Борис Иванов - Репортаж

• Название: Репортаж
• Автор: Борис Иванов
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Выкрикивая что-то вроде: «Фу! Кыш...», Айк кованными башмаками стал загонять, заталкивать страшные руки в подземелье, а Стивен отбросил кассету в угол и выдернул из просвета лом. Щель закрылась. Крики и стоны внизу становились все неразборчивей. В крышку опять стали бить. Сильнее и сильнее. Потом все стихло...

Стивен поднял кассету и спрятал в карман. Потом сел прямо на пол и обхватил голову руками.

– Вот что, Стив, – глухо сказал Айк. – Во что бы то ни стало попробуй с этим разобраться. Я беру на себя Сола и связь. Дежурю, одним словом... В три попробуем смениться.

Почти ничего не говоря друг другу, они устроили бесчувственное тело Яновски на переоборудованной в лежанку широкой скамье и занялись каждый своим: Айк – аппаратурой, а Стивен – уцелевшими бумагами. Он стал раскладывать их, пытаясь найти хоть что-то, написанное обычным, понятным простому смертному, языком.

Осмысленный текст нашелся не сразу – посреди засаленной и исписанной непонятной наукой тетради («Книга Лукавого» – было означено на обложке фломастером, вкривь и вкось. Часть страниц обгорела).

* * *

«...Ибо человека, как и всякой другой твари земной, не что иное, как наполнение некой формы. И порождает эту форму не протоплазма, неудержимо множащаяся через поток биохимических реакций и алхимию нуклеиновых кислот, белков, липидов и других комбинаций химических элементов. Нет. То, что мы считаем основой клеток, живой плоти, да и всего бытия нашего бренного тела, – это не что иное как наполнитель, точнее, некий безвредный сожитель, наполняющий отпечатанную в пространстве-времени нишу, к которой он приспособился, от которой зависит, но изменить природу, которой не может, да и, наверное, не собирается.

Всякий, кто задумывался над тем, как неизбежно стремится живое вещество в самых разных условиях воплотиться в очень узкий набор образов, – независимо от того, миллион лет занимает это воплощение в ходе эволюции или считанные минуты в ходе индивидуального развития какой-нибудь ничтожной козявки, – кто размышлял над тем, с какой тупостью повторяет Всевышний одни и те же конструктивные решения в самых разных эпохах и царствах живого мира, должен был бы прийти к этой простой мысли. Я же пришел к ней, разглядывая отпечатки древних рыб, сохранившие на миллионы лет мельчайшие детали анатомии этих тварей. А ведь известняк, в который воплотились эти формы, не что иное есть, как продукт тупой, неразмышляющей жизни мириадов мизерных существ, никакого отношения к формируемому ими образу не имевших. Как не имеют к нашему образу отношения и миллионы примитивных биохимических фабрик, его наполняющих. Сказки о последовательностях нуклеотидных триплетов, якобы хранящих все детали прихотливой конструкции тел тварей и трав земных – только уловка. Ни на что большее, чем на приспособление ко вне ее законов существующей форме, вся эта генетическая машинерия не рассчитана – и в этом никем не понятая еще причина провала всех попыток создать теорию биологических форм...»

Стивен отложил разваливающуюся пачку обгоревших листков и потер набрякшие веки. «Платон, – сказал он себе. – Платон в изложении физика, Платона не читавшего... Физика, занявшегося вдруг биологической мистикой...» Потом стал читать дальше.

«...Но во что же впечатаны эти формы, нас порождающие, и что порождает их самих? Вот первый из вопросов, которыми я задался в те дни. И решение его представилось мне детски, элементарно простым. То, что мы почитаем за ничто, единственно и способно породить нечто! Вакуум, пространство-время с нулевым потенциалом энергии – вот единственный и вполне естественный субстрат воплощения информации, которая сама по себе не есть ни материя, ни энергия, но – единственный смысл и причина существования жизни и ее форм...»

Свет замигал и потускнел. Звук генератора стал изменяться. Стивен подтянул винтовку поближе к себе.

– Айк! – крикнул он. – Айк, все в порядке?..

– А что здесь может быть в порядке, шеф? – уныло отозвался Айк из генераторной-кладовки. – Мне кажется, – добавил он, возвращаясь в комнату и вытирая руки ветошью. – Мне кажется, что с Мэри-Лу продолжается... С ней там продолжает что-то происходить. Подстрахуй меня, пока я проверю, что там снаружи с антенной и проводкой...

Вглядываясь в туман, надвинувшийся на дом и окончательно проглотивший все вокруг, Стивен подумал, что если бы они имели дело с обычными «коммандо», им уже давно пришлось бы плохо. Как только Айк закончил свой ремонт, они отступили в дом.

