Иэн Макюэн - Черные собаки

• Название: Черные собаки
• Автор: Иэн Макюэн
• Издательство: Россмэн-Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-353-03053-9

Когда-то они были молоды, полны грандиозных идей, и смысл жизни был виден в очищении человечества от скверны в огне революции… Но зло неуязвимо, если пребывает в надежном прибежище — в человеческом сознании, в душе. И сумма несчастий не уменьшится, пока оно обитает там. Без революции во внутреннем мире, сколь угодно долгой, все гигантские планы не имеют никакого смысла. Автор романа предоставляет героине понять это тогда, когда ее вселенная сузилась до стен палаты дома для престарелых.

---

— Ах, бедняжка, как же вы так поранились? Пойдемте в дом, я вам помогу.

Джун послушно встала, мадам Орьяк поддерживала ее за руку. Она уже почти дала увести себя с веранды в гостиницу, как вдруг ее лицо исказилось, и она издала странный высокий звук, похожий на крик удивления. Бернард в ужасе вскочил на ноги, ему показалось, что сейчас он станет свидетелем родов, выкидыша или еще какой-нибудь эффектной женской напасти. Мадам Орьяк, сохраняя спокойствие, подхватила молодую англичанку и помогла ей сесть обратно на стул. Джун беззвучно давилась рыданиями, потом наконец брызнули слезы, и она расплакалась совершенно по-детски.

Обретя дар речи, Джун рассказала, что произошло. Она села поближе к мадам Орьяк, которая велела принести коньяку. Бернард потянулся через стол и взял жену за руку, но она поначалу не хотела принимать от него никакой поддержки. Она не простила ему, что в критический момент его не оказалось рядом, а недавний рассказ об этих дурацких гусеницах только подогревал в ней чувство обиды. Но когда она дошла до кульминационной точки своего рассказа и поняла по выражению лица, как Бернард удивлен и как он гордится ею, она переплела свои пальцы с его пальцами и ответила на его любящее пожатие.

Мадам Орьяк велела официанту сходить и привести сюда мэра, даже если для этого придется потревожить его послеобеденный сон. Бернард обнял Джун и сказал, что восхищен ее смелостью. Коньяк согрел ей желудок. Она наконец поняла, что все действительно кончилось. Теперь в худшем случае событие это превратится в яркое воспоминание. Это уже история, которую можно вспомнить без стыда, потому что она с честью выдержала испытание. На душе у нее стало легче, она вспомнила о своей любви к милому Бернарду, и когда мэр поднялся на крыльцо веранды, небритый и заспанный — его не вовремя разбудили, — он уже застал счастливую сцену примирения, маленькую идиллию, на которую с улыбкой взирала мадам Орьяк. Так что возмущенное чувство, с которым он потребовал объяснений относительно того, какая такая срочная необходимость заставила вытащить его из постели в самый послеполуденный зной, было вполне естественным.

Судя по всему, мадам Орьяк имела на мэра какое-то особое влияние. После того как он обменялся рукопожатиями с английской четой, ему было предложено сесть. Он молча принял рюмку коньяка. Он немного взбодрился, когда мадам Орьяк велела официанту поставить на стол кофейник. Настоящий кофе до сих пор был редкой роскошью. А этот был из самых лучших темных арабских зерен. Мэр в третий раз поднял рюмку. Vous êtes Anglais?[32] Его сын, который сейчас изучает инженерное дело в Клермон-Ферране, сражался плечом к плечу с англичанами из Британского экспедиционного корпуса, всегда говорил…

— Эктор, об этом позже, — сказала мадам Орьяк. — Ситуация у нас крайне серьезная.

И чтобы не заставлять Джун повторять все с самого начала, она рассказала историю сама, разве что самую малость ее приукрасив. Впрочем, когда мадам Орьяк дошла до того момента, когда Джун боролась с кобелем, но еще не успела нанести свой первый удар, героиня попыталась вмешаться. Жители деревни отмахнулись от ее реплики, квалифицировав ее как свидетельство излишней скромности. Под конец мадам Орьяк продемонстрировала рюкзак Джун. Мэр присвистнул сквозь зубы и обнародовал вердикт:

— Ç'est grave.[33]

Две голодные бродячие собаки, возможно бешеные, причем одна из них ранена и тем более опасна, представляют собой несомненную угрозу для общества. Сейчас он допьет вот этот стакан, тут же соберет местных жителей и пошлет их в долину, чтобы выследить и застрелить этих зверей. А еще он созвонится с Наваселлем, чтобы выяснить, что те смогут сделать со своей стороны.

Мэр, судя по всему, вознамерился подняться из-за стола. Потом потянулся за своим опустевшим стаканом и опустился обратно на стул.

— Ведь было уже такое, — сказал он. — Прошлой зимой. Помните?

— Ничего об этом не слышала, — сказала мадам Орьяк.

— Только в прошлый раз собака была одна. Но все то же самое, и причина такая же.

— Причина? — переспросил Бернард.

