Макар Троичанин - Романтические порассказушки

• Название: Романтические порассказушки
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

 В нашей заполошной жизни так хочется чего-нибудь сказочного, доброго.

---

          Дома Рой ещё больше ошарашил, даже напугал молодую жену, когда быстро разжёг костёр с помощью увеличительного стекла. Они запекли рыбу в золе, наелись до отвала и завалились спать, но вскоре были разбужены гонцом, принёсшим приглашение на пир. Положение обязывало идти, кроме того, Рою интересно было посмотреть, как готовят рыбу местные мясоеды, и с чем вернулся с рыбалки тесть.

          В стойбище вовсю шла подготовка. Как обычно, ею была занята меньшая часть народа, а большая – мешала, снуя в возбуждении туда-сюда. Догадливые соплеменники разрубили акулу на мелкие куски и обмазали глиной, подготовив таким образом к запеканке. Рою стало приятно за свой народ, а ещё больше, когда он увидел штук двадцать рыбин, добытых сметливым учеником. Два туземца, роняя разноцветные от краски крупные капли пота, пытались добыть огонь для огромного костра с помощью остроугольных деревянных веретён и опорных деревянных ступ с пушистыми кусочками сухого мха в них. Глядя на бесплодные усилия местных прометеев, Рой решил внести и свою лепту в подготовку праздника Рыбы, подошёл к костру и зажёг его увеличительным стеклом сразу с четырёх сторон, чем, не ожидая, чуть было не вызвал свою четвёртую смерть.

          Когда огонь побежал по сухой траве и веткам в первый раз, все вокруг замерли, даже собаки, глядя в недоумении и испуге на белого найдёныша, который, оказывается, может не только вытаскивать сколько хочет рыбы из глубокой воды, но и зажигать огонь, выпуская его прямо из кулака. Не двигаясь, они наблюдали за второй и третьей вспышками костра, а после четвёртой разом надвинулись на Роя, и он,  увидев их напряжённые угрожающие морды, раздражённые развенчанием священного рождения огня, отступил к вождю и, подняв руку, показал стёклышко, убеждая в отсутствии магии. Лета встала рядом, готовая защищать мужа от глухой ярости взбешённых соплеменников.

          Все снова остановились и молча разглядывали маленький и непонятный источник огня, разбрасывающий яркие лучики под солнцем. Потом из толпы вышел и повелительно протянул руку один из наиболее раскрашенных и распетушённых перьями её представитель, очевидно, из знати, требуя огненоситель себе. Нельзя было не дать и отдать тоже. Выручила природная находчивость, которая не раз помогала выйти целым из самой жестокой драки: он опустил руки и вложил злополучное увеличительное стекло в ладонь дочери вождя. Вымогатель опешил, а потом в бешенстве поднял копьё, целясь в грудь Роя, но его опередило встречное, брошенное телохранителем вождя. Мгновенно поражённый ядом, несостоявшийся убийца рухнул на живот перед не успевшим даже испугаться матросом, а толпа в едином порыве ужаса отступила и опять замерла в ожидании заключительного слова верховного судьи. Но где было видано и слыхано, чтобы рыбаки не договорились? Вождю нужнее был могущественный и умный белый, чем чересчур самоуверенный, дерзкий и безрассудный, пусть и свой по крови, подданный. Конечно, нельзя сбрасывать со счёта и родственные чувства, и гнев против своеволия поверженного, поднявшего копьё на царскую семью. Вождь повернулся и поощрил телохранителя за верную службу двумя головными перьями, подошёл к убитому, с трудом наклонившись, сорвал с его головы пышный перьевой знак знати и водрузил на голову зятя. Удовлетворённые приговором, а главное, тем, что инцидент, задержавший праздник, исчерпан, граждане разбежались по своим делам, прихватив труп развенчанного вымогателя, а Рой забеспокоился, как бы не пришлось попробовать его мяса на пиру.

          Разумно разрешив конфликт, судья и повелитель уселся на своём тронном пне в пиршественном кругу и жестом приказал занять место рядом возвеличенному зятю и любимой дочери. Налицо в государстве начала зреть семейственность, свойственная абсолютным монархиям. Взяв сжатый до белизны пальцев кулак дочери, он разжал его, вытащил запотевшее стёклышко раздора, близко поднёс к одному глазу, пытаясь разглядеть огонь в нём, ничего не увидел, кроме тумана, равнодушно вернул хозяйке и величественно застыл в ожидании рыбной обжираловки, кокосовой выпивки и праздничных танцев, выставив перед собой вместо копья удочку со свисающей снастью. Рой по-свойски наклонился к нему, взял удочку, намотал леску на удилище, закрепил крючок на древке и вернул новый знак власти симпатичному, несмотря на живот, и всё-таки справедливому владыке.

