Хассо Грабнер - Искатель. 1976. Выпуск №4

• Название: Искатель. 1976. Выпуск №4
• Автор: Хассо Грабнер
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

На I–IV стр. обложки — рисунок Н. ГРИШИНА.

На II стр. обложки — рисунок Г. СУНДАРЕВА к повести Хассо Грабнера «Македонская дуэль».

На III стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к повести Владимира Рыбина «Трое суток норд-оста».

---

Пока не очнулся в центре управления Корабля. Я лежал на полу и бился в истерике. Психолог разжимал» мне челюсти, вливал витализатор, хлестал по щекам, но я все сильнее закатывался идиотическим смехом. Совершенно неожиданно он сменился безумным воем и плачем. Я лежал скрючившись у своего кресла и рыдал в три ручья, рассказывает Психолог. Он не изменяет истине. Я помню этот момент. Мне действительно было горько и больно. Я не желал возвращаться в действительность.

Хотелось до конца дней своих летать в прозрачном и призрачном мире, купаться в хрустальных лучах солнца, вдыхать зеленый запах первозданной свежести, чувствовать облака, оседающие капельками на горячем лбу, удирать от грозы, нестись к Луне, стараясь достичь наивысшей точки полета, и затем — вниз, с меркнущим от разреженного воздуха сознанием вонзаться в теплый туман, стелющийся над низинами, — отголосок растворенного в сумерках зноя, возвращаться к жизни… Летать, летать, летать… Вечно…»

Я резко бью по клавише выбрасывателя. Кубик, не отыграв, вылетает на стол. Дальше слушать не в состоянии: перехватило дыхание. Последние часы жизни Навигатора — самая трагическая ниточка во всем этом запутанном и прискорбном клубке нелепых смертей.

Он с ювелирной точностью выстрелил Корабль к Земле, отдав управление посадкой Командиру только после того, как убедился в полном восстановлении значения g-тензора. В ясном сознании прошел «контроль», обманув врачебный синклит. Однако слова, запечатленные в фонне, оказались последней разумной записью «снайпера».

Оказавшись дома, он внезапно потерял сознание. А когда пришел в себя, мысли в глазах его уже не было. Он бормотал несусветицу, лепетал как ребенок, пускал пузыри и судорожно дергал руками, как бы пытаясь схватить что-то скользкое, но вместе с тем чрезвычайно важное для него, без чего уйти из жизни он не имел права. «Полный распад сознания», — зафиксировал врач. Он же через полчаса, мучаясь беспомощностью, установил смерть…

Есть еще одна причина, по которой я никогда не дожидаюсь конца фонны Навигатора. На ней по странному стечению обстоятельств оказались записанными слова, произнесенные им за секунду до фатального кровоизлияния. На эту единственную секунду сознание вернулось. И губы прошептали жуткую в своей осмысленности фразу — за малым изменением ту самую, которую произнес когда-то, умирая, Рабле: «Je vais querir le grand Neant».[6]

От этих слов мне становится страшно…

«…Вот и все! Кончен полет, кончен эксперимент, и кончены надежды…» — фонну Командира я включаю с третьей плоскости. Сейчас для меня важнее всего еще раз услышать «сны». Размышлений предостаточно. Ретроспективных повествований — тоже. В сущности, все они повторяют одно другое. Зато «миражи», или «выродки», — случай особый.

«…Внешне все выглядит благопристойно и даже логично. Ни за чем «поехали» и ни с чем вернулись. Или так: в пустоту нырнули, с пустыми руками вынырнули. Взятки гладки. На Нет и суда нет.

А стыдно… В глаза друг другу совестно смотреть, не то что людям… Ведь было там Что-то! Совсем рядом было. Можно сказать, меж нас. Кажется, щупай руками, измеряй, отколупывай кусок, завертывай в бумажку и вези на Землю. Ан не тут-то было: пусто! Сквозь пальцы, точнее, сквозь мозги наши, как вода, утекло. Откуда, ЧТО и куда — бессмысленно спрашивать. Ничего-то мы не поняли, ни в чем-то не разобрались и как не знали до сих пор, так и сейчас ни черта не знаем. Маразм полнейший: семь в общем-то неглупых и основательно подкованных людей, до зубов вооруженных новейшей, точнейшей и умнейшей техникой, сидят в Корабле — восьмом чуде света — и… хлопают ушами, в затылках чешут, руками разводят. Щенки слепые!.. Издевательство в полном смысле слова: будто кто-то намеренно заставил нас идти на немыслимые ухищрения, а потом кукиш показал.

Словечко «кукиш» я не зря употребил. Хоть бы с нами вообще ничего не случилось, так-таки и ничего, тогда бы все понятно было: НЕТ ни гроша в этом вакууме, нет, не было и не будет никогда. А кукиш-то нам показали! Могучий такой кукиш, и у каждого — свой, у каждого в башке целую минуту фига красовалась.

