Деррида Жак - О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только

• Название: О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только
• Автор: Деррида Жак
• Издательство: СОВРЕМЕННЫЙ ЛИТЕРАТОР
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 985-456-147-Х

Наиболее интересной и объемной работой французского философа Жака Дерриды (р. 15.7.1930), является предлагаемое вашему вниманию произведение «О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только».

---

Лик дьявола проглядывает одновременно из По ту сторону…и со стороны Das Unheimliche.Я уже как-то описывал системные и родственные связи между этими двумя работами. Дьявол является, но не в форме воображаемого представления (воображаемого двойника) и не в человеческом обличье. Облик, принимаемый им, не поддается ни такому различению, ни такому противопоставлению. Все происходит и разворачивается так, как будто дьявол «в облике человека» является подменить своего двойника. Итак, дублер, дублирующий своего двойника, выходит из своего двойника в тот момент, когда тот является всего лишь его двойником, двойником его двойника, производящего эффект «unheimlich».

Однако элементарное противопоставление, позволяющее установить разницу между оригиналом «собственной персоной» и его маской, его подобием, его двойником, эта простая противопоставляющая диссоциация, напротив, сняла бы беспокойство. Все способствует тому, чтобы его создать и обеспечить — и логика противопоставления, будучи диалектической или нет, начинает служить такому покою, чтобы расквитаться, если можно так сказать, с двойником.

Маленькая заметка к Письму к д'Аламберу приводит явление дьявола «в облике человека», если можно так сказать, и его появление под видом призрака его двойника на некой сцене, на сцене, где он всего-навсего, как представлялось по замыслу, фигурировал. Как актер или как персонаж, это было неясно. Итак, явление дьявола «собственной персоной», вдобавок к его персонажу; явление или предъявление «оригинала», вдобавок к его персонажу, разыгрываемому актером, полагающему, что он его заменяет, явление, нужно понимать в смысле видения, «самой вещи» в дополнение к своему «собственному» дополнению. Такое появление, без сомнения, расстраивает привычный ход представления. Но оно при этом не уменьшает эффекта двойника, напротив, оно его усиливает, удваивает без оригинала, в чем, наверное, и состоит дьявольщина, сама ее несостоятельность.

Итак, ужас достигает апогея, говорит Руссо, Unheimlichkeit — как скорее сказал бы Фрейд. В этом проявляется одно из двух логических понятий повторяемости, задействованных и переплетенных между собой в По ту сторону…Об этом переплетении я расскажу после. Вот примечание к Письму к д'Аламберу. Примечание относится к слову «дьявол»:

«В молодости я читал трагедию Эскалада, где дьявола играл на самом деле один из актеров. Мне говорили, что эта пьеса была представлена один раз; этот герой, выйдя на сцену, оказался в двойном обличье, как если бы оригинал охватила зависть, что дерзнули его скопировать и в одно мгновение страх заставил всех зрителей убежать и закончить представление. Эта сказка бурлескная и покажется таковою в большей степени в Париже, чем в Женеве; тем не менее рискнем предположить, что в этом двойном появлении таится театральный и действительно ужасающий эффект. Я могу представить только один более простой и еще более ужасный спектакль — это рука, появляющаяся из стены и чертящая незнакомые слова на пиру Балтазара. Одна мысль об этом вызывает дрожь по телу. Мне кажется, что наши поэты-лирики далеки от столь высоких помыслов, они, чтобы вызвать страх, создают бессмысленный шум декораций. На самой сцене не стоит все говорить прямо, а следует лишь возбуждать воображение». (Я подчеркнул.)

Каков же дьявол Фрейда? Тот, которого он имитирует или представляет своим «адвокатом», чтобы защитить его, без сомнения, со знанием дела, чтобы принять его сторону в этом деле и в этом «ином», что «мы не должны утаивать перед самими собою», но также, может быть, что при этой защите, которая его защищает, ему будет запрещено представлять свои интересы персонально, но только в лице своего адвоката. Использование двойников на процессе запрещено. Но о каком процессе идет речь? Кто кого обвиняет? Какой дьявол побуждает писать Фрейда? Что же в итоге пишет дьявол, заставляя писать Фрейда, никогда ничего не написав самостоятельно? Анализируется ли это по ту сторону самоанализа Фрейда? И какие же это «незнакомые слова» Фрейда пишутся чужой, но в то же время его рукой на этом странном пиру? Каков же призрак? К кому, к чему, откуда он возвращается? Именно в дальнейшем и будет задан этот вопрос.

