Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!

• Название: Верни мне мои легионы!
• Автор: Гарри Тертлдав
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44655-1

Арминий, вождь одного из германских племен, служит под началом римлян, но мечтает освободить свой народ от их владычества. Измена Арминия, возглавившего войско германцев, и их нападение на легионы Квинтилия Вара оказываются для римлян полной неожиданностью.

Разгром римского войска германцами в Тевтобургском лесу становится кошмаром и наваждением для римского императора Октавиана Августа. «Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!» — неоднократно в отчаянии повторял император, обращаясь к полководцу, командовавшему погибшим войском…

---

— Честь ему и хвала, — не преминул сказать Сегест, ибо в глазах любого германца храбрый воин заслуживал почтения, а трус не имел права называться мужчиной.

Потом вождь вернулся к сути дела.

— Думаю, у Вара та же проблема. Когда он смотрит на Арминия, он не видит того, что очевидно для остальных.

— Может, и так, — подумав, ответил Масуа. — Но у Арминия тоже вспучит живот, если он не проявит должной осторожности… Или даже если проявит.

— Да. Так и будет.

Сегест припомнил еще кое-что из доклада своего посланца.

— Так ты говоришь, его люди хотели устроить тебе засаду?

— Да.

Масуа энергично закивал.

— Правда, один из них слишком поспешил. Утро было раннее и туманное — может, он решил, что я его не замечу. Но я заметил и ушел обратно в усадьбу, где накануне провел ночь. Тамошние люди, твои друзья, показали мне другой путь на восток. А на следующее утро один из них двинулся по тропе, по которой я шел прошлым утром. Ростом он был почти с меня, с волосами такого же цвета, в похожем плаще — расчет был на то, что его примут за меня, а пока разберутся, я уже буду далеко, уйду другой дорогой. Так и вышло. Я благодарю богов за то, что они помогли этому доброму человеку вернуться к своему жилищу целым и невредимым.

— Хорошо, если так, — сказал Сегест. — Хорошо, что у меня все еще есть друзья. Теперь, когда Арминий задурил всем головы, трудно быть в ком-то уверенным.

— Он колдун, — усмехнулся Масуа. — Он навел чары на римского наместника. Не знаю как, но навел.

— А я знаю как, — со вздохом промолвил Сегест.

Огонь уже прогорел до угольев, и при дыхании изо рта Сегеста вырвалось облачко пара.

— Арминий молод, красив и отважен. Я по сравнению с ним кажусь старым и занудным. Он сказал, что любит Туснельду. Может, он и впрямь ее любит. Но мне кажется, что его путь — это беда для Германии. Вот почему я хотел отдать дочь Тадрасу, у которого больше благоразумия.

— Я бы поступил точно так же, — сказал Масуа. — Правда, ни одна из моих дочерей еще не достигла брачного возраста.

— Знаю. А когда достигнут и ты вспомнишь нынешнее время, ты будешь о нем жалеть, — заявил Сегест. — От женщин всегда жди неприятностей, но тут они просто ничего не могут поделать. Это часть их самих.

— А что, разве от мужчин не бывает неприятностей? На сей счет я тоже кое-что понял, — отозвался Масуа.

Вождь рассмеялся, потом снова вздохнул и покачал головой.

— От Арминия сплошные неприятности — что правда, то правда. Хотелось бы знать, чем не угодил ему Рим? Что за глупость! Не будь Рима, где мы брали бы вино? Или чудесную посуду? Наши горшечники делают барахло, которым можно пользоваться, но нельзя любоваться. Где бы мы брали дорогие ювелирные украшения и монеты и другие прекрасные вещи?

— Мне ты можешь этого не говорить, — мягко заметил Масуа. — Я и так знаю.

— Да, да. Это известно всякому, у кого есть мозги хотя бы с горчичное зерно, — сказал Сегест. — Но Арминий не относится к таким людям. И очень многие молодые германцы — тоже. У них на уме только схватки да убийства.

— Схватки — это хорошо. Убийства — хорошо, — сказал Масуа. — Конечно, пока ты молод и не думаешь, что тебя самого могут убить. А это уже нехорошо.

— Совсем нехорошо, — сухо согласился Сегест. — Если мы восстанем против римлян, сколько германцев погибнет?

— Скорее всего, очень много, — сказал Масуа. — На войне всегда так.

Сегест подошел к нему и поцеловал сперва в одну щеку, потом в другую.

— Ты это понимаешь. Ты не тупой. И я понимаю. Надеюсь, я тоже не тупой.

— Конечно нет, — быстро подтвердил Масуа, как и подобало верному дружиннику.

— Что ж, спасибо тебе, — промолвил Сегест. — Но Арминий этого не понимает. Он разъезжает повсюду и рассказывает народу, будто мы без особого труда сможем выгнать римлян. Ну разве он не тупица? Да, конечно, эти ублюдки ростом не вышли, у них темные физиономии, и дерутся они не так, как мы, — но это не значит, будто они не умеют драться.

