Анатолий Галиев - Взлетная полоса

• Название: Взлетная полоса
• Автор: Анатолий Галиев
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1987

Роман посвящен созданию первых военных самолетов, становлению советской авиации в двадцатые годы.

Читатель встретится с уже известными по первой книге «Расколотое небо» героями: конструктором-самородком Щепкиным, талантливыми инженерами Шубиным и Томилиным. Автор правдиво передал тот духовный подъем героев, которых новая жизнь приобщила к активной общественной деятельности.

---

— Да… — пробормотал Шубин, неуверенно соглашаясь, но тут же решительно возразил и сказал уверенно: — Ерунда!

— А как же мотор? Где?

— На стойках поставлю, — сказал Шубин. — А может быть, впереди вмонтирую. Пока не знаю!

— А вооружение?

— Это же разведчик! Для него главное легкость, высота и недосягаемость.

— Но ведь фактически это всего лишь планер с мотором. А вот если усилить фюзеляжный набор?.. Сейчас он слишком легок и хрупок! — спрыгнув вниз, сказал Юлий.

— Ты судишь по привычному! А я взял тонкостенные, из углеродистой стали трубы…

— Нет! Ты не прав! — Томилин заговорил горячо и энергично, отстаивая свое. Он говорил слишком азартно и громко, совершенно забыв о ней, Ольге, и она, стоя в воротцах и зябко ежась, вдруг с неприязнью подумала, зачем он так старается, из кожи вон лезет, будто боится, что ему не дадут говорить.

Шубин вдруг оглянулся, внимательно поглядел на нее, подошел ближе, хмыкнул:

— Вот те на! Мышка, мышка, а почему вы такая мокрая?

— Это… в-вы… м-не? — стуча зубами от озноба, попробовала гордо и неприступно возмутиться Оля, но он вдруг насмешливо фыркнул: — Ах, боже мой, барышня, какие мы церемониальные! Захворать собираетесь? Дудки! Юлий, с твоего позволения!

Она опомниться не успела, лишь слабо вскрикнула, когда он быстро и ловко подхватил ее под коленки, закинул на плечо, как охапку промокшей одежды, осуждающе бросил Юлию: «И куда ты только смотришь?» — и стремительно поднялся по деревянной лестнице к потолку. Здесь он откинул дверцу, вынес ее в помещение под крышей, плюхнул в старое кресло, полез в ларь, выкинул из него толстый халат из желтой верблюжьей шерсти с капюшоном, чистое полотенце и приказал:

— Раздевайтесь, разотритесь, сушитесь, сударыня! А потом мы будем есть!

— Что? — не поняла она, разозлившись не на шутку.

— А то, что найдется! Разносолов не обещаю! — сообщил он невозмутимо.

— Я… не потерплю! — вскочила она.

— Еще как потерпите! — сказал он, ухмыльнувшись. — Если не желаете окочуриться от инфлуэнцы! Это я вам вполне серьезно предрекаю, мадемуазель! — Он торопливо похватал с вешалки какую-то свою одежду и, нырнув вниз, исчез.

Она слышала, как внизу загудели, забухали, как в бочке, их голоса. Ждала, что Юлий сейчас возмутится таким вольным обращением к ней этого наглеца, придет, заберет ее отсюда и они быстро домчатся до ее дома, но он не приходил. Она приоткрыла дверцу в полу, глянула вниз, вспыхнула от обиды.

Совершенно забыв о ней, Юлий со свечкой лазал под брюхом будущего аэроплана и азартно кричал:

— Это превосходно, что ты уделяешь такое внимание отделке! Я полагаю, что на этом другие теряют не менее четверти от возможной скорости! Да и коммерческий вид шикарный!

Она захлопнула дверцу и всхлипнула. Ей стало очень жаль себя, продрогшую и всеми покинутую. Она хотела тут же уйти, но почему-то раздумала, не хотела раздеваться и… разделась, брезгливо отдирая от тела полунамокшую одежду. Но сначала, опасаясь нечаянного вторжения, надвинула на дверцу в полу тяжелое кресло. Развешивая у небольшого, сложенного из дикого финского камня явно самодельного камина блузу, расшнуровывая тесный корсет, устраивая на кованой из красной меди каминной решетке-экране на просушку толстые, домашней вязки, мокрые чулки, отжимая волосы и растираясь жестким и твердым пахнущим лавандой полотенцем, она не без любопытства и страха озиралась, еще строптиво не желая признать, что здесь ей тепло и хорошо.

Это была небольшая и уютная комнатка под скосом крыши, с двумя оконцами на уровне отмытого до белизны шершавого пола, с очагом для обогрева в одном из углов, люстрой из трех газовых рожков, разгороженная надвое невысокой переборкой из тщательно обструганных простых сосновых досок.

Из мебели в комнате было кресло, обитое вытертой оленьей шкурой, невысокий обеденный стол, несколько простых венских стульев. Вдоль стен, как полки, прибиты толстые дубовые плахи, на них в беспорядке была составлена посуда. Тут же лежали книги, в большинстве своем на английском и французском, под плахами тесно стояли темные бочонки, аккуратно покрытые одинаковыми свежеобструганными крышками.

