Гельмут Фогель - Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле»

• Название: Потерпевшие победу. Немцы в Корсуньском «котле»
• Автор: Гельмут Фогель
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9955-0130-5

В СССР это грандиозное сражение называли Корсунь-Шевченковской операцией, а в Германии «Kesselschlacht bei Tscherkassy» («битва в котле под Черкассами»). Тогда, в январе 1944-го, в районе города Корсунь советские войска окружили десять вражеских дивизий, которые более трех недель сражались с превосходящими силами Красной Армии, пока наконец в ночь на 17 февраля не прорвали кольцо окружения и, потеряв до 55 тысяч человек и всю технику, все-таки вырвались из «котла» на соединение с главными силами Вермахта.

Как водится, каждая из сторон объявила Корсуньскую битву своей победой. Советские источники справедливо указывают на огромные потери противника и полную утрату боеспособности даже вышедших из окружения частей. Немцы делают упор на массовый героизм своих солдат и «чудо», которое они совершили, спасшись из безнадежной ситуации. Данная книга впервые представляет отечественному читателю эту точку зрения, позволяя взглянуть на одно из решающих сражений Второй Мировой глазами противника.

---

Красная армия сталкивалась с похожими трудностями. В действительности, если бы не существенные поставки машин из США по ленд-лизу, советским войскам пришлось бы гораздо тяжелее, чем немцам. Однако на этом этапе войны Красная армия благодаря лучшему обеспечению владела инициативой. В связи с этим советское командование имело больше возможностей для выбора места и времени проведения своих операций, чем немцы.

Лишения в повседневной жизни на Восточном фронте

Трудности обеспечения ощущались и в повседневной жизни солдат. 3-я танковая дивизия испытывала острую нехватку мыла, в особенности мыла для бритья. Мыло не поставлялось с октября 1943 года, что, конечно, вело к ухудшению санитарной обстановки и все большему распространению вшей. На это накладывались суровые погодные условия, с чередующимися морозами, дождями и распутицей, которая делала гигиену важной, как никогда. В то же время дивизии участвовали в непрерывных боях. Со временем солдаты все больше изнурялись. Почта доставлялась солдатам нерегулярно, из-за чего переносить трудности было еще сложнее. Из 14-й танковой дивизии докладывали, что письма от родных не доставлялись солдатам уже в течение продолжительного времени, что отрицательно сказывалось на состоянии людей особенно потому, что они беспокоились о своих семьях в связи с растущей жестокостью бомбардировок германской территории союзниками.

Мотивация солдат

Солдаты, которые жили в окопах на передовой, безусловно, находились в наихудшем положении, и поскольку боевые действия на Восточном фронте продолжались уже более 30 месяцев, возникает законный вопрос: что заставляло их сражаться? Очевидно, мотивы разных людей различались, и то, что одному позволяло преодолевать ужасы и трудности войны, могло не иметь значения для кого-то другого, находившегося в ином положении. Тем, кто служил в тыловых подразделениях, редко приходилось сталкиваться с врагом лицом к лицу, и они несли гораздо меньшие потери, чем пехота на передовой. У них было больше возможностей мыться, отдыхать, получать письма, находить укрытие от непогоды и готовить горячую пищу. С другой стороны, тот факт, что тыловики с меньшей вероятностью оказывались в списках потерь, означал, что в среднем они служили более длительное время. Длительная служба имела свои отрицательные стороны.

Высказывались предположения, что солдат побуждали идти в бой и держаться такие факторы, как сплоченность первичных групп личного состава, чувство долга, грамотное руководство, дисциплина, идеология, пропаганда и героизм. Но при этом определить степень важности каждого из этих факторов оказалось довольно трудно. Например, до войны и в ее ходе считалось, что главную роль в мотивации солдат играли пропаганда и идеология. Вскоре после войны эта теория стала терять сторонников, но четверть века назад исследователи вновь стали выдвигать идеи о центральной роли идеологии и пропаганды в мотивации немецких солдат на Восточном фронте. Эта теория принижает значение сплоченности первичных групп солдат, которая часто рассматривалась как наиболее правдоподобное объяснение мотивации поведения в бою[61].

Аргументация против важности первичных групп строилась вокруг осознания того, что пребывание на Восточном фронте гораздо опаснее, чем на других фронтах, что подавалось как доказательство неудовлетворительности объяснения мотивации сплоченностью первичных групп. Напротив, делалось заключение, что ответственны за стойкость солдат Восточного фронта были прежде всего идеология и пропаганда. Однако в действительности количество потерь на одну дивизию за месяц на Востоке оказывалось ниже, чем, например, в Нормандии в 1944 году, и это верно не только для немецких, но и для английских и американских дивизий. Даже советские дивизии в среднем несли месячные потери не более высокие, чем дивизии в Нормандии[62]. Конечно, полное число потерь на Востоке было много больше, чем на других фронтах, но это явилось результатом гораздо большего количества дивизий, участвовавших в боевых действиях в течение гораздо более продолжительного времени.

