Питирим Сорокин - Дальняя дорога. Автобиография

• Название: Дальняя дорога. Автобиография
• Автор: Питирим Сорокин
• Издательство: М., "Московский рабочий; ТЕРРА",
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992

Читателю впервые предлагается перевод автобиографии виднейшего социолога современности Питирима Александровича Сорокина (1889-1968), изданной а США в 1963 году. П. А. Сорокин родился, получил образование и работал до 1922 года в России. Идейная оппозиция новой власти привела его к высылке из страны вместе с другими выдающимися учеными и писателями. С 1923 года жил и работал в США. Автобиография - интереснейшее и живое свидетельство, оставленное нам не только ученым, но и крупным деятелем партии эсеров, секретарем по науке и образованию Временного правительства. Особую притягательность книге придают сокровенность воспоминаний Сорокина, его личностное восприятие, оценка людей, исторических событий, современником и участником которых довелось ему быть.Особое значение имеют главы автобиографии, посвященные изучению созидательных способностей человека (гл. 14-17), деятельности Гарвардского Исследовательского центра по созидающему альтруизму под руководством П. Сорокина (гл. 15).

---

Повернувшись к председателю и козырнув ему еще раз, он добавил: "Имею честь доложить, что мы находимся в распоряжении правительства и Совета и ждем указаний".

Взрыв бомбы вряд ли произвел бы такой эффект, как эта речь. Бешеные, радостные аплодисменты, с одной стороны, вопли, стоны, проклятия - с другой.

Троцкого, Луначарского, Гиммера, Каца и Зиновьева корежило, по выражению моего товарища, как чертей от святой воды. Один из них сделал попытку что-то сказать, но ему сразу же заткнули рот. "Вон отсюда! Убирайтесь!" - кричали члены Совета, и большевики со своими приспешниками ушли.

Полчаса спустя военная музыка зазвучала в залах и коридорах дворца, два полка в полном вооружении приняли под охрану Думу. Большевики определенно потерпели поражение, и силы порядка победили вновь. Когда толпы были быстро рассеяны, мятежных солдат арестовали и разоружили. Около двух часов утра я добрался домой, свалился на кровать и тотчас же заснул.

5-6 июля 1917 года. Сегодня газеты опубликовали документы подтверждающие, что перед возвращением в Россию большевистские лидеры получили большие суммы денег от немецкого генерального штаба (*40). Новость вызвала всеобщее и единодушное негодование.

- Изменники! Немецкие шпионы! Убийцы!

- Смерть им! Смерть большевикам!

Так рычала и вопила толпа, еще вчера точно так же требовавшая крови врагов большевиков. Настроение общественности полностью изменилось, так что теперь приходилось защищать большевистских лидеров от расправы. Кое-кто из них сам добивался ареста, чтобы спасти жизнь. Чтобы не допустить самосуда над кронштадтскими моряками, Чайковский и я вынуждены были проводить их из Петропавловской крепости на корабли. Понимая, что с ними случится, попади они в руки необузданной в ярости толпы, "гордость и слава революции", как Троцкий называл их пару дней назад, съежились от страха и как собаки "поджали хвосты", слыша улюлюкание и проклятия зевак.

"Ты жив? С тобой все в порядке?" - это телеграмма от моей жены, которая находилась в Самаре. Конечно, со мной все было в порядке.

Сегодня Троцкого, Коллонтай и некоторых других арестовали. Ленин и Зиновьев бежали. Сейчас вопрос в том, что делать дальше? Мы, умеренные, не жаждем крови, хотя для того, чтобы пресечь повторение таких бунтов, необходимо проявить большую твердость. Совет склонен быть более терпимым. Я же считаю, что терпимость в этом случае - не что, иное как слабость.

С бунтом покончено, но ничего не сделано, чтобы заставить замолчать ораторов, подстрекавших к нему, и наказать мятежников. Арестованные коммунистические лидеры также вскоре были освобождены.

Мне предложили на выбор три поста при Временном правительстве: помощника министра внутренних дел, директора русской телеграфной службы и секретаря премьер-министра Керенского (*41). После тщательного раздумья я решил принять последнее предложение, хотя и сомневаюсь, что в нынешних обстоятельствах я буду полезен своей стране. Однако, как помощник Керенского, сделаю все от меня зависящее.

Выработка закона о выборах в Учредительное собрание практически закончена. Проект закона очень демократичен, предусматривает полное и пропорциональное представительство всего населения - но мне кажется, что он также годится доя современной России, как вечернее платье для прогулки на лошади.

