Рут Швайкерт - Закрыв глаза

• Название: Закрыв глаза
• Автор: Рут Швайкерт
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00982-3

Рут Швайкерт – известная швейцарская писательница, лауреат престижных литературных премий.

«Когда человеку исполняется тридцать, он открывает в себе удивительный новый талант – способность вспоминать» (И. Бахман). В день тридцатилетия героиня романа «Закрыв глаза» не только обрела дар воспоминаний, но и зачала желанного ребенка, которому так и не суждено было появиться на свет.

Это книга о трудностях любви, обыденном безумии и «банальных катастрофах» повседневности.

Женская судьба героини – главная интрига романа, написанного ярким, образным языком без тени сентиментальности.

---

Иногда детей на выходные забирал Филипп, тогда Рауль и Алекс в пятницу, сразу после обеда, отправлялись на стареньком «вольво», через всю Францию, в Париж, забирались под самую крышу – квартира в мансарде была буквально затоплена солнцем – и, взявшись за руки, смотрели вниз, на Рю Сен-Дени, на мужчин, которые только что вышли на улицу из оздоровительных центров; ненадолго забыв о своей сперме или об историях своей жизни, наполовину выдуманных, они на ходу оглядывались, взгляды их бездумно блуждали, скользя вверх, пока не добирались до фигурок двух людей на террасе мансарды, которые, тесно прижавшись друг к другу, смотрели на них с детской непосредственностью. Потом Рауль и Алекс с головой окунались в свою стремительную страсть, в мечты о жизни в Париже – когда-нибудь, вдвоем, – которые они в красках рисовали. А в воскресенье они возвращались назад в Цюрих; семичасовой путь, когда они оставались наедине с погодой, которая все время менялась, с зеленью, которая все время преображалась, оставаясь неизменной: все время один и тот же бегущий ландшафт, деревья и поля, и лишь на секунду в воде, брызнувшей из-под задних колес грузовика, вдруг возникала радуга.

Раньше, думала Алекс, тщетно силясь восстановить в памяти подробности. Еще несколько недель назад каждую ночь, проведенную вместе, и каждое утро они по привычке обнимались.

Одна чешская предсказательница, которая гадала по руке и себе самой, как она утверждала, предсказывала одни сплошные катастрофы, – она с 1981 года жила в Париже и двадцать лет подряд пыталась собрать деньги на художественный фильм о собственной жизни, он должен был называться «Sans Issue»,[6] хотя вполне предвидела всю безуспешность своих намерений, равно как и то, что от своих намерений не откажется, – так вот, она в ранний утренний час 1 января 1994 года в Мюнхенском центре по современным методикам выживания предсказала Алекс постоянно возобновляющуюся coup de foudre[7] на протяжении всей жизни.

Лукас оставил в чашке половину горячего шоколада и забыл свои новые плавки, они лежали на кухонном столе, там же, где две кучи рассортированного грязного белья; сегодня, как и каждую вторую пятницу, у нее была стирка. Стирать приходилось все время одни и те же вещи, пока в один прекрасный день они не разваливались окончательно в лучах вечернего солнца. Сегодня, в день стирки, Алекс Мартин Шварц исполнилось тридцать, незаметно и неотвратимо. И как вышколенная телефонистка, которая может быть убежденной вегетарианкой или же годами укреплять свою решимость навсегда уехать в Копенгаген, однажды встречает свое тридцатилетие и, несмотря на все заботы, об этом не забывает и, сидя вечером у себя на кухне, где нет ни единого окна, в самом центре города Цюриха, по душам беседует с собственным холодильником; точно так же, как какой-нибудь недоделанный, вечно только ожидающий стоящего дела работник телевидения, Алекс просто растворилась, она была чудесным образом уничтожена в массе тех людей по всему миру, которых по самым приблизительным подсчетам было не менее 205 000 (6 000 000 000 разделить на 365, а потом еще на 80), тех, которым сегодня, день в день, тоже исполнилось тридцать лет.

В последние годы многие ее подруги вышли замуж, и бывшие одноклассницы, все без исключения, писали в своих редких, но регулярных письмах постоянно одно и то же: «Дорогая Алекс, в Ф. я познакомилась с Даниэлем, он проектировщик высотных зданий, и я стала замечать, что становлюсь с ним взрослее». Позже они разводились, потом у них рождались девочки-близняшки, или наоборот, что за чем – развод или роды, не играло уже никакой роли: убеждая самих себя в реальности происходящего, они подражали взрослой жизни. Родители бывших одноклассниц расплачивались с накопившимися долгами (за развод, за легкие повреждения позвоночника, за удаление кое-чего из организма): они выдавали им беспроцентные ссуды на все их прихоти; они поручались за собственность, и бывшие одноклассницы, разумеется, покупали себе виллы в солнечном месте на берегу озера, ставили звуконепроницаемые рамы, приглашали дизайнеров по интерьеру.