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете? Ah, ç'est une histoire.[34]

Он подтолкнул стакан в сторону мадам Орьяк, которая тут же кликнула официанта. Тот подошел и стал что-то шептать мадам Орьяк на ухо. Та махнула рукой, он взял стул и тоже сел рядом. Неожиданно появилась с подносом Моник, дочка мадам Орьяк, работавшая на кухне. Все подняли стаканы и чашки, чтобы она могла постелить на стол белую скатерть и поставить две бутылки местного вина, стаканы, корзинку с хлебом, миску оливок и положить пригоршню ножей и вилок. За пределами тенистой веранды, на винограднике, сухой, горячечный треск цикад стал еще оглушительней. Наступившее время суток, послеполуденное время, которое в Миди[35] относится к числу таких же основополагающих элементов бытия, как воздух и свет, опустилось на землю и лавой растеклось по оставшейся части дня, и — вверх, в бездонные полости кобальтово-синего неба, в своей роскошной лени освободив всех и каждого от каких бы то ни было обязательств.

Моник вернулась со свиным паштетом на коричневом обливном блюде к тому самому моменту, как мэр, разлив вино в чистые стаканы, начал свой рассказ:

— Поначалу места у нас были тихие — я говорю про сороковой и сорок первый годы. У нас тут все делается медленно, и по причинам, ну, скажем так, историческим — всякие там семейные распри, дурацкие споры — в группу, сформировавшуюся вокруг Мадьер, той деревни, что возле реки, мы не вошли. Но потом, в сорок втором, в марте, не то в апреле, кое-кто из здешних помог наладить линию Антуанетт. Она шла от побережья в районе Сэт, через Серанн, потом через здешние места в Севенны и далее на Клермон. И пересекалась с линией Филипп, которая шла с востока на запад через Пиренеи в Испанию.

Бернард скорчил озадаченную мину, Джун сидела, не поднимая глаз; мэру показалось, что люди просто не в курсе, и он решил наскоро пояснить, что имеет в виду.

— Я вам сейчас расскажу, что это такое. Взять, к примеру, наше первое задание. С подлодки выгрузили на мыс Агд радиопередатчики. Наш участок переправил их из Ла-Вакери в Ле-Виган за три ночи. А куда они ушли потом, нам и знать было незачем. Понимаете?

Бернард старательно закивал головой, так, словно все разом встало на свои места. Джун глаз так и не подняла. Они даже наедине никогда не обсуждали того, чем занимались во время войны, — вплоть до 1974 года. Бернард формировал грузы для выброски на различных направлениях, хотя и не был никогда лично связан с такой незначительной линией, как Антуанетт. Джун работала на группу, которая во взаимодействии со Свободной Францией вела пропагандистскую работу во Франции вишистской, — но и она тоже ничего не знала о линии Антуанетт. Все то время, пока мэр говорил, Бернард и Джун избегали смотреть в глаза друг другу.

— Антуанетт прекрасно работала, — сказал мэр, — на протяжении семи месяцев. Нас здесь и было-то всего ничего. Мы сопровождали агентов и радистов дальше на север. Иногда это были просто грузы. Один раз переправили на побережье канадского летчика…

Из того, как ерзали на стульях мадам Орьяк и официант, явствовало, что они либо уже далеко не в первый раз слушали все это за бутылочкой коньяка либо же что, с их точки зрения, мэр просто хвастается. Мадам Орьяк вполголоса переговаривалась с Моник, давая ей какие-то указания насчет следующей перемены блюд.

— А потом, — повысив голос, сказал мэр, — что-то где-то не заладилось. Кто-то проговорился. В Арбора взяли двоих. И тогда к нам нагрянула милиция.[36]

Официант вежливо отвернулся и сплюнул в корни лаймового дерева.

— Они пошли прямо по линии, устроили себе штаб-квартиру здесь, в гостинице, и начали допрашивать всю деревню, человека за человеком. И я горжусь тем, что выяснить им не удалось ничего, ровным счетом ничего, так ни с чем они и уехали. Но Антуанетт на этом прекратила свое существование, и с этих пор деревня Сан-Морис попала в черный список. Как-то вдруг выяснилось, что мы контролируем дорогу на север через долину И в тени оставаться у нас больше не получалось. Они шастали здесь день и ночь напролет. Обзавелись информаторами. Антуанетт умерла, и возродить ее было очень не просто. Севеннские маки[37] прислали к нам сюда человека, и у нас вышел спор. Конечно, мы живем на отшибе, но наблюдать за нами тоже очень легко, и вот этого маки никак не желали понять. У нас за спиной Косс, голая земля, и спрятаться там негде. А перед нами долина, дороги в которую можно по пальцам пересчитать. Но в конце концов мы все-таки начали все сначала, и практически сразу они арестовали нашего доктора Бубаля. Отвезли его аж в самый Лион. Его там пытали, и такое впечатление, что он умер, так ничего им не сказав. В тот день, когда его увезли, появилось гестапо. Прибыли они с собаками, огромными такими, уродливыми зверюгами, которых они использовали в горах, чтобы выследить убежища маки. По крайней мере, так они говорили, но я никогда не верил, что эти собаки — следопыты. Это были сторожевые собаки, а не гончие. Приехали гестаповцы с собаками, реквизировали дом в центре деревни и стояли здесь три дня. Не очень было понятно, чего они хотели. Потом убрались отсюда, а через десять дней появились снова. То же самое через две недели. Они постоянно перемещались по всей округе, и мы никогда не знали, где и когда они объявятся в следующий раз. И всюду ходили с этими своими собаками и во все совали нос. Они хотели просто запугать людей, и им это удалось. И собак, и поводырей боялись все. Нам казалось, что выходить ночью из деревни, при том, что окрестности патрулируют эти самые собаки, стало опасно. Да и милиция к этому времени уже всерьез обзавелась информаторами.