Александр Елисеев - На берегу Красного моря

• Название: На берегу Красного моря
• Автор: Александр Елисеев
• Издательство: "Вѣстникъ Европы", 1883, No 6
• Жанр: Путешествия и география

Из путешествия по синайской пустыне

---

— Посмотри, эффенди, всѣ онѣ красавицы на подборъ; Юзефъ — старый торговецъ женщинами и умѣетъ угодить благороднымъ пашамъ.

Произнося это, онъ далъ знавъ рукою, и невольницы открыли свои лица. Я невольно взглянулъ на эти безжизненныя лица рабынь, какъ я ихъ себѣ представлялъ по образцамъ гаремницъ, и былъ пораженъ наоборотъ глубокимъ выраженіемъ, лежавшимъ на ихъ страдальческихъ, истомленныхъ горемъ и оскорбленіями лицахъ, Старшею изъ нихъ казалась на видъ негритянка. Обыкновенный негритянскій типъ съ извѣстными губами и носомъ не дѣлалъ ее особенно красивою, но красивые глаза, продолговатое лицо и гладкіе длинные волосы, не свойственные черному племени, и нѣжная бархатистая черноватаго матоваго цвѣта кожа выкупали этотъ недостатокъ, а стройная талія и красивыя плечи придавали ей видъ хорошо сформированной женщины. Она не была настоящею негритянкою, а была скорѣе изъ племени ландниговъ или іолофовъ, приближающагося къ арабамъ. Двѣ другихъ были еще несовершеннолѣтнія, но довольно развитыя въ физическомъ отношеніи, арабки. Бронзоватаго цвѣта лица ихъ съ черными искрящимися глазами, съ миндалевиднымъ разрѣзомъ и длинными черными рѣсницами, такъ были похожи одно на другое, что обѣ казались сестрами. Правильный арабскій типъ съ чудными глазами и тонкимъ орлинымъ носомъ, красивымъ ртомъ, маленькими ушами дѣлали ихъ настоящими красавицами, еслибы не поражала ихъ значительная даже для арабокъ худоба и страдальческое выраженіе ихъ молодыхъ прелестныхъ лицъ. Совершенно въ иномъ вкусѣ была четвертая рабыня, которую торговецъ величалъ "Розой Пустыни" и которая держалась какъ-то особнякомъ отъ другихъ, даже нѣсколько независимо отъ хозяина. Она достойна была своего названія, потому что это была дѣйствительно роскошная женщина. Бѣлое, чистое съ правильными чертами лицо, не загорѣвшее, но съ какимъ-то матовымъ оттѣнкомъ, высокій лобъ, окаймленный блестящими черными волосами, огненный взглядъ, свойственный женщинамъ юга, красивыя губи и роскошныя формы — такова была Роза Пустыни, которою торговецъ видимо дорожился болѣе, чѣмъ всѣми остальными. Юзефъ замѣтилъ, что Роза Пустыни произвела на меня сильное впечатлѣніе, такъ какъ я долго не могъ оторвать глазъ съ ея прекраснаго, правильнаго, даже неискаженнаго душевными страданіями липа и потому поспѣшилъ предложить обратить на нее еще большее вниманіе.

— Эффенди, смотри на Розу Пустыни, — заговорилъ онъ съ отвратительною улыбкою, — какъ она прекрасна… Старый Юзефъ не видалъ женщины роскошнѣе Розы Пустыни; она будетъ красотою твоего гарема, благородный паша московскій, повѣрь — она стоитъ золотого мѣста…

— Отстань отъ меня, Юзефъ, — отвѣчалъ я, — мы европейцы не покупаемъ женщинъ, и никогда не купимъ, не смѣй мнѣ и предлагать своей Розы Пустыни; она свободна какъ и ты, откуда у тебя право продавать этихъ бѣдныхъ женщинъ?

— Эффенди молодъ; онъ пріѣхалъ изъ далекой страны московской, онъ не знаетъ правъ арабовъ моря, — возражалъ Юзефъ — онѣ достались мнѣ не легко; я купилъ ихъ своею кровью, и за свою кровь хочу получить золото… Свою кровь, эффенди, и свой трудъ я имѣю право продавать…

Отвратительно, но логично звучали слова стараго торговца и я поспѣшилъ отойти къ своимъ верблюдамъ, чтобы вырваться отъ навязываній Юзефа. Обернувшись, я увидѣлъ, что Роза Пустыни смотрѣла на меня своими огненными глазами. Я взялъ двухстволку Ахмеда и сталъ взбираться на скалу, чтобы уйти подальше отъ своего становища, чтобы не видѣть этихъ несчастныхъ невольницъ, смотрѣвшихъ на меня, какъ на своего покупателя и избавителя отъ позорной участи, — служить показнымъ товаромъ. Бодро я шелъ по трудной горной тропинкѣ впередъ, думая заглушить въ своемъ сердцѣ непріятное и щемящее чувство, но солнце уже закатывалось, позолачивая только верхушки акабинскихъ альпъ, подножіе которыхъ и море до западной окраины, гдѣ играли еще лучи заката, были темны, и я поспѣшилъ воротиться. Юза долженъ былъ уже приготовить закусить.

Когда я подошелъ въ своему становищу, было уже довольно темно, невольницы были въ палаткѣ, въ которой горѣлъ огонь. Мои арабы приготовлялись къ ночлегу, а арабы тоже улеглись вокругъ палатки Юзефа, который былъ въ шатрѣ рабынь. Не успѣлъ я еще закусить, какъ поле палатки поднялось, и изъ нея вышелъ Юзефъ, направлявшійся во мнѣ. Надо замѣтить, что въ мое отсутствіе шатеръ невольницъ былъ перенесемъ поближе въ нашему становищу, такъ что можно было даже отъ нашего востра слышать шопотъ несчастныхъ женщинъ. Юзефъ, подойдя во мнѣ, остановился, приложилъ руку ко лбу и груди по восточному обычаю и началъ:

— Эффенди благородный, Роза Пустыни желаетъ видѣть тебя, она можетъ говорить съ тобою, старый Юзефъ не помѣшаетъ.

