Деррида Жак - О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только

• Название: О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только
• Автор: Деррида Жак
• Издательство: СОВРЕМЕННЫЙ ЛИТЕРАТОР
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 985-456-147-Х

Наиболее интересной и объемной работой французского философа Жака Дерриды (р. 15.7.1930), является предлагаемое вашему вниманию произведение «О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только».

---

Это первое исключение из закона, согласно которому в сновидении исполнялось бы желание. Но этот закон не является «опровергнутым», исключение не выступает против закона, оно ему предшествует. В законе есть нечто более изначальное, чем сам закон. Он (закон) смог, как кажется, определить функцию сновидения только после установления господства ПУ. Последнее явилось бы относительно запоздалым результатом первоначального генезиса, победой, на территории, которая заведомо ему не принадлежит и коренным жителем которой он не является: победа и пленение, соединение берет верх над разъединением, связывание — над развязыванием или даже над полным развалом. Над абсолютной узостью структуры, если, конечно, что-то подобное может иметь место и форму.

Эта гипотеза остается гипотезой, не будем об этом забывать. Она принята как бы извне, выведенная из примера о травматических неврозах. Итак, фронт поддается и рушится под натиском внешних раздражителей. Пятая глава расширяет значение гипотезы: в сторону раздражителей внутреннего происхождения, которые происходят из влечений организма или им подобных, иными словами, из того, что «является самым важным, как и самым непонятным, элементом для психологического исследования».

Вот мы и подходим к самой насыщенной и активной фазе в тексте. Основным признаком этих процессов внутреннего происхождения (влечения и им подобные) является то, что они не связаны. Эти бессознательные процессы в Traumdeutung Фрейд назвал первичными процессами. Они соответствуют свободно подвижной, несвязанной, нетонической зарядке. Задачей верхних слоев психического аппарата является связывание во «вторичных» процессах раздражений навязчивого характера, проистекающих из первичных процессов (пп). Однако вот что является наиболее важным: ПУ (или его измененная форма, ПР) может подтверждать свое господство, только связывая первичные процессы (пп).

ПУ(+ПР)

таково происхождение господства и условие удовольствия.

пп

Однако сие отнюдь не значит, что до этого момента, до логического господства ПУ над пп через ПР, не делается никаких усилий связывания раздражителей. Психический аппарат тоже пытается «частично» связать эти раздражения, без должного почтения к ПУ и до его вмешательства, но никогда не противопоставляя ему себя, не выступая против него, не противореча ему.

И это «частично» (zum Teil)остается весьма неясным. На карту поставлено слишком многое, и эта неясность может спутать границы всех задействованных при этом концепций. В случае неудачи несоединение вызывает нарушения, аналогичные (analoge) травмам внешнего происхождения.

Неясность, на которой Фрейд не заостряет внимания, приходит от того, что еще до установления господства ПУ, уже проявляется склонность к соединению, тенденция к обузданию или сужению, предвосхищающая ПУ, но действующая отдельно от него. Она только оказывает содействие ПУ, таковым не являясь. Некая промежуточная зона задержки или индифферентная зона (она может быть зоной задержки, только будучи индифферентной к оппозиционному либо отчетливому различию смежных областей) соотносит первичный процесс в «чистом виде» («миф», называемый Traumdeutung)с вторичным процессом, полностью подчиненным ПУ. Этакая в виде оболочки охватывающая пп и ПР зона, пребывающая ни в абсолютно зажатом, ни в расслабленном состоянии, находясь в отсрочке по отношению к ограничительной структуре. Их соотношение:

ПУ + ПР

Очевидная шаткость такой оболочки

пп

или такой незатянутой до конца петли и составляет концепцию повторения, которой отмечен весь этот текст. Такая вот концепция, концептуальность или концептуальная форма этой концепции подобна поведению той петли с отсроченной ограничительной структурой. Будучи более или менее затянутой, она проходит (как шнурок в ботинке) с обеих сторон объекта, в данном случае повторения.

Но повторения-то как раз и не происходит.

Стоит только повторению попросту воспроизвести что-либо ему предшествующее, как оно становится неотвязным — так утверждают, к примеру, что Платон следует за Сократом, — как оно подставляет себя на место предтечи, изначального, первородного, предыдущего того, что уже подвергалось повторению и которому, как полагают, по сути своей несвойственна повторяемость, либо то, что к ней побуждает. А посему представляется, что повествование сообщает нам нечто, что было бы для него посторонним или предшествовало бы ему, в любом случае не зависело бы от него. Классическое различие между повторением, повторенным и тем, кто повторяет, как и между изложением или повествованием, повествуемым и повествующим, «лицевой» частью повторенного или повествуемого можно еще провести между «преподносимым» и «смысловым содержанием». В классической гипотезе повторение в основном было бы вторичным и производным.