3. Selbstdarstellung представит, выведет на сцену, если это возможно, избежание: Шопенгауэра, Ницше, философии в целом, под чем подразумевается, видимо, много чего и много кого. По-видимому. Но не будем торопиться с выводами. Если существует избежание и если на этом так настаивают, так это потому, что есть тенденция, искушение, желание. Фрейд это признает. Он, как говорится, первым спохватился, за что и поплатился. Немного выше он отмечает, что в своих работах последних лет (в том числе и По ту сторону…)он «дал волю столь долго подавляемой склонности к спекуляции». Похоже, он испытывает двусмысленное сожаление. И если этому верить, тогда нужно признать: 1. «Структурную неспособность» философствовать. Какой-то завуалированный язык, даже обскурантистский: что же значит в психоаналитическом понимании «структурная неспособность» философствовать? 2. «Склонность» — тем не менее — к спекуляции. 3. Преднамеренное избежание философии, непризнание долга, генеалогии или наследия философии. 4. He-избежание того, что Фрейд называет «спекуляцией», которая не должна быть stricto sensu,ни философией, ни научным или клиническим экспериментированием в традиционном понимании. Тогда нужно спросить себя, просматривается ли за этим побуждением чего-либо избегнуть и от чего-либо отрешиться, какими бы ни были для этого мотивы, в выражении «спекуляция» то, что я не отваживаюсь, далее мы увидим почему, признать как теоретизирование (хотя именно это и принято понимать под этим словом). Оно бы не поддавалось ни философской логике, ни научной логике, будь оно в чистом виде a priori или в эмпирическом понимании.

Здесь я прерву эти предварительные замечания. Я их принципиально поместил в сопоставлении с Selbstdarstellung,чтобы предварить то, что воссоединяет новую постановку вопроса о смерти в психоанализе с позицией Фрейда, обусловленной на первый взгляд его автобиографией, с историей развития психоанализа. Опять же, то, что воссоединяет, не обязательно укладывается в форму, облекаемую системой. Ни одно из представлений о системе (с позиций логики, науки, философии), вероятно, не является достаточным, чтобы соизмериться с ней, да фактически и не способно к такому воссоединению. Ведь оно, по сути, и является ее порождением.

Итак, это для нас очень важный вывод. А выводит он нас по ту сторону того, что Фрейд смог сам по этому поводу утверждать. Когда, например, он соотносит труды второй половины своего творчества (в ряду которых и По ту сторону…)с вехами своей собственной «биографии» и, в частности, с тем, что «предупреждает его о близкой смерти от серьезной болезни» (он пишет об этом в 1925 году, но указанная болезнь проявила себя уже за много лет до того), кажется, что связь зависит от какого-то внешнего эмпиризма и в этом плане ничуть не продвигает нас вперед. Если мы хотим в другом стиле с другими вопросами переплести сети так называемого «внутреннего» чтения сочинений о жизни/смерти, сети автобиографии, автографии, автотанатографии и сети «аналитического движения», поскольку в этом они неразделимы, нужно по меньшей мере начинать в чтении, поспешно названном «внутренним», отмечать места, в силу своей структуры открытыми, для пересечения с другими сетями. То, что появилось в другом месте из Парергонова[32] дополнения, содержит в себе не только возможность, но и необходимость такого пересечения со всеми парадоксами, в которые вводятся мотивы рамок, окаймления, названия и подписи.

Это затрагивало bios в его автобиографическом значении, которое могло бы с минуты на минуту повернуть к гетеротанатографии, если бы то, что находится у нас в руках под названием письменное свидетельство, ускользнуло бы от нас. Что касается bios в самом что ни на есть биологическом понимании, bios,с которым мы сталкивались, читая Ницше или Хайдеггера, Кангилема или Якоба, мы очень скоро увидим, как он снова возникнет в По ту сторону», и пересечется с другим, скрестится с другим. Я предоставляю это слово «скрещивание» на милость любого толкования генетического или генеалогического характера. При определенном подходе это может оказаться кстати.

Я ПИШЕТ НАМ

Пусть будет По ту сторону принципа удовольствия. Это было открыто мною на первой странице без всякой предосторожности, наивно, насколько это возможно. Не имея никакого права, я все-таки осмелюсь перешагнуть через все методологические или юридические протоколы, которые бы самым законным образом вплоть до паралича замедлили мое движение. Пусть.