Несколькими днями ранее, перед тем как я приступил к обязанностям секретаря министра-председателя Керенского, произошло событие, которое глубоко потрясло всех нормальных русских людей, даже тех, кто годами был связан с делом революции. Я говорю о ссылке царя Николая Второго и его семьи в Тобольск (*42). Это было сделано тайно, но за несколько дней до того мой старый друг и соратник господин Панкратов (*43) зашел в редакцию "Воли народа" и сообщил, что назначен руководителем охраны императора и увезет его в ссылку. Панкратов был старым революционером, проведшим двадцать лет своей жизни в тесном каземате Шлиссельбурге кой крепости. Несмотря на это, он был весьма гуманным человеком, без тени неприязни к царю или к старому режиму в целом. Так что я был рад тому, что его выбрали для этой миссии, и чувствовал уверенность, что он сделает все возможное, дабы императорская семья была устроена с такими удобствами, какие только возможны в их положении. Мотивы ссылки никоим образом не были злонамеренными. Напротив, я знаю, что Керенский хотел выслать семью в Англию (*44). Его план не осуществился только потому, что Совет не согласился на это. Именно экстремисты из Совета несут ответственность за плохие условия заключения для царя в Царском Селе. Его положение там в конце концов стало опасным, и если бы июльский мятеж продлился на несколько дней дольше, его, я уверен, обязательно бы убили большевики. Было совершенно необходимо отослать семью куда-нибудь, где их жизни были бы в безопасности и где бы экстремисты не могли заявить, что царь представляет собой опасность для революции. В Тобольске в то время было мало революционных чувств и совсем не было фанатизма, и под охраной команды Панкратова царю не грозили покушения на его жизнь. "И все же, - сказал Панкратов, - если большевики когда-нибудь возьмут верх, один Бог знает, что может случиться".

НОВЫЙ КРИЗИС

Отчаянные телеграфные сообщения о стачках среди рабочих, мятежах солдат и анархических настроениях крестьян вперемежку с телеграммами, выражающими поддержку правительства, от городов, земств, крестьян и рабочих. Все это я прочитываю и наиболее важные сообщения реферирую для Керенского. Однако, все, что я делаю, не имеет смысла, поскольку Керенский почти не занимается конструктивными делами, а вместо этого погружен в составление резолюций, которые ничего не дают правительству. Колеса государственного механизма крутятся вхолостую.

Наконец колоссальный катаклизм, катастрофа наступила. 26 августа (*45) генерал Корнилов начал ее, двинув армию на Петроград с намерением свергнуть Совет и правительство и стать диктатором. Такова, по крайней мере, была версия Керенского, но мне Корнилов представлялся не таким большим грешником, как министру-председателю.

Я хорошо знал взаимоотношения Керенского и Корнилова задолго до их окончательного разрыва. Группа прокорниловских несоциалистов находилась в полной оппозиции к правительству Керенского, которое они обвиняли в быстром развале России (*46). Керенский, со своей стороны, характеризовал Корнилова и его сторонников как государственных изменников (*47). Для защиты от большевиков после июльских событий были созданы новые силы, но вместо объединения перед лицом общего врага армия патриотов разделилась на три лагеря (*48). Большевики были вне себя от радости. Чего еще они могли просить у судьбы? В Совете шла лихорадочная деятельность. Верховный комитет по борьбе с контрреволюцией из 22 членов был избран (*49), и я вошел в его состав. Весьма характерно, что Совет включил в него и несколько большевиков, и мы оказались в неестественном положении, будучи вынуждены работать вместе с "красными" против патриотов. Первое, что потребовали большевики - члены комитета, было освобождение из тюрем их товарищей: Троцкого, Коллонтай и других. Несмотря на мои энергичные протесты, требование выполнили.

Большевик Рязанов (*50) был одним из самых загруженных работой членов Верховного Комитета, он писал прокламации и выпускал бюллетени о положении дел. Кто-то заметил: "Ну можно ли было поверить, что Рязанов и Сорокин когда-либо станут работать вместе? Лично я нахожу это забавным".

Но я не находил это особенно забавным. Революция, как и политика вообще, часто сводит вместе случайных людей.

Верховный Комитет получил информацию: наша пропаганда оказалась столь действенна, что войска Корнилова уже колеблются и выражают нежелание продолжать поход на Петроград. Два-три часа спустя пришло недвусмысленное подтверждение того, что армия Корнилова находится на грани мятежа. Следующим утром генерал Крымов, командующий "контрреволюционными" воинскими частями, явился к Керенскому и после короткого разговора вышел и застрелился (*51). По-моему, все корниловское дело было трагедией. Мотивы Корнилова и Крымова, его главного помощника, были абсолютно чистыми и патриотическими. Ни в коей мере это не было "контрреволюцией".

Теперь триумф большевизма - это лишь вопрос времени. Правительство, потеряв уважение всех несоциалистических групп, отныне висело на волоске и его падение стало неизбежным.

* * *

Я должен был ежедневно выносить вид моей жены и друзей, страдавших от голода. Никто не жаловался, наоборот за веселыми разговорами мы старались забыть о пустых желудках. Ну что же, будем считать это тренировкой характера.

Во всех полках большевики организовали Военно-революционные комитеты. Это семена новых мятежей. Я приобрел револьвер, но застрелю ли кого-нибудь? Вряд ли.