Если высокий уровень потерь весьма негативно сказывался на моральном состоянии солдат, что кажется вполне правдоподобным, он должен определяться числом потерь, понесенных данной частью за рассматриваемый промежуток времени, а не полными потерями на всем театре военных действий. В этом отношении война на Востоке не была исключительной. И не только в сравнении с более кровопролитными боями в Нормандии (в расчете на дивизию в месяц). К примеру, в операциях в войне между Финляндией и Советским Союзом в 1939–1940,1941 и 1944 годах уровень потерь был выше, чем в операциях на советско-германском фронте с июля по декабрь 1943 года, периоде, ставшем для этого фронта одним из наиболее кровопролитных за всю войну. К тому же в течение войны Судного дня в октябре 1973 года уровень потерь был сопоставим с показателями Второй мировой войны на Восточном фронте. Доводов в пользу исключительности Восточного фронта по уровню потерь на одну часть не находится.

Неоспоримо, что солдаты на Восточном фронте испытывали большие лишения, трудности и чрезвычайные моральные нагрузки, но нет оснований полагать, что причины побуждения солдат к преодолению этих трудностей в чем-либо отличались от факторов, определенных на других театрах военных действий. Проводились исследования финских, израильских и американских солдат на войне, так же как и немецких солдат, воевавших в Западной Европе в 1944–1945 годах[63]. Это позволяет предположить, что за сплоченность и мотивацию главным образом отвечали социальные факторы внутри боевых единиц, хотя роль других факторов, таких как обсуждавшиеся выше, нельзя полностью сбрасывать со счетов. Тем не менее связи между людьми в отделениях и взводах, кажется, давали наибольший вклад в устойчивость солдат в бою и способность переносить лишения и преодолевать трудности.

В большинстве военных организаций грамотное руководство считается важным для поддержания единства личного состава. Однако влияние руководства на моральное состояние оценить сложно. Данные ряда вопросников, распространявшихся среди американских солдат и офицеров, принимавших участие во Второй мировой войне, показали, что офицеры придавали гораздо больше значения хорошему руководству личным составом, чем солдаты[64]. Отчасти это отражает их разные роли в бою, но возможно и другое объяснение. Дело может быть и в том, что солдаты не особенно задумывались о качестве руководства, пока оно было сравнительно хорошим. Когда же оно оказывалось плохим, для них это могло быть более очевидно. Опыт Антона Мейзера, очевидно, согласуется с этим предположением. В основном он находил, что большинство офицеров, под чьим командованием ему приходилось служить, были смелые, самоотверженные и компетентные люди, но несколько исключений из этого правила, кажется, оказывают преобладающее влияние на его воспоминания о Корсуньской битве[65].

Руководство и героизм

Слово «герой», похоже, широко использовалось во время войны. Во многих немецких документах говорилось о том, что некто «fand den Heldentot» («нашел смерть героя»). Аналогично и советские отчеты часто говорят о героизме среди солдат. Однако кажется, что сами солдаты не тратили много времени на размышления о героизме. Вместо этого они просто старались выжить, а их свободное время занимали мысли о родных, любимых, друзьях и прочих людях, имевших для них значение. Конечно, случались исключения, такие как Олаф Элерс, который служил в артиллерийском полку 13-й танковой дивизии. В своем дневнике, имевшем теологические наклонности, он размышлял о различных темах, включая героизм, о котором он писал в районе 27 января, когда его дивизии выпал перерыв в боях:

«Героизм как средство и самоуважение.

Все, что я прочел, заставляет меня задуматься о человеческой жизни и вопросах бытия. Время от времени я вспоминаю опыт, которым делился профессор Шоттл в Одессе, и его строгие вопросы, преследующие меня.

Сегодня я не могу удержаться от мыслей о понятии „героизм“. Что на самом деле значит „идея героизма“? Является ли героизм необходимым средством, когда политики стараются выполнить свою неизбежную миссию? Оправдывает ли таким образом цель средства? Может ли он служить для наставника примером силы, которую люди не могут открыть для себя иначе как в виде модели? Не является ли задачей наставника высвобождение всей внутренней энергии в людях, чтобы дать им возможность преуспеть в борьбе с другими людьми?

Но когда идеал полностью становится средством, его ценность уже нельзя найти в нем одном, и возникает противоречие между концепцией идеалистического как ценности самой по себе. Оправдывает ли цель убеждение? Где провести границу между ободрением и убеждением, если не обсуждать цель?