Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

• Название: Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
• Автор: Евгения Яхнина
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1977

Историческая повесть «Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья» рассказывает о первых днях французской революции 1789 года.

---

«Так вот во что превратили этого человека, который когда-то имел мужество пойти против короля и его фаворитки! Это жалкое существо, этот выходец с того света — тот Фирмен, о котором отец Поль говорил с таким уважением, подражать которому с детских лет я стремился! Это тот Фирмен, которого любила Эжени Лефлер». У Жака мороз пробежал по коже. Может быть, как в волшебной сказке имя любимой вернёт Фирмена к жизни? Если бы Жак умирал и при нём произнесли: «Бабетта!» — он победил бы смерть! Жак это твёрдо знал. И, подойдя вплотную к Фирмену, Жак произнёс:

— Эжени Лефлер придёт сюда за вами!

Опять на мгновение, только на мгновение, в глазах Фирмена проскользнула искра сознания, промелькнула и угасла…

А в это время другая группа победителей освободила ещё двух заключённых, запертых в башне Бертодье́р.

Напуганные сторожа, боясь народного гнева, сами отдали ключи от остальных темниц.

Заключённых, или, вернее, тех, кто были ещё живы, оказалось гораздо меньше, чем предполагали. Трое из них, так же как и Фирмен, были безумны. Их всех отправили в больницы. Но сколько людей нашли смерть в проклятых стенах этой крепости?! Об этом свидетельствовали кости и черепа, найденные в подземельях. Кому они принадлежали — удастся ли когда узнать! Победители собирались уже расходиться, как вдруг кто-то громко произнёс:

— Меня зовут Манюэ́ль. Я сам был узником Бастилии. И я один из немногих счастливцев, кто наперекор судьбе вышел отсюда живым и в полном рассудке. Меня освободили совсем недавно. Я горжусь честью, какая выпала мне на долю: вместе с вами я штурмовал сейчас ненавистную Бастилию… Я хорошо знаю все переходы и закоулки крепости. Там, наверху, есть ещё казематы. Вперёд, друзья, за мной!

Толпа кинулась за Манюэлем, высоким мужчиной с изборождённым морщинами лицом. А он привёл своих спутников во второй этаж.

— Ломайте дверь! Здесь! Здесь! — в каком-то странном волнении кричал он и тут же пояснил: — В долгие часы моего заключения, которому я не предвидел конца, я начертал на спинке стула с задней стороны проклятья Бастилии. Я писал их без всякой надежды на то, что они исполнятся, но вы осуществили сегодня мои пожелания. А сейчас здесь, наверное, томится какой-нибудь другой горемыка. Освободим же его!

Когда победители вместе с Манюэлем дружно выломали двери, они увидели, что камера пуста.

— Никого нет! — с некоторым разочарованием в голосе произнёс Манюэль.

Затем он бросился к стулу, схватил его и повернул спинкой.

— Смотрите! Слушайте! — И он стал читать вслух нацарапанную ножом, выцветшую, плохо сохранившуюся надпись: — «Бастилия! Здесь заковывают в цепи ум, помыслы, желания, волю… Здесь люди обречены умирать заживо. Так пусть же народ разрушит твои темницы! И если одного Парижа будет мало, чтобы раздавить твою надменную твердыню, пусть восстанет вся Франция! Пусть на тебя опрокинутся твои стены и ад разверзнется под тобой! О, если бы я мог увидеть твои пушки, обращённые в пепел и прах, встретить последний вздох твоего последнего коменданта, о, тогда я был бы готов умереть от счастья!»

Все спешили обнять Манюэля, пожать ему руки.

— Смерть коменданту! — таков был единодушный клич народа.

Люди, овладевшие Бастилией, ещё не знали о его смерти, но их слова были приговором не только де Лоне. В них звучала угроза всем тем, по чьей воле была воздвигнута Бастилия и другие столь же страшные тюрьмы.

Между тем народ не расходился с площади Бастилии, требуя её немедленного разрушения.

— Да, да, прочь эти толстые стены, эти башни, эти страшные казематы! Мы взяли Бастилию, но этого мало! Сроем её до основания. И пусть почва, на которой она стояла, будет очищена другим памятником, воздвигнутым в честь народной победы и торжества свободы. Национальное собрание обсуждает сейчас законы, говорит и действует в Версале. Разрушенная Бастилия тоже заговорит, и её голос услышат во всём мире!

Эти слова произнёс Дантон, один из любимейших ораторов Пале-Рояля. Тотчас его окружили со всех сторон.

— Однако, друзья, мы сделаем это ещё не сегодня, — продолжал он. — О разрушении Бастилии будет издан специальный декрет.