На стене висели два охотничьих ружья с сильно изношенными, затертыми до белизны стволами и прикладами в выщербинах, на большом деревянном ларе валялись мягкие финские лыжные сапожки. Над камином она увидела короткий флотский рожок — флюгорн, с якорем на ярко начищенном раструбе и фотографию какого-то военного корабля с пушками.

Удивляясь собственной смелости, она заглянула за перегородку: там стояла аккуратно застеленная обыкновенная кровать с латунными шишками на спинке и более ничего.

Она услышала вдруг какое-то бульканье, вздрогнула, пригляделась и засмеялась: в камине, ловко подвешенный над огнем на крюке, в проволочной сетке стоял обыкновенный закопченный чугунок, и в нем варилась розовая, хорошо отмытая картошка.

Чугунок выкипал, она взяла с полу медный чайник, долила в него воды; влезла в огромный шубинский халат, распустила, повыдергав шпильки, волосы и стала их подсушивать, время от времени подкладывая в огонь березовые чурбачки.

Это была особая комната. Здесь хозяин все сделал своими руками. Она вдруг подумала о том, как ужаснулся бы отец, увидев ее в этой берлоге, где-то на окраине, среди рабочих казарм и дровяных трущоб Малой Охты, в таком непристойном виде, но сама она, как это ни странно, ничего необычного в этом не видела.

Почувствовав, что кто-то на нее смотрит, обернулась и с удивлением увидела, что из-за перегородки вышла коричневая охотничья собака, с длиннющими ушами, совершенно седой мордой и ревматическими старческими лапами. Собака на нее смотрела печально и то и дело устало вздыхала.

— Ты кто? — опросила она.

Собака пришла к ней, улеглась рядом, положив голову на передние лапы, тотчас же уснула.

Ольга запустила пальцы в шелковистую шерсть на загривке спаниельки и сама задремала, глядя на прыгающий огонь в камине.

Вздрогнула от стука в люк:

— Ау, Лялечка! К тебе можно? — услышала она голос Томилина.

Она сдвинула кресло, откинула дверцу. Снизу всплыла распроборенная темная голова Томилина, фуражку он держал в зубах. В руках же нес множество свертков и упаковок в синей магазинной бумаге. За ним из люка ловко, несмотря на громоздкость, выбрался и Шубин. Он тащил корзину, из которой выглядывали горлышки черных остроконечных портерных бутылок и большой куль с красными вареными раками. Шубин выглядел сконфуженно. Он был уже переодет в тужурку, но без погон, черную косоворотку, белые летние брюки и шитые золотом домашние туфли татарской работы с загнутыми носами.

Ольга усмехнулась про себя: она поняла, что он второпях хватал из одежды что попадется, и приятно удивилась этому — всегда приятно, когда приводишь кого-нибудь в такое смятение.

Она думала, что за ними никто более не явится, но на лестнице внизу послышался знакомый кашель, в люке всплыла махонькая плешь на макушке, блеснуло золоченое пенсне, зашуршала обширная шуба на хорьках, и перед дочерью предстал удивленный доктор Голубовский.

Он нес на плече ее, Лялино, демисезонное пальто, а в руках меховой капор и обширный набитый сак.

— Папа?! — удивилась она. — Вот это сюрприз!

— Сюрпризы устраиваете преимущественно вы мне, дрожайщая дщерь! — фыркнул тот. — Здесь все предметы из вашего туалета, дабы могли спешно и успешно избежать насморка! Я захватил!

— А этого уже не надо, папочка! — удивилась она. — Я уже высохла!

— Нуте-с, извольте открыть ротик и показать глоточку! — он заглянул ей в рот, пощупал лоб, пристально и смешливо глянул в глаза и проворчал: — Не понимаю, с чего вы так взволновались, Модест Яковлевич? Представляешь, сей господин, оказывается, буквально заставил Юлия примчаться ко мне! Никаких тревог! Ваш «алярм» был совершенно излишен! Эта особа с детства неукоснительно следовала моим рекомендациям! Я ее по утрам обливал прохладными водами, и хотя она оглашала окрестности индейскими воплями, зато ныне — взгляните: румянец во всю щеку, и вполне способна зимовать с эскимосами!

— Ты меня забираешь?

— Ни в коем случае! — погрозил доктор Голубовский, сбросил шубу и фертом, по-молодому, прошелся туда-сюда. — Мне обещаны бурная дискуссия и легкий ужин! В кои веки я могу узнать, о чем мыслит современная молодежь! Я ведь тоже в ваши лета горлан и финик был предерзостный! Даже «Карманьолу» певал!

— Насчет «Карманьолы» — не обещаю, а ужин будет, — засмеялся Шубин. — Прошу располагаться!

Он загремел тарелками, Ольга шагнула к нему помочь, но он мягко, но решительно ее отстранил:

— Вы уж не старайтесь, извините… Я привык сам. Так быстрее. Вы мне, Ольга Павловна, будете только помехой.