Ходжиакбар Шайхов - Искатель. 1977. Выпуск №3

• Название: Искатель. 1977. Выпуск №3
• Автор: Ходжиакбар Шайхов
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

Ha I–IV стр. обложки рисунок П. ПАВЛИНОВА.

На II стр. обложки рисунок Н. ГРИШИНА к рассказу Виталия Бабенко «Феномен всадников».

На III стр. обложки рисунок В. КОЛТУНОВА к повести Жиля Перро «Сахара горит».

---

Однако после посадки, получив необходимое для анализа количество информации, Кибернетический центр экранировал и радиоволны. Ему была предписана осторожность…

Центр правильно рассчитал, что пилот-разведчик окажется достаточно мужественным и умным человеком, чтобы в создавшейся обстановке покинуть корабль.

Посланец Земли! Изучив биоэлектрическое поле твоего мозга, проанализировав запись разговоров со звездолетом, а также твои эмоции при ознакомлении с историей гибели корианцев, Центр пришел к выводу, что цивилизация, пославшая тебя, гуманна и дружелюбна. Планета Кори будет принадлежать ей!..

Шахбоз молчал. Вдруг его пронзило острое желание увидеть последнего корианца.

И сразу же он как бы оказался в полутемном узком помещении. В мягком кресле сидел корианец. Лицо его выглядело молодо, и только безмерно усталые глаза выдавали тысячелетнюю тоску. Он смотрел прямо перед собой. Чувствовалось, что все в нем напряжено до предела.

Он вздрогнул, узнав, что остался единственным, живущим на планете.

Корианец вертел в руках какую-то коробочку, на которую Шахбоз вначале не обратил внимания. Корианец был бледным, губы его что-то прошептали, и он резко щелкнул переключателем на коробочке. Тотчас голубое сияние заполнило помещение. А когда оно рассеялось, на месте кресла не было ничего…

Шахбоз вновь очутился в коридоре. На одном из кубов зажглась красная стрелка.

— Землянин! Подойди! — услышал он голос модулятора.

Шахбоз подошел к кубу и увидел в нем прорезь, из которой выдвинулась белая пластинка. Шахбоз понял, что ее нужно взять в руки.

Пластинка была из плотного переливающегося материала. На одной ее стороне виднелись знаки.

Шахбоз пригляделся к ним и, хотя знаки были ему незнакомы, вдруг понял их смысл. Подняв пластинку ближе к глазам, он прочел:

ЗАВЕЩАНИЕ

Собратья по разуму!

Мы, некогда гордый и счастливый, а сейчас глубоко несчастный народ, обращаемся к вам в свой последний час.

Наша цивилизация еще молода. Мы много сделали, нам предстояло сделать еще больше. У нас были силы, энергия, воля.

Но нас погубил эгоизм.

Каждое живое существо смертно, бессмертно лишь общество!

Мы забыли эту истину. И сейчас расплачиваемся за это.

Нас уже ничто не спасет. Мы уходим.

Но остается наша прекрасная планета, пригодная для жизни. Придите же вы на наше место и живите здесь!

Кибернетический центр передаст вам наши знания и все запасы нашей энергии. Живите счастливо на нашей планете!

Вспоминайте иногда о тех, кто был здесь до вас, и никогда не повторяйте их ошибки.

Любите нашу планету!

Прощайте!

— Землянин! — тут же услышал Шахбоз голос модулятора. — Облачный покров рассеян, экранирование волн прекращено. Роботы приступили к устройству посадочной площадки для звездолета. Передай своим собратьям информацию.

Торопись! У вас много работы.

Авторизованный перевод с узбекского В. НЕЧИПОРЕНКО

Андрей БАЛАБУХА ПОБЕДИТЕЛЬ

Дубах вел энтокар в седьмом — скоростном горизонте, выжимая из машины все, что она могла дать. Не то чтобы он так уж торопился или был завзятым гонщиком. Пожалуй, нельзя было и сказать, что скорость доставляла ему особое удовольствие. Не было это и привычкой в обычном понимании слова; просто скорость казалась ему необходимой и естественной — как ровное дыхание, например. Как только комплекс Транспортного Совета оказался прямо под ним, Дубах улучил момент, когда над посадочной площадкой в потоке энтокаров, вертолетов и авиеток открылось «окно», и, не снижая скорости, бросил аппарат вниз, затормозив лишь перед самым соприкосновением с бетонным покрытием.

Едва он открыл дверцу, на него ударом обрушилась волна жаркого, влажного, не по-утреннему парного воздуха, от чего все тело сразу же покрылось липким потом: это февраль, самый тяжелый месяц в южных широтах Ксении. К нему трудно привыкнуть, даже прожив здесь больше сорока лет. Недаром на одном из древних языков Ксения значит «чужая»… Дубах провел по лицу тыльной стороной ладони и вышел из машины. Проходивший мимо Тероян из отдела индивидуального транспорта замедлил шаг.

