Игорь Болгарин - Миссия в Париже

• Название: Миссия в Париже
• Автор: Игорь Болгарин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-4293-3

И вновь мы встречаемся с уже полюбившимися героями сериала «Адъютант его превосходительства» – Павлом Кольцовым, Петром Фроловым, Таней Щукиной и многими другими. В новом романе Игоря Болгарина рассказывается о секретной операции под грифом «Бриллиантовая дипломатия», к которой прибегло молодое правительство Советской республики для скорейшего завершения Гражданской войны, а также об операции «Засада», не менее трудной и головоломной, проведенной Павлом Кольцовым незадолго до последних сражений на Южном фронте, в октябре 1920 года.

---

Павел постоял немного, прячась за спинами. Решил пока себя не обнаруживать. В этом, замешанном на шулерстве, занятии можно было ожидать всякого. Да и русский язык привлек бы к ним внимание любопытных.

Серое утро перешло в такой же хмурый, затянутый низкими тучами, день.

Понаблюдав немного, Павел вновь пошел по рынку, теперь больше для того, чтобы скоротать время. К обеду торговля здесь заканчивается. Завершит свое занятие и Миронов. И тогда Павел сможет подойти к нему. Если, конечно, тот будет один, что мало вероятно. Павел знал: как правило, наперсточники не работают в одиночку.

Но завершилось все куда быстрее, чем Кольцов предполагал. Сделав небольшой круг по рынку, он вернулся. И застал там, в центре круга, где совсем недавно «выступал» Миронов, какую-то свалку. В воздухе мелькали кулаки и перекошенные злые лица. Несколько раз на какое-то мгновение над толпой поднимался что-то кричащий Миронов, но его тут же сбивали с ног, и он исчезал, словно нырял в бурный водопад. И вновь мелькали в воздухе кулаки и разносились над толпой гневные выкрики.

Наконец, страсти поутихли. За рыночную ограду из металлической сетки полетел стул Миронова, следом рядом с ним приземлился изуродованный в драке столик. Потом толпа расступилась, и сквозь этот людской коридор двое крепких парней с силой вытолкали за ограду и самого Миронова.

Видимо, на «блошином рынке» такое не в редкость, потому что очень скоро и зеваки и участники потасовки разбрелись по своим делам. Миронов не вернулся на рынок, но и не ушел домой. Он поднял свой стул, аккуратно поставил его рядом с лежащим на земле столиком, удобно и основательно на него уселся, положив ноги на столик. Достав из кармана макинтоша коробку папирос, он неторопливо, с каким-то злорадным вызовом, закурил.

Мимо шли люди, теперь уже в основном покидающие рынок, но никто не обращал на него никакого внимания. Он тоже не смотрел по сторонам. И даже когда к нему подошел Кольцов, Миронов нисколько не удивился, будто они расстались только вчера. Он лишь коротко взглянул на Кольцова, понял, что тот был свидетелем его шулерской неудачи, и зло сказал на русском:

– Лягушатники, заразы! Жмоты!

Павел промолчал.

Миронов тоже не стал продолжать. Молча докурил папиросу, зло отбросил окурок и лишь после этого снова заговорил:

– Интересный факт. Каждый раз, когда я встречаюсь с вами, у меня обязательно случаются какие-то неприятности. Вы не можете мне это как-то объяснить?

– У вас плохая память, Юрий Александрович, – возразил Кольцов. – Вы, действительно, не очень везучий, и насколько я помню, мне каждый раз приходилось вас выручать. Вспомните хотя бы нашу последнюю встречу под Апостолово.

– Еще бы! Там вы отобрали у меня волов, телегу и семь мешков соли.

– Вам тогда грозил расстрел, не так ли? И я вас спас.

– Лучше б вы меня тогда расстреляли. После нашей встречи я приехал в Одессу в чем мать родила. Нет, на мне были брюки, в них были карманы, но в карманах гулял ветер. Вы знаете, что такое в Одессе человек без копейки за душой. Полный инвалид. А Одесса теперь уже совсем не тот Клондайк, где всегда можно было намыть немножко золота. А кушать почему-то хочется каждый день. Что было делать? Я нанялся в мастерскую к Зяме Крикману ремонтировать замки. Вы же знаете, замки – моя профессия. Но за две недели никто не пришел ни с одним замком. Вместо замков в Одессе в моде теперь шпалеры. Приходят бандиты и, чтобы войти в квартиру, просто стреляют по замкам. Милиционеры, те тоже перестали тратиться на патроны: стучат и тут же высаживают дверь. Похоже, советская власть проводит на одесситах опыт: приучает их жить по заветам товарища Карла Маркса. Тот в какой-то своей книжке написал, что при коммунизме не будет ни замков, ни денег. Все общественное: заходи к кому хочешь, бери что хочешь.

Миронов снова нервно закурил и надолго замолчал, все еще переживая свою неудачу.

«Блошиные рынки» в Париже заканчивают свою работу задолго до «дине», который здесь совмещает поздний обед с ужином. Покидая рынок, мимо них шли уже поредевшие посетители.

