Георг Форстер - Путешествие вокруг света

• Название: Путешествие вокруг света
• Автор: Георг Форстер
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Книга Георга Форстера, выдающегося немецкого ученого, просветителя и революционного демократа, представляет собой описание второй кругосветной экспедиции Дж. Кука, в которой автор участвовал в 1772—1775 гг. После этого плавания мифический Южный континент навсегда исчез с географических карт. Зато на них появились важные открытия, совершенные экспедицией в Океании и Южной Атлантике. Форстер — родоначальник жанра научно-художественного описания путешествий. Увлекательный рассказ о природе и населении многих островов Океании, о плавании в тропических и ледовых морях перемежается в книге с глубокими нравственно-философскими размышлениями.

---

Доверившись вновь заключенному мирному союзу, мы решились переступить проведенную линию и оказались среди дикарей. В силу своей природной болтливости они тотчас залопотали друг с другом и с нами и начали обучать нас своему языку, очень удивляясь тому, что мы так быстро запоминаем слова, и, казалось, задумывались над тем, как возможно выразить звучание слов с помощью карандаша и бумаги. Насколько усердны они были, обучая нас своему языку, настолько интересовал их наш язык; они очень точно, с достойной восхищения готовностью повторяли все, что мы им говорили. Желая получше испытать подвижность их органов речи, мы попробовали предложить им самые трудные знаки из всех европейских языков, например русское щ, однако они не споткнулись даже на нем и с первого же раза без труда и ошибок повторили. Едва мы сообщили им название наших чисел, как они очень быстро повторили их на пальцах; короче говоря, все их телесные недостатки вполне восполнялись остротой ума.

Мы захотели приобрести кое-что из их оружия, однако они не проявили склонности уступить его нам. Но все их колебания прекратились, едва мы предложили взамен носовые платки, куски таитянской материи и английской ткани. На товары, имевшие в их глазах особенно большую цену, они скоро стали обменивать обычные и, наконец, даже отравленные стрелы, однако предупредили нас, чтобы мы не касались их острия пальцем, так как малейшая рана, нанесенная ими, смертельна; другими можно попасть в руку, и это не будет опасно для жизни. Когда мы делали вид, будто, несмотря на это предостережение, хотим пощупать острие, попробовать пальцем, насколько оно остро, они всякий раз с искренней тревогой отдергивали нашу руку, точно остерегая нас от неминуемой опасности.

Кроме луков и стрел на правом плече у них на толстом, сплетенном из травы шнуре висела палица из казуаринового дерева. Как и все их деревянные орудия, она была очень тщательно отделана и красиво отполирована, в нижней части обычно имела утолщение, но была длиной не более 3,5 фута. Ее, видно, пускали в ход в настоящей рукопашной схватке, когда стрелы иссякали. На левой руке островитяне носили круглую дощечку, обтянутую соломой и крепко привязанную к сгибу пальцев. Она имела в поперечнике около 5 дюймов и служила для защиты руки от удара спущенной тетивой. Однако эти деревянные машкеты, как их можно было бы назвать, а также упомянутые выше украшения (браслеты из ракушек, камень, продеваемый в нос, и раковины, какие они носят на груди) слишком высоко ценились, чтобы служить предметом обмена.

Недалеко от берега, где наши люди валили деревья, мы отыскали несколько новых растений. Тем больше сокровищ хранили, видимо, внутренние области острова, который производил впечатление одного сплошного леса. Доктор Спаррман и я обнаружили тропу, по которой можно было пройти довольно незаметно, прячась за кустарником. Мы так и сделали и уже через первые двадцать шагов нашли два прекрасных новых растения. Однако не успели мы спрятать свою ботаническую добычу, как из леса вышли несколько индейцев и знаками дали нам понять, что­бы мы вернулись к берегу. Мы показали им сорванные растения и жестами, как могли, постарались объяснить, что просто ищем травы. Но это не помогло, они настаивали, чтобы мы ушли из леса, и во избежание неприятностей нам пришлось вернуться обратно.

На этом участке леса деревья стояли плотно и заросли низким кустарником, но дальше лес казался более редким. Судя по тому, что оттуда доносились голоса женщин и детей, там, возможно, находились плантации или жилье. Поэтому нам было крайне жаль, что нас обнаружили в такой неподходящий момент. Под деревьями в лесу мы не нашли ничего нового, однако много неизвестных пород могло быть в так называемом подлеске. Что здесь были кокосовые пальмы, бананы, хлебное дерево и другие ценные деревья, мы не сомневались, ибо видели их еще с корабля и уже знали, как они называются на местном языке.

Во время нашего недолгого здесь пребывания капитан Кук попросил у человека, которого считал вождем, свежей воды, и ему тотчас принесли полную калебасу. Вода была очень чистая и прозрачная, ее подали капитану вместе с кокосовым орехом. Но, кроме этой маленькой порции, получить ничего не удалось.

