Том Роббинс - Новый придорожный аттракцион

• Название: Новый придорожный аттракцион
• Автор: Том Роббинс
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА, Хранитель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-035659-5

Книга знаковая для творческой биографии Тома Роббинса – писателя, официально признанного «национальным достоянием американской контркультуры».

Ироническая притча?

Причудливая фантасмагория?

Просто умная и оригинальная «сказка для взрослых», наполненная невероятным количеством отсылок к литературным, музыкальным и кинематографическим шедеврам «бурных шестидесятых»?

Почему этот роман сравнивали с произведениями Воннегута и Бротигана и одновременно с «Чужим в чужой стране» Хайнлайна?

Просто объяснить это невозможно…

---

Маркс даже слегка разволновался. Он принялся расхаживать по комнате, и Аманде ничего не оставалось, как наблюдать за ним широко раскрытыми от любопытства зелеными глазищами (кстати, эти глаза роднили ее с мухой цеце).

– Я вернулся домой и весь следующий день провел за чтением и размышлениями. Нет, главным образом за размышлениями. И меня осенило. Помню, это была пятница. Оказывается, я проглядел самое важное – хотя и не в той степени, что мои коллеги. Они в целом полагали, что стремление к религии проистекает из проекции бессознательных процессов, которые, несмотря на все разнообразие своих проявлений, в принципе являются всеобщими. И с современным обществом, сделали они вывод, произошло следующее. Эти всеобщие инстинкты притупились под воздействием научно-технического прогресса, а наши подсознательные проекции оказались затуманены повальным стремлением к материальным благам. В век электронных технологий смена культурных стереотипов происходит гораздо быстрее, нежели изменения в системе ценностей. Последние просто не поспевают за всеми этими инновациями. В результате культ техники начинает подменять собой религию. Христос, основополагающий символ западной религиозной традиции, остался таким, каким был и будет во все века. Просто он затерялся посреди всей этой суматохи. И мы должны заново научиться воспринимать идею Христа, хотя и в новом историческом контексте – в сложном контексте Космической эпохи, а не в контексте аграрного общества. Собственно, в институте никто не оспаривал этого положения. Однако в том, как оно виделось мне, имелось одно существенное отличие. Причина заключалось не в том, что современный человек ослеп, а в том, что устарела сама церковь. Как может современный человек воспринимать идею Христа как важную составляющую своего каждодневного бытия, когда сама эта идея обитает где-то на периферии общества, облачена в странные одеяния воскресной школы и говорит на тарабарском английском перевода короля Иакова?[12] Этот Христос был бледен, тщедушен, он устарел, он никому не нужен, и хотя будет побогаче десятка Рокфеллеров вместе взятых, вечно ходит с протянутой рукой. Скажите, разве способен такой Христос вписаться в контекст современной жизни? Какой смысл он может нести в себе? То есть проблема была не в людях, а в самой религии. Повсюду вокруг себя я видел неукротимый духовный голод, но то допотопное, пресное блюдо, что церковь предлагала алчущим, никак не назовешь ни аппетитным, ни питательным. Более того, я имел возможность познакомиться с людьми поистине святыми, которые, однако, не нуждались в наставлениях духовенства, не искали опоры в официальном вероучении и общепринятых символах. Человек бывал сам себе строгим судией в самых разных обстоятельствах. А вот церковь безнадежно больна. К счастью, планы ее лечения уже составлялись. В конечном итоге, решил я, мы получим новую, исцеленную, исполненную жизненных сил церковь, и люди поспешат в нее, зная, что она приведет их к спасению. Ну и дурак же я был!

