаи, различные исторические события нашли отражение в народном творчестве. Южнославянская народная поэзия богата и разнообразна в жанровом отношении. Наряду с песнями, балладами, легендами, существующими в фольклоре других славянских народов, она включает и оригинальные, самобытные образцы устного творчества.

В сборник вошли:

Мифологические песни.

Юнацкие песни.

Гайдуцкие песни.

Баллады.

Перевод Н.Заболоцкого, Д.Самойлова, Б.Слуцкого, П.Эрастова, А.Пушкина, А.Ахматовой, В.Потаповой и др.

Вступительная статья, составление и примечания Ю.Смирнова

---

Три пленника[408]

Горько плачут сербы-воеводы
У паши скадарского в полоне,
А за дело? Нет ведь, не за дело!
За налог с камней бесплодных Брда,[409]
Загордились горные юнаки
И султану податей не платят.
Обманул их всех паша скадарский,
Заманил к себе их честным словом,
Бросил сербских воевод в темницу,
А один был Вуксан из Роваца,[410]
А другой был Лиеш из Пипера,[411]
Третий же был Селак Васоевич.[412]
Горько стонут пленники в темнице,
Опротивела неволя сербам,
Спрашивает Вуксан из Роваца:
«Братья дорогие, воеводы!
Верно, нам придется здесь погибнуть,
Что кому из нас всего дороже?»
Отвечает Лиеш из Пипера:
«Братья, вот что мне всего дороже:
Я сыграл совсем недавно свадьбу,
Дома у меня жена осталась,
Не бранились мы, не целовались,
Не ругались мы, не миловались,
Это горше мне всего другого».
Отвечает Селак Васоевич:
«Братья, вот что мне всего дороже;
Дома у меня казна осталась,
И дворы, и всякие угодья,
И стада овечьи по нагорьям;
Мать осталась без любви сыновней,
А сестрица — без заботы братской,
И кукуют обе, как кукушки,
Во дворе моем широком, белом».
Отвечает Вуксан из Роваца:
«Братья, так не говорят юнаки.
Белый двор и у меня остался,
И моя старуха мать горюет.
Верную жену я взял недавно,
Милую сестру не выдал замуж,
Но жалеть об этом я не буду.
Я жалею, что я здесь погибну,
Что погибну, не оставив сына».
А пока юнаки говорили,
Палача прислал паша Скадарский,
Вот кричит он у дверей темницы:
«Кто тут будет Лиеш из Пипера?
Пусть выходит из тюрьмы проклятой
Выкупили Лиеша пиперцы,
Злата-серебра без счета дали,
Все стада пиперские овечьи
И рабыню-девушку в придачу».
Обманулся Лиеш-воевода,
Вышел Лиеш к воротам темницы,
А палач из-под полы взял саблю,
Размахнулся — голова слетела,
Туловище оттащил в сторонку
И назад к темнице воротился,
Выкликает снова у темницы,
Селака зовет он воеводу:
«Кто тут будет Селак Васоевич?
Пусть выходит из тюрьмы проклятой,
Ожидает сына мать-старуха,
Выкупила у паши юнака,
Привела паше коров с волами,
И овец, и беленьких ягняток,
Принесла ему казны без счета».
Обманулся Селак-воевода,
Вышел Селак к воротам темницы,
А палач из-под полы взял саблю,
Размахнулся — голова слетела,
Туловище оттащил в сторонку
И назад к темнице воротился.
Выкликает снова у темницы,
Вуксана зовет он воеводу:
«Выходи-ка, Вуксан из Роваца,
Выкуп привезли паше ровчане,
Дали за тебя две бочки денег,
Все венецианские дукаты,
И овец с ягнятами пригнали,
И рабыню-девушку в придачу».
Но Вуксан был лютою змеею.
Обмануть себя он не дал турку.
Подошел он к воротам темницы,
Палачу турецкому промолвил:
«Смилуйся, палач, ты напоследок,
Руки мои белые распутай,
Чтоб я снял одежды дорогие,
Скинул с плеч зеленую доламу,
Под доламой токи на три ока,
Токи те в Млетаке отковали,
Плачено за них пятьсот дукатов.
А внизу рубашка золотая,
А ее не пряли, и не ткали,
И узорами не расшивали,
Ту рубашку подарила вила,
Кровью бы ее не испоганить».
Как польстился турок на рубашку,
Руки белые распутал сербу,
Но не стал снимать одежду пленник,
Выхватил у палача он саблю,
Голову срубил ему с размаху,
Побежал по городу Скадару.
Бросились навстречу воеводе
Тридцать горцев, тридцать малисорцев.[413]
Вуксан не дается туркам в руки,
Как махнул направо и налево,
Отрубил он головы всем туркам,
Без оглядки мчится воевода,
Подбежал к мосту через Бонну,
Там увидел он судью с ходжою,
Воеводе так они сказали:
«Стой, ни с места, Вуксан-воевода,
А не станешь — головы лишишься!»
Отвечает Вуксан-воевода:
«Слушайте меня, судья с ходжою,
Некуда вперед мне подаваться,
Некуда назад мне возвращаться».
Размахнулся — головы слетели,
Бросил он обоих турок в реку,
Побежал еще быстрее дальше,
Вслед за ним в погоню мчатся турки,
Конные Вуксана еле видят,
Пешие и услыхать не могут.
Прибежал домой живым-здоровым,
Старой матери своей на радость
И на счастье всей дружине нашей.

