Николай Крылов - Не померкнет никогда

• Название: Не померкнет никогда
• Автор: Николай Крылов
• Жанр: Биографии и Мемуары

В настоящем издании объединены воспоминания Маршала Советского Союза Н. И. Крылова о героической обороне Одессы и Севастополя, выходившие в свое время отдельными книгами. Николай Иванович Крылов был одним из руководителей обороны этих городов, начальником штаба Приморской армии, сражавшейся за них вместе о военными моряками. Последовательно рассказывая о развитии событий на одесских и севастопольских рубежах, автор опирается на богатый фактический материал, знакомит читателей со многими замечательными людьми — героями Одесской и Севастопольской обороны.

---

Докладывая в последний раз обстановку со старого КП, начальник штадива майор Кокурин сообщил, что убит командир 90-го стрелкового полка Смышляев и его заменил капитан Требушный. Про другой полк дивизии — 241-й — Кокурин сказал: "Фактически его больше нет…"

Да и сама дивизия Капитохина теперь только называлась дивизией. Ее остатки оборонялись разобщенными группами, занимая вместе с моряками береговых служб и боевыми дружинами Северной стороны подготовленные раньше и создаваемые вновь опорные пункты — в отрогах спускающихся к бухте балов, в старых укреплениях, в прочных каменных домах.

Мучительно было сознавать, что героически сражающуюся пехоту не в состоянии поддержать в полную силу наша артиллерия, имевшая еще много орудий: со снарядами стало совсем туго. Большинство полевых батарей перешло на стрельбу прямой наводкой, некоторые вообще молчали,

Журнал боевых действий сохранил сделанную 18 июня запись: "В артиллерийские части отправлено 38 тонн боеприпасов, поднятых водолазами с транспорта "Грузия", потопленного в Южной бухте". Чтобы представить, на что шли люди, сделавшие это, наверное, достаточно сказать, что за тот день в бухтах и вокруг них разорвалось несколько сот крупных авиабомб.

Зайдя, как обычно, ко мне по приезде из войск, Иван Филиппович Чухнов с горечью сказал:

— У бойцов воды нет, а спрашивают об одном — подбросят ли снарядов? Насчет этого ничего нового?

Вода тоже сделалась проблемой — и в городе, и на передовой. Стоял южный июньский зной, прифронтовые колодцы вычерпывались по ночам до дна. Туда, где до воды было далеко, тыловики возили ее в бочках (чуть начнет светать, за водовозами уже охотились швыряющие над дорогами "мессершмитты"). Эта вода шла только для кухонь в для питья, а об умывании во многих частях забыли… Но все невзгоды отступали перед главным, единственно важным — было бы чем бить врага!

— Ночью ожидается "Белосток", — поделился я с Чухновым известием, только что дошедшим до меня от моряков. — Тонн триста снарядов должен привезти.

— Лишь бы дошел! — обрадовался член Военного совета. Из грузовых судов один этот небольшой транспорт продолжал ходить в Севастополь. И пока ему везло: многократно атакованный самолетами, подводными лодками, катерами, "Белосток" счастливо избегал попаданий бомб и торпед. Преодолел он морскую блокаду и в тот раз. Кроме боеприпасов было выгружено несколько тонн консервов, сошли на причал две маршевые роты. Затем транспорт, как всегда, принял на борт раненых.

Но до Кавказа "Белосток" не дошел. Утром стало известно, что его подкараулили и потопили итальянские торпедные катера, базировавшиеся с недавних пор в районе Ялты.

Это был последний к нам рейс небоевого корабля. Командование флота окончательно решило — впредь посылать в Севастополь кроме подводных лодок только лидеры и эсминцы.

В ту ночь вице-адмирал Октябрьский и дивизионный комиссар Кулаков донесли о положении Севастопольского гарнизона в Ставку. В телеграмме на имя Верховного Главнокомандующего докладывалось: наши потери исчисляются в 22–23 тысячи человек, потери противника намного больше, но, имея абсолютный перевес, господство в воздухе и превосходство в танках, он продолжает огромное давление и, уничтожая наши подразделения бомбоударами, захватывает территорию. "Из всей обстановки видно, — говорилось далее, — что на кромке северной части Северной бухты остатки прижатых наших войск долго не продержатся… Наш следующий рубеж борьбы — южное побережье Северной бухты, гора Суздальская, Сапун-гора, высоты Карагач… Переход на указанную линию обороны будем вынуждены сделать, если немедленно не получим помощи".

Командование СОР просило выделить десять тысяч человек маршевого пополнения, усилить оборонительный район зенитной артиллерией, истребителями и штурмовиками, поставить на линию Кавказ — Севастополь транспортные самолеты с летчиками-ночниками — для доставки снабжения я эвакуации раненых.