Несколько парней, заметив сидящего на своем «троне» поверженного короля наперсточников, о чем-то заспорили, потом один из них размахнулся и что-то бросил в их сторону. У ног Миронова упали и, тускло поблескивая, раскатились три металлических стаканчика. Миронов неторопливо поднялся и, по-французски что-то выкрикнув в сторону своих обидчиков, подобрал их. Незлобиво объяснил Кольцову:

– Босяки. Такие же, как в Одессе, – и, бережно вытирая стаканчики полой своего макинтоша, продолжил: – У этих стаканчиков волшебное свойство: третий раз ко мне возвращаются. В Стамбуле, этой вавилонской башне наших дней, я по забывчивости оставил сумочку с ними на городской скамейке. И что вы думаете? Какой-то добрый человек догнал меня и вернул. В Марселе у меня украли саквояж. Все пропало. Их я случайно нашел на барахолке и выкупил. И вот сейчас… Я верю, они приносят мне счастье.

– Сегодня я это заметил, – скупо улыбнулся Кольцов.

– Издержки ремесла. Знаете, с возрастом стали хуже слушаться пальцы. Между ними я прячу шарик. Ну и не удержал, – чистыми детскими глазами глядя на Кольцова, объяснил Миронов. – Кубачинская работа. Между прочим, память о Доренгольце. Не знаете, жив ли? Вы ведь, как я понимаю, недавно оттуда?

Этот вопрос заставил Кольцова насторожиться. Хотя из всей этой мимолетной встречи он уже сделал для себя определенный вывод: Миронова не следует опасаться. Будь он хоть как-то связан со спецслужбами, вряд ли принял бы на себя, даже во имя дела, такое малопочтенное и отторгаемое обществом занятие, как наперстки. Оно не позволяет накоротке общаться с людьми, и, стало быть, шансов заполучить какую-то нужную информацию равна нулю. Какой спецслужбе нужен такой сотрудник?

О его бедственном положении свидетельствовали также и его затрапезный вид, и неухоженность. И все же, решил Кольцов, осторожность не помешает.

– Давно, – ответил он. – Пересмотрел свои взгляды.

Миронов хитровато посмотрел на Кольцова:

– Павел… запамятовал… кажется, Андреевич. За свою ломаную жизнь я немного научился распознавать людей. Вы – из тех, кто скорее пойдет на плаху, чем сменит свои взгляды. Но вам не следует меня опасаться. Если вам так нужно, я вас никогда прежде не видел и не знаю. Но, если вдруг понадоблюсь, буду рад вам услужить. В память о прошлом, – он извлек из кармана папиросную пачку, машинально сунул в нее пальцы, но она была пуста. Сердито скомкав, зашвырнул ее в кусты и вновь вернулся к прерванному разговору. – Вам, наверное, интересно, кто я сейчас? Никто. Ноль. Но все же мечтающий стать хотя бы единицей. Не скрою, я бежал сюда от разоренной и разграбленной России. Белые, красные, капиталисты, социалисты. Я не настолько умный, чтобы разобраться во всей вашей кутерьме. Думал, здесь найду счастье.

– Нашли?

– Сами видите. Париж, знаете, не тот город, где всем живется хорошо. И Франция – не та страна…

Миронов говорил торопливо, захлебываясь словами, словно боялся, что Кольцов уйдет, не дослушав его до конца. Похоже, он давно носил в душе эту путаную сбивчивую речь, да только до сегодняшнего дня не находил способного понять его слушателя.

– Бедным здесь также плохо, как и в России. Им везде плохо. Один мой знакомый клошар все выспрашивал у меня: что такое Россия? Я спросил у него: зачем это тебе? Он сказал: у нас лозунги, а у них на деле скоро будет свобода, равенство и братство. Он сказал, что хочет поехать в Россию, чтобы умереть там на баррикадах. Я сказал ему: дурак, у них там нет баррикад, тебя убьют где-нибудь в подворотне или на какой-нибудь мусорной свалке. Я давно его не видел, наверное, уехал. А я подумал: если он – француз – поехал, почему же я – русский – сижу здесь? Да, она нищая, голодная, больная, но это же моя Родина. Она – как мать. Простите за такие высокие слова. Я их произношу, кажется, впервые в жизни. Смешно, не правда ли? Шулер, наперсточник – и такие слова! Но я имею на них право: я их выстрадал. Даст Бог, это не последняя наша встреча. Может, еще свидимся, – и со значением добавил: – Даст Бог, в России?

– Сейчас самое время возвращаться. Война кончается.

– Я об этом все чаще задумываюсь, – согласился Миронов. – Но нужны деньги. Немалые деньги.

– Боюсь только, это почтенное ремесло, – Кольцов указал глазами на стаканчики, которые Миронов все еще держал в руках, – оно не принесет вам много денег. Может, есть смысл вернуться к более верному заработку, скажем, к тому же ремонту замков?

– У вас тонкий юмор, Павел Андреевич, – печально улыбнулся Миронов. – Здесь, в Париже, таких умельцев, как я, куда больше, чем самих замков. Или вы намекаете на мое давнее пристрастие? Не смешите меня. Париж с незапамятных времен поставляет медвежатников всему миру. И поверьте, я не самый лучший из них. Тогда в сейфе генерала Слащева стоял довольно примитивный двухцилиндровый замок системы Брама, и то с меня сошло семь потов, пока я его вскрыл, – он решительно покачал головой. – Нет. Об этом грустно говорить, но все в прошлом. Не те глаза, не те руки, не тот слух.