Плен Стояна Янковича[414]

Как забрали турки ровные Котары,[415]
Дворы Янковича[416] разорили,
Взяли в плен Смилянича Илию,[417]
Со Стояном Янковичем взяли.
У Илии в доме молодайка,
Дней пятнадцать, как он оженился,
У Стояна в доме молодайка,[418]
Лишь неделя, как он оженился;
Во Стамбул юнаков взяли турки,
Подарили славному султану.
Девять лет они пробыли[419] в рабстве
И семь месяцев на год десятый;
Потурчиться их султан заставил,[420]
Близ себя для них дворы поставил.
Раз Илия говорит Стояну:
«Ой, Стоян, ты мой любезный братец,
Завтра пятница — турецкий праздник
Выйдет царь со свитой на прогулку,
И царица выйдет на прогулку.
Укради ключи от царских ризниц,
Я ключи достану от конюшен,
Вместе мы казны себе награбим,
Добрых двух коней себе достанем,
Убежим с тобою в ровные Котары;
Неплененных родичей увидим,
Нецелованных жен поцелуем».
И на том договорились братья.
Пятница пришла — турецкий праздник
Вышел царь со свитой на прогулку,
И царица вышла на прогулку.
Взял Стоян ключи от царских ризниц,
Взял ключи Илия от конюшен,
Царскую казну они забрали,
Добрых двух коней себе достали,
И помчались братья в ровные Котары.
Как они приехали к Котарам,
Янкович Стоян сказал Илии:
«О Илия, мой любезный братец!
Ты в свой белый двор ступай скорее,
Я ж пойду скорее к винограду,
К винограду, к зеленому саду,
Погляжу я на свой виноградник,
Кто-то вяжет, кто его лелеет,
В чьи-то руки этот сад достался».
К белому двору пошел Илия,
А Стоян пошел в свой виноградник.
Матушку свою Стоян увидел,
С матушкой в саду он повстречался.
Косы режет матушка-старуха,
Косы режет, виноградник вяжет
И слезами лозы поливает,
Поминает своего Стояна:
«Ой, Стоян мой, яблочко златое,
Матушка твоя тебя забыла,
А невестку позабыть не может,
Нашу Елу, перстень ненадетый».
Поздоровался Стоян со старой:
«Бог на помощь, сирая старушка!
Никого нет, что ли, помоложе,
Чтоб ходить за этим виноградом,
Ты-то ноги ведь едва волочишь?»
Горестно старуха отвечает:
«Здравствуй и живи, юнак незнамый!
Никого здесь нету помоложе,
У меня был сын Стоян когда-то,
И того угнали в рабство турки,
Вместе с ним двоюродного брата,
Моего племянника Илию.
У Илии в доме молодайка,
Дней пятнадцать, как он оженился.
У Стояна в доме молодайка,
Лишь неделя, как он оженился.
А сноха — адамово колено —
Девять лет Стояна дожидалась
И семь месяцев на год десятый,
А теперь она выходит замуж;
Не глядят глаза мои на это,
Оттого и в сад я убежала».
Как Стоян услышал эти речи,
К белому двору поторопился,
Застает он там нарядных сватов,
И Стояна сваты привечают
И с коня за трапезу сажают.
Как вина Стоян напился вдосталь,
Тихие Стоян заводит речи:
«Ой вы, братья, нарядные сваты,
Не дозволите ли спеть мне песню?»
Отвечают нарядные сваты:
«Отчего же нет, юнак незнамый.
Отчего же не попеть немного?»
И запел Стоян высоко, звонко:
«Птица ластовица хлопотала,
Девять лет она гнездо свивала,
А сегодня гнездо развивает.
Прилетел к ней сив-зеленый сокол
От престола славного султана,
И развить гнездо он помешает».
Ничего не понимают сваты,
А жена Стоянова смекнула,
Убежала от старшого свата,
В верхней горнице она укрылась
И сестру Стояна призывает:
«Ой, золовка, милая сестрица,
Господин мой, братец твой, вернулся!»
Как сестра про это услыхала,
Вниз из верхней горницы сбежала,
Трижды стол очами оглядела,
Наконец она признала брата,
А когда она признала брата,
Обнялись они, поцеловались,
Два потока слез перемешались,
Плачут оба с радости и с горя,
Но тут молвят нарядные сваты:
«Как же, Янкович, с нами-то будет,
Кто теперь нам за добро уплатит?
Ведь покуда сватали мы Елу,
Поистратили добра немало».
Янкович Стоян им отвечает:
«Погодите, нарядные сваты,
Дайте на сестрицу наглядеться,
За добро вам заплачу с лихвою,
Человек сочтется с человеком!»
Нагляделся Стоян на сестрицу,
Стал одаривать нарядных сватов —
Тем платок, тем тонкую рубашку,
Жениху родную дал сестрицу.
С тем и отбыли из дома сваты.
А как время вечерять настало,
Матушка идет домой, рыдая,
Стонет горько серою кукушкой,
Своего Стояна поминает:
«Ой, Стоян мой, яблочко златое,
Матушка твоя тебя забыла,
А невестку позабыть не может,
Нашу Елу, перстень ненадетый!
Кто-то ждать теперь старуху будет?
Кто-то выйдет матери навстречу?
Кто-то у меня сегодня спросит:
«Матушка, не слишком ли устала?»»
Услыхала то жена Стояна,
Встала перед белыми дворами,
Матушку в объятья принимала,
Слово доброе ей говорила:
«Не горюй ты, матушка, напрасно!
Солнце наконец тебя пригрело,
Вот он, сын Стоян, перед тобою!»
Как увидела старуха сына,
Как увидела она Стояна,
Так и наземь замертво упала.
И Стоян похоронил старуху,
Как положено по царской чести.

Бой средневековых воинов. Деталь фрески (XVI в.). Монастырь в Дечанах (Сербия).