– Мерещится... – невнятно сказал Айк. – Какие-то фигуры в тумане... Впрочем, поспите все-таки немного, шеф. У меня такое ощущение, что к утру будет... будет.

Стивен подумал, что с этим советом лучше все-таки согласиться. Он отыскал спальный мешок, немного повозился, устраивая на полу у стены подобие лежанки, обработал антисептиком пораненную руку – серый налет у ногтей не смывался – не раздеваясь, лег, набросив на себя плед.

«Господи, не пальнуть бы в кого спросонья!» – подумал он, нащупывая винчестер. Ныли не только мышцы. Буквально каждый нерв просил об отдыхе, но сон не шел.

Конечно, бессмысленно понять причину безумия, исходя из объяснений самого сумасшедшего, а в том, что Сирил Джонс Гэррод был таковым, Стивен теперь почти не сомневался, – однако Книгу Лукавого тянуло читать дальше. Тем более, что ужасно не хотелось гасить свет, хотя бы и такой тусклый и прерывистый. Он снова стал осторожно расклеивать и перебирать страницы несгоревшей рукописи.

«...Ниже я привожу свои расчеты. Они довольно тривиальны. Не я первый описал вакуум как море виртуальных частиц. Не я первый описал законы их превращений. Но я первый понял, что мир вакуума – это квантовый мир. Я всего лишь записал основные правила, которым будут подчиняться превращения сложных макроскопических структур, порождаемых флюктуациями вакуума в четырех измерениях. И результаты моих расчетов первоначально были тривиальны. Собственно, все основные явления жизни – и развитие, и самоумножение, и постоянное усложнение, и саморазвитие, и последующее самоуничтожение ее основных форм – хорошо выводились как следствия нескольких простых, даже не физических, а скорее философских принципов – симметрия, необходимость, сохранение нескольких инвариантов. Только одна сложность омрачала красоту всей теории. Маленькая заковыка, породившая необходимость в том, чтобы переосмыслить всю основу нашего бытия. Дело в том, что ни одно решение, ни один из полученных результатов не был единственным, их всегда было два! Всякое бытие, всякая форма, которую может обрести живое, имеет, оказывается, две ипостаси. Но самое невероятное последовало дальше. Те образы, что мы видим перед собой, и те, которые мы сами принимаем, ничуть не похожи ни на один из этих двух теоретических вариантов. Я долго, невероятно долго и путано пытался осмыслить это несоответствие безупречной теории и простой очевидности. Пока все не стало просто и поразительно ясно: то, что есть наблюдаемые нами реальные формы живых существ – это гибриды, суперпозиция двух идеальных решений. И не будь этого их, как мне казалось ранее, совершенного инертного наполнителя, этой всепроникающей биохимической каши, которая энергией своего метаболизма, потоком примитивной информации стабилизирует это промежуточное состояние, каждая из живых форм неминуемо и мгновенно скатилась бы к одному из двух своих воплощений. Но откуда это стремление к промежуточности, к недопущению окончательного чистого решения? Все различие...»

Телефон на тумбочке зазвонил. Странно, что в обстановке ужасного разгрома, царившего в комнате, этот старомодный аппарат продолжал с достоинством занимать свое место на специальной, очень неудобной тумбочке у стены с расколоченным бра и перекособочившимися олеографиями прошлого века. Стивен поднял трубку.

– Открой, – сказал давно знакомый голос. – Открой, ты же меня узнал?.. У вас тут все законопачено, а мне страшно в этом лесу...

Бог его знает, почему он не удивился. Просто взвесил в руке винчестер и, положив трубку на тумбочку, уже шагнул к двери, но, не пройдя и шага, стал как вкопанный и рассмеялся горьким смехом. «Вот они как... Уже залезли в мое “личное дело”. В то “личное дело”, что хранится у человека под черепными костями... Ну почему же все-таки... Нет, нечисть остается нечистью. И говорит с нами только голосами мертвых...»

Он снова поднял трубку. Конечно, мертвый телефон молчал, как дверная ручка. Но он все равно заговорил, словно пытаясь использовать хоть этот дикий, нечестный шанс сказать хоть полслова туда. Откуда не прилетают сгоревшие «Ди-Си».

– Не надо, девочка, – сказал он в глухую трубку. – Не надо бояться леса. Папа учил тебя не бояться леса... Ты помнишь?..

– Но я все равно... Мне все равно страшно и холодно... Открой, папа... Это такой лес... – сказал ему голос дочери. Очень хорошей девочки, которая никогда не забудет отца, не уйдет с нечесанными искателями мудрости, не станет хриплой, оплывшей алкоголичкой. Которой всегда будет без трех дней двенадцать лет...