Рауль натянул на голову одеяло, как делал еще маленьким мальчиком, в Париже, когда там, за тонкой стенкой, его мама лежала в постели с той женщиной по имени Аталия, которая самым жарким летом носила зимнюю одежду, закрывавшую руки до самых запястий и ноги до самых лодыжек. Никогда-никогда не видел он ее обнаженную кожу, только хрупкую шею, и все; наверное, она тайно продала эту кожу тому, кто больше всех предложил за нее денег, решил он однажды ночью, когда в очередной раз никак не мог заснуть. (Ведь слышал же он где-то такое выражение: «Она дорого продала свою кожу»… Нет, там, кажется, говорилось «шкуру».) У других детей были отцы, которые по субботам сажали их к себе на колени, но это вовсе не означало, что Рауль тосковал по отцу, нет, он пока еще и не подозревал, что отец – обязателен.

Алекс пробовала учиться на социального работника, на актрису, на медсестру психиатрической клиники, но потом довольно скоро бросала очередную учебу, ей просто казалось, что лучше возобновить это занятие позже. Она оплачивала ежемесячные счета по мере их поступления, а в красной корзине для белья всегда валялись некие забытые носки. В списке необходимых покупок неделями значились некие простые вещи, как, например, «шнурки тонкие, синего цвета», за которыми нужно было ехать в какой-нибудь особый магазин на другой конец города, поэтому Алекс вечно приходилось держать в голове разные дела, которые до сих пор не сделаны.

В Америке кто-то выстирал в стиральной машине собственного ребенка, писали в сегодняшней газете под рубрикой «Разное»; ребенок ради шутки забрался в барабан и спрятался за простыни.

«Спи, спи, – сказала Алекс, – сейчас уже почти половина десятого, мне пора идти; кофе горячий, он на кухне, молоко свежее в холодильнике, и я еще специально для тебя хрустящие хлебцы купила».

Рауль отбросил одеяло и посмотрел на Алекс, в изнеможении от мучительных снов и беззащитный перед явной заботливостью, в которой сквозил оттенок горечи, и он его не понимал; ему как-то не верилось, что это она стоит в пальто, во всеоружии против заморозков раннего лета, нежные очертания губ на впалом лице, под черной футболкой – белое сердечко фирмы нижнего белья «Playtex», – стоит в день своего тридцатилетия около него, полная решимости сейчас уйти. Это белое сердечко, наколотое на белье, подарил ей Рауль, и Алекс натянула белье на свое худенькое тело, как только встала, еще не успев поднять жалюзи, а уже потом открыла створки окна и разбудила детей.

Рауль бросил ради Алекс свою бесплодную жену, ему хватило для этого одного весеннего дня, и Алекс тоже бросила ради Рауля своего спутника жизни, Сильвио Бальтенвайлера, который выкуривал пятьдесят ультралегких сигарет в день и конструировал вместе с детьми настоящие сигнальные устройства для игрушечной железной дороги, сократив этого Сильвио до спутника отрезка своей жизни (с 3.9.91 по 28.5.94). (Чтобы окончательно уничтожить друг в друге картины возможной, но несбывшейся любви и чтобы облегчить друг другу расставание, Алекс и Сильвио, Рауль и Андреа разбили друг другу головы, после этого как следует рассмотрели внешние повреждения, сидя в ванной у зеркала, продезинфицировали кровоточащие раны, с облегчением вздохнули и почувствовали себя свободными; но чем больше проходило времени, чем дальше они отдалялись друг от друга – ведь настало время, когда они перестали сообщать друг другу свои новые адреса, – тем больнее стягивали их тела немногочисленные сохранившиеся ниточки, соединяя внутренние органы их тел, к которым у них уже не было доступа.)

Вскоре после этого Оливер украл в универмаге трех кукол Барби, отрезал им головы кухонным ножом и демонстративно положил обезглавленные тела на свою кровать. Алекс, ослепшая от счастья, заметила их лишь спустя несколько недель.

Кроме того, у нее попросту не было времени раньше сменить детям постельное белье.

«Ты что, совсем с ума сошел, – сказала она Оливеру, который шел ей навстречу, держа перед собой футбольный мяч с надписью „Чемпионат мира – 94", в общих чертах поняв, что он имел в виду, – ты что, совсем разум потерял». – «Да, – назидательно сказал Оливер, – к счастью, у меня еще кое-что осталось, есть что терять».

Возможно, это до смешного нагло, может быть, ради всего этого и выдумали кризис среднего возраста, но он любил Алекс, иного слова для этого Рауль вот уже на протяжении 384 дней иного слова не находил.

«И положи, пожалуйста, ключ в почтовый ящик – для детей», – сказала она и нежно поцеловала его в губы; удручающе нежно, подумал Рауль, будто и я сам для нее – ребенок, которого надо жалеть.

«Тогда до вечера, до половины десятого, – сказала она, – будем пить шампанское, я его уже купила».

«Слушай, не надо, пожалуйста, этих трат», – сказал Рауль.

«У меня сегодня день рождения, – сказала Алекс, – могу же я в кои-то веки раскошелиться».