Айрис Мердок - Ученик философа

• Название: Ученик философа
• Автор: Айрис Мердок
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-39045-8

«Ученик философа» — знаковая трагикомедия выдающейся британской писательницы, признанного мастера тонкого психологизма.

Жизнь курортного городка Эннистон тихо крутится вокруг купален и целебных источников. Тихо до тех пор, пока в город не возвращается самый знаменитый его уроженец — профессор философии Джон Роберт Розанов, ищущий приличного кавалера для своей красавицы внучки. А его некогда любимый ученик, давно променявший философию сперва на искусствоведение, а затем на пьяный дебош и беспорядочные половые связи, пытается понять, вправду ли он хотел утопить дождливой ночью законную супругу, или это ему лишь померещилось…

Впервые на русском языке!

---

Признаться, Том, даже в компании милой Антеи, лелеял очень странные тайные мысли. На самом деле он беспокоился и накручивал себя до исступления. Ему казалось, что у него на лбу появляются видимые морщины. Нелепая, неудачная беседа с Хэтти оставила у него на душе пульсирующий шрам. Том не привык жить со шрамами на душе; частью его безоблачного характера действительно было скромное, маленькое, радостное довольство собой; существование этого чувства он позволят себе признавать, поскольку считал его безобидным. Стихотворение Тома приняли в печать, и не в глупый листок типа «Эннистон газетт», а в настоящий литературный журнал, но Том с ужасом заметил, что успех не принес ожидаемой радости. У Тома украли удовольствие. Он чувствовал, что поступил плохо, даже подозревал, что вел себя как мужлан, а раньше для него было немыслимо оказаться в этой роли. В то же время вся эта история была омерзительно непонятна, и он не мог сообразить, как именно сделал то, что не должен был делать, и вообще, что именно он должен был сделать. Он обсудил происшествие с Эммой; тот хорошенько отругал его, совершенно устыдил, но абсолютно не прояснил ситуацию. Да, наверно, не стоило соглашаться на безумную идею Розанова, участие в которой сперва показалось Тому невинной забавой. Тогда он думал, что имеет смысл пойти и повидаться с девушкой, хотя бы для того, чтобы философ успокоился. Беда в том, что Розанов не предупредил внучку, может, даже ввел ее в заблуждение, а тут уж Том точно не был виноват. (Может, в этом все дело?) А она с самого начала была так холодна и враждебна, что ему совершенно не удалось овладеть положением. («Ты не можешь успокоиться, потому что тебе не удалось ее обаять», — сказал Эмма.) Теперь в мире было черное пятно, которое Том от всей души желал удалить, но не мог, оно его парализовало. Он подумал, не написать ли Хэтти письмо, но все письма, какие он мог измыслить, выглядели как новые непростительные оскорбления. Он говорил себе, что должен написать Розанову и сообщить, что потерпел неудачу. Но и на это никак не мог решиться. Неужели действительно придется пообещать, что он больше никогда не подойдет к Хэтти? А теперь она здесь, по приглашению бестактной Габриель, и это совершенно испортит ему семейный пикник.

— Когда мы уже поедем домой? — спросил Скарлет-Тейлор, сидя рядом с Томом на скале-крепости.

— Не говори глупостей, сначала нужно хорошенько насладиться.

— Купанием, в такой шторм? Вода аж темно-зеленая.

— Попробуй, увидишь, как это здорово. Смотри, вон Мэривилль. Отсюда видно только верхнее окно и кусок крыши. Наверное, ты скажешь — неудивительно, что Алекс его продала.

— Нет, я думаю, что здесь замечательно.

— Ну тогда…

— Я просто не хочу купаться. Но я обожаю такой берег. Скалы, водоросли, и черно-белый полосатый маяк, и крики чаек. Мне это напоминает Донегал. Только, — добавил он, — Донегал гораздо красивее.

И Эмма подумал, как ужасно грустно, что он не может любить свою родину, не может больше возвращаться туда с радостью. И еще он подумал — как печально, что он любит Тома, но эта любовь не должна проявиться, не может коснуться любимого. Казалось, любовь испаряется, растворяется в воздухе, ударившись о какой-то невидимый барьер. Эмма подумал о матери, к которой приехал, движимый чувством вины, на жалкие два дня перед началом семестра. И еще подумал о своем учителе, мистере Хэнуэе — он так и не собрался сказать ему, что решил бросить пение. И неужели я действительно никогда больше не буду петь, подумал он.

— Смотри, старина Джордж сидит, мрачный как туча. Интересно, о чем он думает!

— Зачем он поехал?

— Чтобы изображать одинокого и непонятого. Посмотри на его позу.

— Я хочу с ним говорить, — сказал Эмма. — Долго, не торопясь.

— Хочешь ему помочь, ему все хотят помочь, правда же, он везунчик?

— А ты разве не хочешь ему помочь, разве ты его не любишь?

— Ну да, но что может сделать любовь, если ее не пускают внутрь? Бегать вокруг и плакать?

Действительно, что?

— Ужасно жаль, что я не повидал Стеллу, в тот день, у Брайана.

— Да, ты с ней чуть-чуть разминулся. Стелла очень сильная, сильнее нас всех. И такая красивая — как египетская царица.

— Но где же она?

— В Лондоне. Или, как я думаю, уехала к отцу в Токио.