Но иногда, согласно другой, неклассической логике повторения, оно выступает в качестве «первородного», и влечет по причине своего неограниченного распространения всеобщее деконструирование: не только классической онтологии повторения со всеми упомянутыми различиями, но и в целом психической конструкции, всего, что служит опорой влечениям и им подобным, обеспечивает целостность организации или совокупности явлений (психических или других) при господстве ПУ. Вот мы и вернулись к тому, что уже было сказано выше о Ab-bauen.Следовательно, повторение то содействует власти ПУ, то оно, предшествуя ему и давая ему возможность повторить себя, становится наваждением, подтачивает его, угрожает ему, преследует в поисках несвязанного удовольствия, походящего, как один воздушный пузырь на другой, на неудовольствие, выпадающее ему во всей своей неприглядности.

Но нет этого «то… то». Как в эпилоге к Аптеке Платона, «одно повторение повторяет другое», вот и вся отсрочка.

Она имела бы место, если оно вообще существует, это единственное место в зоне.

Итак, существуют две логики, ни к чему определенному не приводящие, два вида повторения, которые больше не противоречат друг другу, поскольку они в точности не воспроизводят друг друга, и которые, даже если и повторяются, то отражают двойственность, присущую любому повторению: если только принимать в «расчет» эту нескончаемую двухполосную ленту повторения — даром что это обстоятельство не является предметом размышлений Фрейда, у нас есть шанс разобрать невнятный текст, который тут же и приводится, разобраться в том, насколько он невразумителен.

Он, Фрейд, как будто и намеревается это сказать. Навязчивое повторение у ребенка и в начальный период лечения имеет характер «влечения». Но «противопоставляя себя ПУ», повторение принимает «демонический» характер. То повторение «как бы способствует господству» (Beherrschung), то наоборот. Вернемся к примеру с игрой ребенка: как правило, повторяемость одного и того же действия способствует господству ПУ, приносит удовольствие, связанное с отождествлением, узнаванием и овладением тем же самым (идеализирующей интериоризацией, сказали бы мы, используя выражение Гегеля и Гуссерля). В данном случае с ребенком повторение вызывает удовольствие у ребенка. У взрослого же — наоборот, новизна является условием удовольствия, считает Фрейд. Среди всех приводимых им примеров (игра, театральная пьеса, книга и так далее) пример с рассказом занимает особое место, то место, где он сам и иже с ним, представлены в своем истинном свете. Повторяя одно и то же, неустанно возвращаясь к пересказу рассказанного, ребенок не перестает требовать еще и еще именно эту историю, отвергая отступления, тогда как взрослый избегает — будучи действительно взрослым — повторения, испытывает скуку и стремится от нее уйти. И когда этот взрослый вынужденно исполняет просьбу о повторении (например, во время анализа и трансфера), он уходит по ту сторону ПУ и поступает как ребенок. Отныне, по всей видимости, нет больше нужды говорить, и мы знаем почему, что он уходит по ту сторону, а возвращается все-таки по эту сторону ПУ. Вытесненные следы воспоминаний о его первых шагах остаются бессвязными, в расцепленном состоянии, неподдающимися вторичным процессам и их агентам. Безусловно, навязчивое повторение в трансферентном неврозе остается одним из главных условий анализа. Но оно превращается в препятствие, если оно устойчиво сохраняется и затрудняет устранение трансфера. Такая возможность вписана в саму структуру трансфера, предпосылка возможности может обернуться предпосылкой невозможности, и то, что мы отметили выше в описании сцены наследования, возможно, поможет лучше в этом разобраться: неустраненный трансфер, как непогашенный долг, может передаваться за пределы одного поколения. Этак недалеко и до узаконивания переноса срока уплаты в утробе. Можно даже открыть традицию в этом смысле, придать ей приличествующие формы и использовать все способы, чтобы продлить таким образом инкапсулированную угрозу. Когда Фрейд говорит о демоническом по поводу барьера перед терапевтическим воздействием, а перед психоанализом даже страха (мы боимся разбудить в себе то, что было бы лучше оставить в покое), это можно также соотнести с тем, как традиция, например, традиция «движения» или «дела» психоанализа, соотносится с самой собой, с архивом своего собственного демона. Но демоническое не является в большей или меньшей степени унаследованным, как то или иное содержание текста. Оно неотделимо от структуры завещания. Сцена наследования связывает его а приори с его предшественником.