— Доброе утро, Тудор! Мастерская, скажу я вам, была посадка. Виртуозная. В старину нечто подобное именовали «адмиральским подходом»…

— Спасибо, Весли, — Дубах улыбнулся. — А раз уж вы заговорили об этом, попробуйте прикинуть, как организовать систему «окон» над всеми посадочными площадками. Чтобы не приходилось выбирать момент, когда под тобой никого нет: утомительно это да и не слишком надежно, всегда кто-то может неожиданно выскочить прямо на тебя..

Весли вздохнул: вечно Дубах сразу же переводит разговор на деловые темы…

— Хорошо, — сказал он. — Прикинем.

— И завтра доложите мне результат.

Тероян только молча кивнул.

В холле было прохладно, терпковато пахло цветами вьющегося по стенам дикого винограда. Тероян свернул налево, к лифту, а Дубах подошел к нише продуктопровода, привычным движением набрал заказ, затем открыл дверцу и вынул высокий заиндевелый стакан. От первого же глотка заломило зубы. Тогда он повернулся и, продолжая понемножку отхлебывать грейпфрутовый сок, посмотрел на глобус.

Глобус был огромен, не меньше шести-семи метров в диаметре. Он свободно парил в воздухе посреди холла и медленно вращался, играя яркими красками. Последнее, впрочем, не совсем верно: сам глобус был блеклым, почти бесцветным, контурным. Слабой сепией были подняты на нем оба ксенийских материка, окруженные прозрачной голубизной океанов. А на этом бледном фоне чистыми, броскими красками проступали транспортные трассы. Морские — редкие индиговые дуги пассажирских лайнеров и жирные синие линии сухогрузов и танкеров. Ибо море все еще остается самым экономичным путем перевозки несрочных крупнотоннажных грузов. Сухопутные — тонкие красные нити автострад, двойные черные полосы трансконтинентальных экспрессов, пунктиры метрополитенов. В воздухе вокруг глобуса переплетались маршруты дирижаблей и самолетов. Крутые кривые суборбитальников и обрывающиеся в полутора метрах от поверхности гиперболы космических линий стягивались к двум космодромам планеты, напоминая какие-то фантастические кусты. В целом все это походило на муляж нервной или кровеносной системы некоего организма. Да оно и было, в сущности, организмом, сложным, порой непослушным, мозг которого размещался здесь, в комплексе Транспортного Совета.

Конечно, системе этой было далеко до глобальности: наземные трассы покрывали только Эрийский материк, оставляя Пасифиду нетронутой — за исключением узкой прибрежной полосы на востоке. Морские линии тоже соединяли лишь порты Эрии, выбросив в океан всего два уса — к Архипелагу и к Восточному берегу Пасифиды. Естественно: ведь Ксения лишь второй век обживается человечеством, и население ее едва достигает полумиллиарда…

Дубах допил сок, бросил стакан в мусоропровод и в последний раз взглянул на глобус. Пусть системе этой далеко до совершенства, но в ней — его жизнь, жизнь координатора Транспортного Совета Тудора Дубаха.

По дороге к себе он заглянул в диспетчерскую Звездного флота, где Гаральд Свердлуф, навалившись грудью на стол, отмечал положение кораблей большого каботажа.

— Доброе утро, Гаральд!

— Доброе утро, координатор, — откликнулся тот.

Дубах заглянул в карту. Хорошо: все корабли идут в графике. Впрочем, на каботажных маршрутах за последние десять лет сбой был лишь однажды.

— Что транссистемники, Гаральд?

Свердлуф поднял голову.

— Грузовозы с Риона-III сядут завтра к двадцати часам по среднегалактическому. «Бора» прибыл на Лиду сегодня в во семь семнадцать.

— А «Дайна»? — спросил Дубах.

Свердлуф отвел глаза. Когда корабли опаздывали, он всегда почему-то чувствовал себя виноватым.

— Все еще опаздывает… Маршевый реактор — это серьезно, Тудор.

— Знаю. И об этом я буду говорить с заводом. Но выход из графика — это тоже серьезно. Уже двое суток, Гаральд. Двое суток! А на «Дайне», сколько пассажиров на «Дайне»?

— Пятьсот.

— То-то и дело. Когда опаздывает грузовоз — это плохо. Но когда опаздывает лайнер… Аварийник вышел?

— Вчера.

— Почему?

— Болл хотел справиться сам.

— С реактором? — Дубах усмехнулся. — Однако… Когда встреча?

— Завтра, в семнадцать по среднегалактическому.

— Хорошо, Гаральд. Если что-нибудь изменится — немедленно сообщите мне. Даже если ночью. Спокойной вахты!

«Болл первоклассный пилот, — подумал Дубах, выйдя из диспетчерской, — но авантюрист слегка. Рассчитывать справиться с реактором своими силами?!»