Вопрос об организации воздушных перевозок уже не раз ставился перед штабом Северо-Кавказского фронта, но в его распоряжении, должно быть, просто не было пригодных для этого машин и экипажей. В ответ на обращение в Ставку поступило сообщение, что для полетов в Севастополь перебрасывается из Внукова на Кавказ авиагруппа особого назначения Гражданского воздушного флота в составе 20 транспортных самолетов.

Вслед за тем штаб фронта известил, что по указанию Ставки готовится к отправке в Севастополь 142-я стрелковая бригада. Это было неожиданным: вместо маршевых батальонов — отдельная боевая часть (и, как оказалось, сибиряки!).

— Наверное, мы все-таки не вполне, не до конца представляем, — в раздумье сказал Иван Ефимович Петров, — что значит сейчас каждый день, который Севастополь способен продержаться.

* * *

У нас в штабе, где-нибудь недалеко от оперативного дежурного, привыкли видеть командира в морской форме с голубыми просветами меж золотистых шевронов на рукавах — представителя севастопольских авиаторов полковника Праворова. Так было заведено еще при генерале Острякове, который и сам часто заезжал на армейский КП, так продолжалось и после него.

3-я особая авиагруппа полковника Г. Г. Дзюбы, которая объединила все базирующиеся в Севастополе летные части в подразделения, находилась в подчинении у командующего черноморскими ВВС. Но в своей боевой работе она теснейшим образом взаимодействовала с наземными войсками и потому держала с нами непрерывную связь.

Кажется, мы с флотскими летчиками научились неплохо понимать друг друга. Во всяком случае, договариваться О ними, нацеливать (и перенацеливать, когда изменялась обстановка) было легко — всегда чувствовалась самоотверженная готовность помочь пехоте.

А выполнять заявки армии им было не просто. Ни в Одессе, ни где-либо потом я не видел, чтобы авиация воевала, да и просто существовала в таких условиях, как в Севастополе в июне 1942 года.

Аэродром на Куликовом поле, перепаханный разрывами бомб и шквальным артобстрелом, с начала третьего штурма использовать стало нельзя, и бомбардировщики — несколько ДБ-3, СБ и Пе-2 — улетели на Кавказ. Пришлось потом и из Северной бухты, к которой приблизился фронт, убрать маленькие гидропланы МБР-2 (металл от их разбомбленного эллинга еще раньше пошел на изготовление гранат). На двух аэродромах в южной части севастопольского плацдарма, у Херсонесского маяка и в Юхариной балке, базировались штурмовики майора А. А. Губрия -10-12 Ил-2, а потом и меньше (прибывавшее пополнение не успевало покрывать потери), и несколько десятков "ястребков" — 6-й гвардейский истребительный полк полковника К. И. Юмашева.

Сверх того имелось десятка полтора У-2 и УТ-1 — самолеты, которые прежде не принимали всерьез как боевую силу. Но, оснащенные пулеметами ШКАС и сконструированными тут же приспособлениями для подвески бомб, а затем принявшие на вооружение и реактивные снаряды, бывшие учебные самолеты сделались своего рода ночными штурмовиками и изматывали врага уже тем, что до рассвета висели над его окопами, над позициями батарей.

Эта обработка с воздуха вражеского переднего края проходила на виду у наших бойцов и всегда вызывала у них воодушевление. Да и выйдя на пригорок над армейским КП, можно было увидеть, как рвутся сброшенные У-2 бомбы и эрэсы, как палят по нашим самолетам трассирующими очередями взбудораженные гитлеровцы.

За короткую июньскую ночь эти "небесные тихоходы" успевали делать по пять — семь вылетов — фронт рядом. Получая множество пробоин, они оказались удивительно живучими и гибли реже, чем "дневные" самолеты.

Севастопольская авиагруппа несла потери не столько в воздухе, сколько на земле. Оба действующих аэродрома — под интенсивным обстрелом тяжелой артиллерии, особенно в светлое время, и каждый самолет подвергался наибольшей опасности в ту минуту, когда уже выкатился из капонира, но еще не взлетел. И снова — при посадке.

Бывало, что на поле Херсонесского аэродрома в течение ряда часов снаряд за снарядом методично падал через каждые сорок секунд. Казалось, подняться в воздух просто немыслимо. Однако летчики ухитрялись укладываться и в такую паузу: если дать газ еще в капонире, сразу после разрыва очередного снаряда, истребитель успевал подняться в воздух до падения следующего. Только надо было еще не попасть колесами в воронку…

Обстрел и бомбежки наших аэродромов усиливались изо дня в день. По Херсонесскому аэродрому немцы начали стрелять бронебойными снарядами самых крупных калибров, какие до тех пор применяли только против башенных береговых батарей. Не иначе как решили, что аэродром подземный.

А летчики продолжали боевые вылеты. Правда, уже не в любой час. Кроме ночи, когда действовали "малыши" У-2, самым благоприятным временем, особенно для "илов", считались ранние сумерки: после захода солнца аэродром плохо просматривался с немецких позиций, а стаи "мессершмиттов" уже исчезали до утра. Словом, противодействие ослаблено, а цели еще видны.