Вот если бы она в «ловушке» из самого что ни на есть вакуума сложилась, да завоняла бы еще нечищеными ногтями — тогда да! Написали бы в отчете просто и бесхитростно: «Абсолютный вакуум при полной изоляции от взаимодействий обладает свойством складываться в фигу». Потом ее замерили бы, высчитали объем, определили топологическую структуру, описали формулами, сняли с каждого пальца дактилограмму, и так далее и тому подобное. Возвращаемся на Землю — нате вам, специалисты по фигурам из трех пальцев! Копайтесь, исписывайте тома, возводите стройное здание теории!

А в нашем-то случае что, скажем, я в отчете зафиксирую? Что страшил повидал каких свет не родил? Что эти страшилы меня чуть не слопали? А доказательства? Нет таковых!!! Ну, привиделось, ну, галлюцинации, ну, перенапрягся… Полежи, молодой, на морском пляже, понюхай озон, поплавай вволю, авось нервы и придут в порядок…

Я и сам бы такое посоветовал любому, если бы от него свои байки услышал. Но ведь не байки!..

Шел я по очень странному лесу. Нет, не так. Лес был как лес: деревья, кусты, трава, полянки с цветами и папоротниками, озерки, холодные ключи — все нормально. И запах земной: зелени, прели, хвои. Но вот заселен этот лес был самым непристойным, так сказать, образом. Что ни зверь, то чудище.

Выглядывало из-за сосен гнусное рыло здоровенного кабана, только вместо пятачка у него красовался пучок фиолетовых щупалец, и шарил он ими по веточкам, листикам, былинкам, не пропускал ни одного стебелька, все время что-то совал себе в пасть — муравьев, тлей, гусениц, я знаю? А одно щупальце без устали хлестало по щетине на спине и боках — отгоняло слепней, видимо. Пасть, впрочем, была кабанья, но без клыков и зубов. Вроде кто-то повыдергивал их, и совсем недавно: кровоточащие лунки в деснах были видны явственно.

Кабан заметил меня, уставил свои затянутые противной полупрозрачной синевой глаза, вдруг собрал все щупальца в тугой комок и выбросил их в мою сторону, издав громкий чмокающий звук. Я отпрянул, скотина же, довольно хрюкнув, вернулась к прерванному занятию.

Низко над землей, прыгая с ветки на ветку, пронеслась стая шимпанзе. И эти мало чем отличались от обычных: ни тело, ни лапы особого внимания не привлекали. Однако на морды я не мог смотреть без брезгливости. Челюсти — не челюсти, а ротовой аппарат как у кузнечика. Вечно жующие красные створчатые пластины, с которых вязкими шариками срывалась густая иссиня-черная слюна.

Выскочила откуда-то пегая кобыла. Умная такая зверюга — с человеческими ушами непомерной величины: каждое — с простыню. Присмотрелся: уши человеческие, но из тончайших розовых хрящей и с перепонками, словно у летучей мыши. Лошадь взмахнула ими и… полетела, почему-то сказав на прощание: «Привет!» Вполне благожелательно, кстати, сказала, и осмысленным, проникновенным голосом.

Свалился сверху обнаженный мозг на паучьих лапках, заскакал по кустарнику, ломая сучья: видно, тяжеленный был очень.

Земля вспучилась передо мной, лопнул холмик, рассыпался мелкими камешками, вылезла клешня с глазами, помигала мне и скрылась.

У гигантского дуба отломился здоровый сук, на его месте дупло вскрылось. Поперла оттуда змея толщиной с хорошее бревно. Это я сперва подумал, что змея: голова питонья. А чуть больше высунулась — оказалось, тысяченожка невиданная: великое множество ног к туловищу приделаны были, маленькие, но шерстью заросшие и с раздвоенными копытцами. Защелкали ножки вниз по стволу, голова уже в клешниной дыре скрылась, а тело все лезло и лезло из дупла: метров сорок в нем было.

А то слоновая черепаха прошествовала мимо. С прозрачным панцирем: все органы сквозь него видно — кровь пульсирует, сердце размеренно ходит, легкие колышутся. Тоже приятного мало.

Дикобразы резвились. Не иглы у них, а тонюсенькие полые стерженьки с раструбами на концах: оттуда вонючая жидкость брызжет.

Жаба припрыгала из чащи — не меньше теленка величиной. Встала на задние лапы и полезла на березу, как заправский сборщик кокосов. Губы трубочкой, лезет, насвистывает чего-то. А вот говорящих, кроме лошади, никого не было.

Я стою окаменело и шепчу себе: «Успокойся. Успокойся. Все нормально. Ты просто немного сошел с ума. Это бывает. Это скоро пройдет». Бормочу эту чушь кретинскую и верю и не верю, что такая чертовщина в действительности происходит.

Окончательно сбрендил я, когда динозавр появился. Раздался треск ломающихся стволов, лес словно распахнулся впереди, и надо мной такая громадина нависла… Небо заслонила. А на ногах-колоннах не пальцы, не когти, не копыта, хотя что я говорю? откуда у динозавров копыта? — присоски! Будто колосс этот ничего не весит и запросто может к облакам унестись, потому присасывается.