— Я видел, как они сражаются, — согласился дружинник. — Ты прав. Драться они умеют.

— Так почему же Арминий считает, что мы легко сумеем их победить? Почему? — вопросил Сегест. — Даже если мы выиграем сражение, они просто пришлют сюда еще больше воинов. Так они делают в Паннонии. Их верховный вождь, Август, самый упрямый из всех когда-либо рождавшихся людей. Он не отступится от своего только потому, что обожжет палец. Разве не лучше ехать на лошади туда, куда она идет, вместо того чтобы разворачивать глупое животное?

— Верно сказано, — подтвердил Масуа.

— Я же говорю — ты не тупой. И нам есть чему поучиться у римлян. Взять хотя бы грамоту…

Сегест сокрушенно развел руками.

— Жаль, что я не занялся ею, когда был помоложе и мог ей выучиться. Мне кажется, что грамота — великая вещь.

— Может быть, — пожал плечами Масуа, не испытывавшей к грамоте никакого интереса. — Но я скажу тебе кое-что еще.

Сегест вопросительно хмыкнул.

— Вару тоже есть чему поучиться у нас, — проговорил дружинник.

Служба в качестве командира вспомогательных римских войск привила Арминию необычные для германца свойства. Сан, чин или власть значили для римлян гораздо больше, чем для германцев. Вождям соотечественников Арминия приходилось привлекать на свою сторону людей с помощью убеждения, а если людям не нравились слова или поступки вождя, они не следовали за ним.

Римский командир, отдававший приказ, был уверен, что его послушаются просто из-за его чина и звания: воинов, нарушавших субординацию, строго наказывали.

Вкусив такого рода власть, Арминий приобрел внутреннюю убежденность в своем праве приказывать. И в то же время он не утратил умения убеждать, поскольку на родине ему приходилось действовать согласно тамошним традициям. Здесь люди не стали бы выполнять приказы, которые пришлись бы им не по вкусу.

Арминий сознавал это, но тем не менее говорил перед соотечественниками так, словно не сомневался: его послушаются. И такая убежденность передавалась людям. У него находилось больше сторонников, чем нашлось бы, вздумай он умолять о поддержке, как поступали многие вожди.

— Ты говоришь как человек, который знает, что делать, — то и дело заявляли ему.

— Я и есть человек, который знает, что делать, — всякий раз отвечал Арминий. — Я хочу изгнать римлян из нашей страны. Чем больше людей последует за мной, тем лучше. Но если мне придется драться в одиночку, я буду сражаться один.

Разумеется, ничего подобного он не собирался делать: сражаться с легионами в одиночку было бы все равно что броситься грудью на меч. Однако звучало это весьма смело, более того — по-геройски. И, как ни странно, чем чаще Арминий произносил свое пустое обещание, тем больше приобретал приверженцев; следовательно, тем меньше становилась вероятность того, что ему придется сдержать слово.

Римляне мало-помалу прививали германцам свои обычаи и понятия, но процесс этот шел столь неспешно, что лишь седые старики замечали, что нынче многое делается не так, как во времена их юности. Если бы захватчики продолжали действовать так же постепенно и неуклонно, они, возможно, превратили бы множество германцев в добровольных — даже ревностных — подражателей римским обычаям. Причем сами германцы вряд ли заметили бы, что происходит. Но платить налоги, как платили их подданные Римской империи, германцам не нравилось, и Арминий за это ухватился.

— Кто знает, что потом захочет от вас наместник? Кто знает, что отберет он у вас в следующий раз? — спрашивал Арминий снова и снова. — Ему нельзя доверять. Вы не должны на него полагаться. Такому проныре только дай палец, и он откусит всю руку. А дай руку, заберет все, что у тебя есть. В результате у тебя ничего не останется, а у римлян станет на одного раба больше.

Еще Арминию хотелось бы рассказать о римских воинах, похищающих германских женщин. Было бы здорово выставить всех без исключения римлян распутниками, несущими угрозу исконно германской женской добродетели, однако это было чревато встречным обвинением. Приверженцы Рима, сторонники Сегеста всегда могли заявить, что человек, сам похитивший женщину, не вправе обвинять других.

Арминий же считал, что такое право у него имеется, но, руководствуясь здравым смыслом, не заговаривал о женщинах: поносить Вара и римлян можно было и не ступая на столь скользкую почву.

Арминий как раз закончил очередную речь, когда к нему подошел один из сторонников и шепнул:

— Масуа улизнул. Мы не смогли его поймать, и его уже видели в усадьбе Сегеста. Там его не взять.

— Гром и молния! — выругался Арминий. — Выходит, он добрался до Вара, выложил ему свою клевету и вернулся. Это плохо.

— Прости.

Германец повесил голову и развел руками.

— Масуа — ушлый ублюдок. Наверное, потому Сегест и выбрал его, чтобы отправить к римлянину. Мы до сих пор не понимаем, как ему удалось улизнуть от наших друзей. Они рассчитывали его поймать и как следует проучить, но… Ничего у них не вышло.