Несмотря на слова Дантона, к которому все прислушивались с уважением, народ ещё долго теснился на площади, где покорённая Бастилия ещё не была снесена с лица земли. В эту достопамятную ночь никто в Париже не сомкнул глаз. В Ратуше тоже не спали. Под радостные клики в зал Ратуши народ внёс на руках гвардейца Эли, который стал сегодня героем дня и сейчас был увенчан лавровым венком. О его мужественном поведении говорили все. Напрасно старался Эли отклонить от себя почести, тщетно утверждал, что он действовал, как и все, повинуясь желанию видеть Францию счастливой, а Париж — освобождённым от призрака Бастилии. Толпа силой поставила его на стол, чтобы все могли его видеть. Всклокоченные волосы, разгорячённое лицо, разорванное платье, ружьё в правой руке, промокшая от крови повязка на плече — всё придавало ему воинственный вид.

В левой руке Эли держал связку ключей от Бастилии. Вместе с другим трофеем — сбитым с башен Бастилии знаменем — их торжественно вручили выборщикам. Поднесли им и взятый у коменданта устав Бастилии, а затем сложили к ногам избранников народа серебро, посуду, золотые часы с бриллиантами, принадлежавшие коменданту. Один из тюремщиков, следовавший за толпой, принёс деньги — пять тысяч ливров, отданные ему утром на сохранение комендантом. Никто и не помыслил дотронуться до личных вещей коменданта — весь зал был заставлен драгоценными предметами: свидетельством бескорыстия победителей.

Так закончился в Париже день 14 июля 1789 года, вошедший в историю.

В Версале узнали о взятии Бастилии только в полночь.

Король имел все основания быть недовольным днём 14 июля. Его охота в этот день была столь неудачна, что в сердцах он записал в своём охотничьем журнале против этой даты: «Ничего!»

Когда же новость: «Бастилия взята!» — дошла до его слуха, он воскликнул:

— Да это бунт!

— Нет, государь, — ответил докладывавший ему герцог де Лианкур, — это не бунт, а революция!

Глава тридцатая Что сказала Бабетта?

Нога у Жака распухла, и опухоль на месте ушиба росла с каждым часом. Вызванный Франсуазой врач сделал ему перевязку, положил какую-то мазь, и Жаку стало легче.

Когда Жак вернулся домой после взятия Бастилии, сёстры встретили его как героя. И даже тётя Франсуаза смекнула, что в наступившие непонятные времена иметь дома «своего» покорителя Бастилии не так уж плохо. Положа руку на сердце, она не могла бы сказать, на чьей она стороне и согласна ли с тем, что убили де Лоне — коменданта, которого на эту должность поставил сам король. В то же время, как и почти все жители их квартала, она была рада, что перед её глазами не будет больше стоять грозным призраком крепость.

Сёстры почти не оставляли Жака, которому доктор рекомендовал посидеть дня два-три дома с вытянутой ногой. Девушки были полны сочувствия к пострадавшему и наперебой засыпа́ли его расспросами. Как всё произошло, как убили де Лоне, как Жак получил ранение, неужели он и в самом деле вместе с Шарлем участвовал в разрушении крепости? Всё хотелось им узнать. И Жак, который был скуп на слова, когда дело касалось его собственного поведения во время штурма, не жалел красок, когда описывал мужество Шарля и его стойкость.

Несмотря на неожиданно ласковую встречу дома и заботы о нём всех трёх сестёр, Жаку было не по себе. Прошло уже несколько дней, а ему всё не удавалось остаться наедине с Бабеттой и поговорить с ней по душам, а ему так этого хотелось! К тому же после всего, что он видел там, на площади Бастилии, уютная квартирка тёти Франсуазы, где всё блестело чистотой, озабоченные домашними делами девушки, горка книг, которую он оставил неразобранной в столовой и которая словно ждала его возвращения, — всё говорило о ничем не нарушаемой мирной жизни. Неужели всё осталось так, как было? И буря, пронёсшаяся над Бастилией, не коснулась этого дома и других? Ведь сегодня всё должно не походить на то, что было вчера, а завтра — на то, что было сегодня. И эта улица, и дом, и квартира, и люди, живущие в ней…

Как-то вечером, когда Жак сидел у окна в столовой, ему удалось наконец остаться с Бабеттой наедине. Виолетта почему-то решила, что Жака следует напоить липовым чаем, и исчезла в кухню. Но разговор, которого так жаждал Жак, как-то не клеился.

Ему больше всего хотелось в эту минуту узнать, кто была та девушка с кувшином холодной воды. Если б это и в самом деле была Бабетта! И, словно угадав его мысли, Бабетта робко сказала:

— Матушка не выпускала нас из дома все эти дни. Они тянулись без тебя так долго. Но всё-таки один раз я выбежала и…

— Это была ты, Бабетта, с кувшином? — перебил её Жак.

Девушка заулыбалась, счастливая, что он угадал. Она полуоткрыла рот, желая что-то сказать, но не успела: Виолетта внесла чашку липового чая, от которой поднимался душистый пар.