Мои коллеги совершили точно такую же идиотскую ошибку. И хотя в отличие от меня, оптимиста, они в целом придерживались негативных воззрений на нынешнее брожение в стране, тем не менее и я, и они решили, что становимся свидетелями нового действия в христианском спектакле. Почему-то мы сочли этот кризис кризисом христианства, отчего сделали вывод, что те перемены в религиозной жизни, какие сейчас имеют место, происходят в рамках христианской системы. И в этом мы ошиблись, причем жестоко. И только тогда, в ту Страстную пятницу, мне неожиданно открылась Истина! Христианство мертво! Мертво! Его уже не реанимируешь и не излечишь. Оно отдало концы. И то, что происходит, это не обновление христианства, а зарождение новой религии, которая вскоре станет главенствующей. В институте мы рассматривали происходящее в рамках революции веры, что не соответствовало истине. Мы неверно интерпретировали знаки. На самом деле имела место эволюция – процесс куда более глубокий и бесконечный. Духовная эволюция. Именно так. Но не медленная, ползучая, какой мы привыкли ее воспринимать, а эволюционный взрыв! Я говорил о неореформации, что тоже не совсем верно. Христианство невозможно реформировать! Его можно только заменить. И сейчас мы пребываем в переходной стадии замены одной религии другой. Именно отсюда все это наше бурление, эти наши духовные поиски и разброд в умах. Нет, конечно, только этим всю нашу нынешнюю сумятицу не объяснишь. Перемены, вызванные техническим прогрессом, вносят в умы не меньше сумятицы, чем духовная эволюция. Но в некотором смысле периоды ускорения технического прогресса и религиозных исканий нередко совпадают. Важные научно-технические открытия – например, недавние, в области электроники или химии психических процессов – неизменно приводят к тому, что человек начинает по-новому смотреть на себя самого, на свою среду обитания, на божества, которым поклоняется. Взять того же Галилея! Ведь он не просто изобрел телескоп и сформулировал законы природы, основанные на наблюдении и математических расчетах. Он воплотил в себе тот свежий ветер перемен, что вымел западного человека из тесных средневековых залов освященной традицией импотенции. Галилей – это та искра, от которой воспламенилась куча огнеопасных философских отбросов, что постепенно, на протяжении веков, копилась где-то на задворках папства. Последовал мощный взрыв, который снес страдающих запорами иерархов с их золоченых горшков! Прошу прощения за лирическое отступление. Сегодня тоже происходит нечто подобное. Только гораздо больших масштабов по сравнению с Реформацией. Сейчас мы с вами находимся в стадии нулевой религии, чтобы в ближайшем будущем перейти в стадию религии новой, нам еще не известной. И та активность современной Церкви, свидетелями которой мы с вами являемся, весь этот экуменизм, социальная деятельность, якобы воинственный настрой и дебаты по поводу состояния здоровья Бога – все это не более чем судороги смердящего трупа. Роскошные церковные здания, обитые плюшем амвоны, ковры от стены до стены – это все атрибуты ее собственных похорон. Комедия закончена. Христианской веры больше нет. Она мертва. Мертва. Скончалась. Испустила дух. Отошла в мир иной. Покинула нас и не оставила обратного адреса. Адью! Была и сплыла. Мертва. Окончательно и бесповоротно.

Марвеллоса словно прорвало. Напрочь позабыв о завитке волос на своем воображаемом знамени, он бурно жестикулировал и расхаживал по комнате.

– Осмелюсь заметить, у меня такое впечатление, будто ваши теории были вам самому не в радость, – произнесла Аманда.

– Совершенно верно. Абсолютно не в радость. А иначе и быть не могло. Пригород Балтимора, где мне выпало провести детство, в моей памяти навсегда связан с матерью, женщиной набожной и суровой. Вот уж кто являл собой ходячее олицетворение баптистского фундаментализма. Пока мне не исполнилось восемнадцать, я каждое воскресенье проводил в церкви. Признаюсь честно, меня это ужасно угнетало. Учась в колледже, я сделал для себя открытие: оказывается, самые блестящие умы – как студенты, так и преподаватели – поголовно атеисты. Более того, они черпали в этом особую радость. Они купались в своем неприятии Бога. Казалось, они горды тем, что отринули идею Творца. Нет никакого боженьки, ха-ха-ха! В итоге я тоже перешел в их лагерь. Только вся фишка в том, что в отличие от других счастливее я не стал Пусть Бога нет, но с ним как-то лучше.

Аманда с любопытством посмотрела на Маркса, и тот улыбнулся.

– В конце концов, – произнес он несколько спокойнее, – кто-то же должен нести ответственность за все это дерьмо.

И он взмахнул рукой, словно пытаясь заключить в этом жесте всю Вселенную.

– Что ж, я готова взять ответственность на себя, лишь бы вы продолжили свой рассказ, – произнесла Аманда.

– Хорошо. Даже если кончина христианства и нанесла мне душевную травму, свет на ней не сошелся клином. Ведь религии умирали и раньше. Раз христианство когда-то появилось на свет, как и все остальное, оно должно в один прекрасный день умереть. Исключений из этого правила нет, даже для философских систем. Христианство проделало по жизни долгий путь, но теперь час его пробил. И незачем стараться продлить его агонию. Пусть оно отойдет с миром. А нам пора взяться за дело. Раньше, когда какая-то религия умирала, ее место не пустовало – его тотчас занимала другая вера. Так, очевидно, будет и на этот раз. Место христианства займет новая религия. Только вот когда? И где? И самое главное – какая? Может, она уже здесь, прячется среди нас, затаилась в ожидании, когда кто-то сорвет с нее маску? Аля ответов на эти вопросы я решил применить научный метод. Ведь до сих пор якобы объективные, нетеологические исследования религии были в основном уделом бихевиористов – всяких там антропологов, психологов и социологов, то есть тех, кто в принципе еще не утратил веры в такую туфту, как душа…