          Пир ничем, кроме изобилия рыбы, не отличался от прежнего. Рой ел мало, решительно отвергал любое мясо, зато часто в соревновании с тестем прикладывался к кокосовой бражке и, наклюкавшись, с готовностью принял участие в символическом танце добычи акулы. В сполохах затухающего костра на фоне тёмного непроницаемого леса и опустевших, помертвевших хижин под тревожные ритмы тамтама, большого барабана и однообразные выкрики «Ва-уа-уа-уа» качающихся зрителей мерно топтались в подвижной цепочке на полусогнутых ногах, положив левую руку переднему на плечо, глухо звякая в такт браслетами и потрясая отравленными копьями, расцвеченные свежими красками бронзово-мокрые дьяволы, преследующие извивающуюся и ускользающую от охотников акулу, которую изображал толстый туземец, раскрашенный под морскую хищницу и щёлкающий выпиленными из кокосовой скорлупы челюстями, держа их в руках. Когда грохот барабанов, завывания зрителей и топот рыбаков-охотников достигли апогея, а акула перешла на непрерывный челюстной стрёкот и готова была цапнуть любого, кто подвернётся, на сцену выскочил, выпихнутый коварным тестем, Рой с чьим-то прихваченным копьём и после нескольких с удовольствием и фантазией исполненных подходов и увёрток всадил всё же акуле копьё в глаз, больше всего опасаясь при этом ненароком по-настоящему задеть артиста-рыбу. После блестящей победы все, включая собак свиней и ползающих детей, набросились на остатки рыбного стола, а уставший и протрезвевший Рой, обняв обомлевшую от его успехов и способностей Лету, удалился, провожаемый восхищёнными взглядами, в свою здешнюю хижину, не желая тащиться в темноте на дачу.

          Минул месяц, а может быть два, во всяком случае, не три. В государстве за ненадобностью отсчёта времени не было, и всё жило одним днём и редко, когда удавалось добыть особенно много дичи, - двумя, поскольку в один всё съесть не получалось. Рой, привыкший к работе на воздухе и в любую погоду, к простой непритязательной пище без разносолов, часто однообразной и несвежей, лишь бы побольше, к жёсткому матросскому обществу в море и в портах и к грубым развлечениям, среди которых преобладали пьянки и драки, легко вошёл в племенную жизнь, на равных участвуя во всех охотничьих, заготовительных и праздничных мероприятиях коммунистической монархии. Он быстро восстановил мускулы и тело, а загорел так, что почти не отличался от соплеменников по цвету. Единственным отличием, пожалуй, было отсутствие раскраски, к которой, несмотря на настойчивые предложения тестя и жены, испытывал стойкую брезгливость, поняв, однако, со временем, что аборигенам она нужна не только как украшение – чем больше краски и чем страхолюднее нательные абстракции, тем ценнее – но и как эффективное средство от укусов всякой летающей и жалящей твари и как естественное желание выделиться среди своих. Незащищённая кожа Роя вечно зудела и чесалась, и он, заметив, что мелкие стервятники не любят соли, часто ополаскивался  морской водой и устраивал обязательные вечерние купания, втянув в них и Лету, вынужденную снимать свой великолепный грим на ночь. Это привело к тому, что и она, ленясь и подражая любимому мужу, перестала, в конце концов, пользоваться местной косметикой, радуясь, что нравится ему больше без камуфляжа. Пользуясь своим привилегированным положением вследствие родства с вождём и удачного замужества, она полностью игнорировала все племенные общественные женские обязанности по обработке добытого и приготовлению еды и питья, предпочитая быть всегда и везде с мужем. Она не в силах была оставить Роя одного даже на полчаса, да и он привык видеть её рядом, всегда готовую помочь и посоветовать. В общем мужском деле у них было чёткое разделение обязанностей: она, с её кошачьей лёгкостью и собачьим нюхом, выслеживала дичь, а он, с его львиной силой и тигриной реакцией, безжалостно поражал её копьём или ножом. Постоянно растущую симпатию и привязанность друг к другу, подпитываемую общим опасным делом, ещё больше укрепляла взаимовыручка.

          Однажды, когда задумавшаяся разведчица, потеряв бдительность, шла впереди, из низко нависших над тропой густых веток эвкалипта протянулась к ней волосатая лапа огромного бабуина, цепко ухватила за руку и рывками поволокла пленницу, царапая о ствол и ветки, вверх, очевидно, с намерением предложить ей свои воздушные апартаменты, так как, в отличие от людей, обезьяны не едят себе подобных. Услышав отчаянный крик спутницы, Рой бросился на помощь, увидел на высоте нижней реи грота болтающееся перекошенное, словно сломанная кукла, тело жены и замедлившегося от тяжести на подъёме бабуина и, не раздумывая, бросил в него копьё. Мохнатый насильник, не ожидавший, что его гостеприимство оценят так грубо, разжал лапу, и Рой еле-еле успел поймать вернувшуюся не солоно хлебавши Лету, упал под её тяжестью на бок, а рядом плюхнулся и замер в смертном недоумении неудачливый ухажёр.