Я глядѣлъ на Юзефа, не зная, чего отъ меня хочетъ торговецъ и эта Роза Пустыни; первымъ моимъ предположеніемъ было, что они сговорились между собою для какой-нибудь низкой цѣли, вторымъ — пришло любопытство узнать, что можетъ быть общаго между мною и красавицею-рабынею. Я всталъ и молча пошелъ къ палаткѣ невольницы; Юзефъ поднялъ полу и опустилъ ее за мною. Я очутился въ таинственномъ полусвѣтѣ ночника, мерцавшаго какимъ-то прерывающимся блескомъ, при слабомъ освѣщеніи котораго я замѣтилъ четырехъ несчастныхъ женщинъ, полулежащихъ на подушкахъ въ дыму курящагося наргилэ; всѣ онѣ были украшены золотыми вещами, а въ роскошныхъ волосахъ Розы Пустыни были вплетены толстыя нити жемчуга; надо сознаться, она была дѣйствительно очень хороша и этой обстановкѣ, въ этомъ одѣяніи… она казалась какимъ-то неземнымъ существомъ, наядою или сиреною Краснаго моря. Невольно я остановился, пораженный такимъ чуднымъ видѣніемъ въ глуши Аравійской пустыни, и первыя мгновенія не понималъ, гдѣ я и что со мною происходитъ. Мнѣ припомнился разсказъ Ахмеда и я невольно сравнилъ лежавшую передо мною рабыню съ Жемчужной Красавицей арабскаго миѳа, а гнуснаго торговца — съ лихимъ мстителемъ пустыни — страшнымъ Мусой.

— Эффенди благородный, купи меня въ свой гаремъ, — вдругъ произнесла Роза Пустыни, по-французски, полувставая и протягивая впередъ свои полныя матовой бѣлизны руки съ золотыми кольцами, и на огненныхъ глазахъ ея показались слезы. Она опустилась снова на подушку и, закрывъ руками глаза, заговорила что-то на непонятномъ для меня языкѣ.

Я стоялъ и глядѣлъ на плачущую женщину, все еще не давая себѣ полнаго отчета въ томъ, что со мною происходитъ; она представлялась мнѣ то настоящею красавицей, о которой говорятъ арабскія сказки, то коварной сиреной, завлекающей и свои сѣти неопытныхъ, то глубоко несчастной, выставляемой на позоръ женщиной. Послѣднее взяло верхъ, и я перенесся быстро изъ міра сказочнаго въ міръ горькой дѣйствительности, въ страну восточнаго деспотизма, страну презрѣнія человѣка… Мнѣ стало горько, грустно, тяжело и я поспѣшилъ войти въ палатки. Я понялъ, что несчастная Роза Пустыни не умѣла говорить по-французски, что она была научена гнуснымъ своимъ хозяиномъ произнести фразу, значенія которой не понимала, и что она была глубоко несчастна.

Юзефъ и не думалъ удерживать меня, когда я рванулъ полы шатра невольницъ и быстрыми нервными шагами пошелъ въ своему становищу. Мои люди даже привстали, когда я бросился на разостланное походное пальто съ видомъ глубокой усталости и сталъ крѣпко закутываться въ него… Но сонъ былъ далеко отъ меня. Видѣннаго было слишкомъ много для того, чтобы спокойно уснуть. Едва я прилегъ, Ахмедъ привсталъ и началъ свое бодрствованіе; онъ чередовался по два раза въ ночь съ Рашидомъ и Юзою. Что я перечувствовалъ въ эту безсонную ночь, трудно описать; ощущенія были слишкомъ разнообразны, слишкомъ сложны, чтобы поддаваться анализу.

Едва забрежжился свѣтъ, какъ я уже торопилъ Ахмеда и Юзу въ дорогу. Наскоро мы подкрѣпили свои силы и начали собираться въ путь. Юзефъ, разбуженный нашими приготовленіями, сперва не зналъ, въ чемъ дѣло; увидавъ же, что мы готовимся выступать, еще разъ приступилъ съ предложеніями, на этотъ разъ ясно формулированными.

— За Розу Пустыни, благородный эффенди, дай только шесть сотъ лиръ; она и будетъ твоею рабою; за дочерей пустыни я прошу всего по три сотни, а черную дѣвушку уступлю на двѣ съ половиною. Не жалѣй золота, эффенди, только у Акаби ты можешь теперь купить хорошенькую женщину.

Я оттолкнулъ Юзефа рукою, когда онъ сталъ удерживать меня, а Юза торопилъ верблюдовъ подняться, едва я успѣлъ усѣсться. Караванъ нашъ тронулся впередъ, оставивъ за собою шатеръ съ невольницами, десятокъ арабовъ-торговцевъ и стараго Юзефа, бѣсновавшагося отъ невыгорѣвшаго дѣла и потерявшаго, благодаря Юзѣ, цѣлый день пути изъ-за меня. Мы направились по горнымъ кручамъ, придерживаясь берега Акабинскаго залива, и скоро оставили далеко становище женопродавцевъ. Я вдохнулъ свободнѣе бальзамическій воздухъ пустыни и моря, сожалѣя о встрѣчѣ, которая отравила для меня слѣдующіе дни пути.