У некоторых островитян с руки свисали маленькие пучки некоей травы, относящейся к новому семейству Evodia и имеющей благоуханные цветы. Чтобы исследовать это растение, мы сняли с их рук несколько пучков, что одни позволили сделать без возражений, другие, напротив, вырвали у нас траву и отбросили с таким недовольным видом, словно это было теперь что-то подозрительное или зловредное. Мы попробовали семена этой травы на вкус, они были приятны и ароматны; не было никаких причин считать эти растения ни ядовитыми, ни просто вредными для здоровья. Почему же индейцы с таким неистовством вырывали их у нас из рук? Понять сие трудно — разве что это растение считается знаком вражды или вызова, подобно тому как некоторые другие растения считаются знаками дружбы и мира[458].

Наступила пора отлива, и вода отошла от берега так далеко, что посуху можно было дойти до рифа, где вокруг наших шлюпок собралась толпа индейцев, желавших менять вещи. Таким образом мы могли оказаться в некотором окружении. Потому части морских пехотинцев было приказано образовать фронт в сторону суши, а другой части — в сторону моря, хотя индейцы не выказывали в отношении нас никаких враждебных намерений. Так что мы беззаботно продолжали свои беседы, да и они без умолку болтали между собой; шум стоял сильнее, чем на самой большой и людной ярмарке.

Вдруг все разговоры смолкли и наступила мертвая тишина. Мы озадаченно переглянулись, в испуге осмотрелись вокруг и ради осторожности присоединились к солдатам. Дикари были смущены не меньше; казалось, они сами опасались какой-то беды, но, увидев, что мы держимся вполне спокойно, стали опять болтать, и за несколько минут всякая настороженность с обеих сторон исчезла.

Ничтожное обстоятельство, послужившее причиной этой тревожной тишины, в то же время красноречиво доказывало, как хорошо эти люди были настроены по отношению к нам. Дело в том, что один из матросов велел какому-то индейцу пустить как можно выше в воздух стрелу. Тот уже готов был это сделать, натянул тетиву, но некоторые из его земляков испугались, что мы неверно истолкуем этот выстрел, начали его отговаривать, а заодно громкими возгласами призвали поберечься остальных. Поэтому вдруг и наступила общая тишина. Вообще вся эта сцена могла бы дать тему как поэту, так и живописцу. Выражение испуга и ожидания, мелькнувшее на всех лицах, дикие, опасливые взгляды, мрачные, угрожающие мины, сияющие отвагой глаза, бесконечное разнообразие поз, характерных движений, когда каждый потянулся к своему оружию, природа, группы индейцев — словом, все вместе составляло сюжет, достойный исторической картины.

Когда переполох утих, наши дровосеки вновь принялись за работу, немало восхищая индейцев своей сноровкой. Показалось и несколько женщин, однако все они еще держались в некотором отдалении от намеченной нами черты. Они были маленького роста и притом самой безобразной наружности, какую мы только встречали в Южном море. На взрослых, вероятно замужних, были короткие куски материи или циновки, достававшие от бедер до колен. Иные носили только шнур вокруг тела с повязанными на нем соломенными жгутами; они, как передник, прикрывали, во всяком случае, самое необходимое. Дети же без различия пола до десяти лет ходили совершенно голые. Некоторые женщины посыпали волосы желтой пудрой из куркумы, другие раскрашивали этой краской лицо, иные даже все тело, что неприятно контрастировало с темным цветом их кожи. Здесь это, конечно, считалось красивым, ибо вкусы людей бесконечно разнообразны. Сей желтый грим, если его можно так назвать, составлял все украшение женщин; во всяком случае, мы не видели больше ничего: ни ушных колец, ни ожерелий, ни браслетов. Похоже было, что до таких украшений здесь падки лишь мужчины. Обычно это служит признаком презрения к женщинам, кои живут в величайшем рабстве. Видимо, так оно было и здесь. На спине женщины носили большие узлы, а в них ребенка, иногда даже не одного, что при их и без того хилом сложении производило тяжкое впечатление. Мужчины не выказывали им никакого уважения, они даже не позволяли им подойти к нам поближе, и женщины держались соответственно: они убегали, когда мы к ним приближались.

К вечеру большая часть толпы разошлась, вероятно чтобы поесть. Вождь пригласил капитана в свою лесную хижину, однако тот не принял приглашения. Побыв еще немного на берегу, он к 11 часам вместе с нами вернулся на корабль. Туземцы спокойно пропустили нас, но оставались на берегу, пока мы не достигли корабля. Господин Бугенвиль на острове Лепро столь же легко не отделался; там индейцы держались дружелюбно лишь до тех пор, пока его люди не сели в шлюпку, а потом обстреляли их из луков, на что те ответили ружейным залпом, так что несколько индейцев упали на землю. Поскольку эти острова расположены близко друг от друга и господин Бугенвиль был там всего несколько лет назад, вероятно, и здешние жители кое-что слышали о могуществе европейцев; потому и держались с нами осторожно.