— Правда, странно?

— Да, но Джордж и Стелла всегда были странные.

— О, смотри, вон мисс Мейнелл и мисс Скотни.

— Откуда ты знаешь, как зовут горничную?

— Слышал в Купальнях.

— О боже, они начинают раздеваться, они не знают, что нам их отсюда видно, бежим быстрей!

Том и Эмма соскользнули по скале вниз и помчались прочь по пляжу, к воде.

Аперитивы были такие: Габриель привезла смесь джина со свежим апельсиновым соком, холодную, во фляжках-термосах. Алекс — две бутылки виски и два сифона содовой. Перл захватила с собой кока-колу. К обеду подали югославский рислинг. А вот что они ели. Стол, приготовленный Габриель, состоял из паштета на овсяном печенье, датской салями, тонко нарезанного языка, зеленого салата, салата из помидоров, кресс-салата, молодого картофеля, ржаного хлеба с тмином, творога, летнего пудинга и винограда. Руби же приготовила бутерброды с ветчиной, с яйцом, с огурцами, колбасу, пирог с ветчиной и телятиной, галеты, чеддер, двойной глостерский сыр, корзиночки с кремом и бананы. Поскольку Руби и Габриель никогда не советовались друг с другом насчет количества еды, обе рассчитывали на всех, так что еды было много. Мечта Эммы — побеседовать с Джорджем — наконец сбылась. Эмма нарочно сел рядом с ним и стал расспрашивать его об Эннистонском кольце и о музее. Наступило всеобщее замешательство (от которого Джордж получил огромное удовольствие), когда Эмма, ничего не зная об эскападе Джорджа, выразил сожаление, что принадлежащая музею уникальная коллекция римского стекла не выставлена на обозрение публики. Кашель Брайана и пинок Тома прервали эту недолгую беседу. Но тем не менее она состоялась, и всех странным образом удивило то, что Джордж вел себя совершенно как обычный человек. (А чего, интересно, они от него ждали?) Джордж не проявил никакой эксцентричности, за одним исключением: отвечая на вопросы Эммы, он неотрывно глядел на Хэтти. Он снял пиджак и жилет, явив свеженакопленный жирок. Круглое лицо было спокойно и довольно, а взгляд — благодушен, но пристален. Хэтти почувствовала это и отвернулась. Перед обедом Том вежливо спросил Хэтти, не показалось ли ей море холодным, и она ответила, что оно не холодней Майна. За обедом Том хотел было сесть рядом с Хэтти, но Перл, нарочно или нет, помешала — заняла место, пока все неловко рассаживались кругом на камнях и ковриках. Алекс была стройна и моложава в брюках и ярко-голубой пляжной рубашке, со сверкающими на солнце густыми волосами цвета соли с перцем. Она старалась быть любезной по отношению к девушкам и при этом остро сознавала присутствие Джорджа. Габриель, также остро сознавая его присутствие, невольно поглядывала на него с улыбочкой, говорившей: «Смотрите, как он хорошо себя ведет». Она даже взглянула на Брайана, одобрительным кивком указывая ему на чудо — нормальное поведение Джорджа. Это было неприятно и Брайану, и Тому.

— Где ты была? — спросила Алекс у Руби, — Мне пришлось убирать самой, все ушли.

— Гуляла.

— Гуляла? Ты никогда не гуляешь.

— Сходила глянуть на дом.

— Мэривилль? Они еще, чего доброго, подумают, что мы за ними шпионим! Пожалуйста, убери тут. Я и так уже почти все сделала.

Алекс пошла прочь. Она вдруг горько пожалела, что продала Мэривилль. Она подумала: можно было бы пригласить его сюда, устроить что-то вроде приема, это было бы вполне оправданно, и он бы пришел. Ей почти удалось заманить его в дверь Белмонта в тот день, когда он пришел с бутылками. Что значили эти бутылки? На пустом пляже на нее нахлынули одиночество и зависть, а шум моря напомнил о смерти. Алекс хотела найти Джорджа, но он ушел; все ушли. Она хотела посмотреть, сколько времени, и обнаружила, что часов на руке нет; должно быть, обронила. Стеная от досады, она принялась осматривать песок.

— Где Джордж? — спросил Брайан у Тома.

— Не знаю.

— Габриель пришла с тобой?

— Нет, я ее не видел.

Брайан шел вдоль скал, в сторону маяка, а не Мэривилля, с Адамом и Зедом. Он подумал, что Габриель пошла в эту сторону, но ее не было видно. Он поспешил обратно, оставив Адама и Зеда на пляже рядом с семейным лагерем. «Не плавайте без меня», — сказал он и побежал, и бежал всю дорогу до развалин усадьбы. В саду слышался смех — там оказались Том, Хэтти, Перл и Эмма, но Габриель не было. Пыхтя, Брайан побежал назад.

— Я хотел как бы извиниться перед вами, — сказал Том, обращаясь к Хэтти.

Они на минуту остались одни в заросшем саду, где самшитовые изгороди вымахали в двенадцатифутовых динозавров. Обломки старой вымостки, статуй, урн, балюстрад лежали, полускрытые травой и мхом, и всюду буйствовали дикие розы, образуя огромные колючие арки. В отдалении куковала кукушка. Невидимые жаворонки пели высоко над землей, в ослепительном синем воздухе.