Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

• Название: Кто ищет, тот всегда найдёт
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

О тех и для тех, кто бывал в экспедициях.

---

— Вот, — ворвался я в камералку, победно вздев коньячный бунчук.

— Ура! — задребезжала Коганша, и все захлопали моему замечательному сольному бенефису, а предводительница визжащей оравы в порыве чувств танком надвинулась на меня и верещит, захлёбываясь: — Дай я тебя поцелую! — Ну вот, с огорчением подумал я, сделай людям добро, так они обязательно метят отплатить какой-нибудь гадостью. — Ладно, ладно, не буду, — уловила щедрая дама моё невольное отступательное движение. — Не буду тратить ценную помаду на твою полунедобритую щеку. — И сразу очередь, в которой Сарочка, распихав всех, стояла первой, распалась, а я вздохнул с облегчением, чуть не лишившись жизни от жарких объятий и слюняво-красных чмоканий.

— Садимся, девочки! — скомандовала тамадиха, и все бросились занимать места поближе к середине стола, где красовался пухленький тортик в нахлобученной шоколадной шапке с мармеладными изумрудинами и сапфирами и стоял мой элитный клопиный нектар в окружении трёх скромненьких винных бутылок с бордово-красным пойлом под названием «Мускатель». Мне, естественно, досталось местечко поодаль, в торце стола, где толпились тарелки и миски с отвратными салатами, которых я терпеть не могу, если из них нельзя выковырять хотя бы несколько кусочков мяса.

— Давай, Василий Иванович, действуй, не тяни, — торопит пьянчуга и протягивает мне стаканчик, и все — делай как я — сгрудили свои посудины, по-мужски, в тесную кучу и жадно наблюдают, как я, изрядно помучавшись с пробкой, которую пришлось проталкивать внутрь вилкой — пальцем я поопасался: а вдруг застрянет, а штопора не было, профессионально начал распределять армянский коньячок КВКК дрожащей рукой завзятого алкаша, но почему-то вышло всем по-разному, а себе, что особенно обидно, вообще налилась самая малость — язык смочить и то не весь.

— Да-а, — тянет Коганша критически, — чувствуется у нашего мужчины полное отсутствие навыка, придётся исправлять самим. — Схапала все стаканы, и сама занялась разливкой-доливкой, выравнивая коричневые уровни, как будто кто-нибудь обидится, если ему достанется больше. — Ну, а как у тебя, — ехидничает, — с тостами? Не вздумай вспоминать о «милых дамах».

На тебе! А я только-только навострился отделаться «здоровьем милых дам», заодно был бы и комплимент. Одним выстрелом всех дам как не бывало. Осечка! Теперь думай, трать бесценное серое вещество по пустякам, гоняй почём зря дефицитные шарики.

— Выпьем, — пробуждаю ленивую мысль вслед за торопливым языком, — за уходящий год. — Получилось солидно и ко времени, как у английских лордов, просыпавшихся к концу заседаний палаты. — За то, что было в нём хорошего. — Стал усиленно копаться в памяти, но ничего особенно хорошего для себя не обнаружил. — За то, что нам дано было его прожить. — Вот это куда ни шло, молодец, Василий. Похоже, и милым дамам понравилось. Хотя, как я нечаянно заметил, у нас перед первой любой тост проходит, лишь бы был покороче. А самым популярным и пригодным для любого случая является: «Вздрогнем!»

Коньяк мне не понравился: горький и вонючий, плодово-выгодное и то слаще. А Коганша совсем распоясалась, твердит развинтившимся боталом, что после первой не закусывают — показывает столичный шик и замашки министерских бичей — и разливает, не спрашивая, бутылку мускателя, да так ловко, что всем поровну досталось, и мне тоже.

— Выпьем, — талдычит, — за здоровье всех присутствующих, и чтобы не в последний раз.

Выпили — куда денешься? Рассчитывал, что после этого удастся попробовать торта, а вышла дуля. Все милые дамы словно с голодухи набросились на салаты и на вредную для них картошку с копчёной кетой, и я вместе со всеми за компанию ковыряюсь в тарелке с винегретом, напрасно пытаясь зацепить что-нибудь съедобное. А замаслившаяся Коганша уже подначивает:

— Ну, что, Василий! Готовь свои комплименты. Мне первой страдать, — смеётся, сама не понимая, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. — За каждый более-менее удачный, — обещает, словно шахиня Шехерезаду, — пьём и тебе нальём. А за плоскотину, извини, пьём без тебя, — опять смеётся, нисколько не сомневаясь, что вылакают «Мускатель» без меня. — Если всех ублажишь, полторта твои, — словно полжизни жертвует. — Я слушаю, — и голову положила на ладонь подпёртой в локте руки, свесив на сторону волосяные пружины.

Лихорадочно соображаю, что бы такое зафинтилить, чтобы и не чересчур слащаво и с тютелькиным подвохчиком. Клок торта перед мордой маячит, понуждает к напряжению мысли. Глянул на её платье, подчёркивающее отсутствие женских прелестей, и сразу сообразил. Говорю, напыжившись как милорд:

— На ваше декольтированное платье приятно смотреть, — помедлил и добавил: — и спереди, и сзади. — Она хмыкает, не улавливая тонкого намёка на толстые обстоятельства. — Но его красота ничего не стоит, — произношу быстро, как смертный приговор, а она и рот раззявила, и в бешено-карих глазах копится жёлтая ярость, вот-вот разорвётся на куски от натуги. Но я снисходительно препятствую этому приятному зрелищу. — Оно только подчёркивает вашу зрелую красоту. — Она сразу и обмякла, и даже вроде слёзы сверкнули, и, что совсем удивительно, зарделась. Как мало надо даже такой умной бабе. Мельком, быстро оглядела свиту — не смеётся ли кто? — и дрожащей рукой, брякая горлышком бутылки о стакан, наливает мне первому.

— Ну, Василий! Мало того, что неряха, так ещё и врун! — а сама улыбается, сверхдовольная, разливает всем, торопясь застолбить истину всеобщим запоем.

Заглотили, в глазах потеплело, шарики веселее забегали, и женщины вокруг приятнее стали, симпатичнее.

— Придётся взять тебя в любовники, — радует несусветной наградой мисс Геофизпартия, а у меня от счастья враз в мозгах похолодело, и шарики остановились, наталкиваясь друг на друга. Бабьё радостно и подло зареготало в пьяный голос, и только Траперша застенчиво подхихикивала в ладошку, сдерживая отвратительный запах, прущий от паршивых гнилых зубов, а может и от загнивающей души. — Давай, радуй теперь её, — кивает на скромницу моя любовница. — Хорошенько думай — она у нас известная привередница.

А мне и думать долго не надо. Дую экспромтом:

— Вы так восхитительно ароматны, — несу чушь, — что рядом с вами пьянеешь, — даю леща и чуть отодвигаюсь от комплиментарши, — словно от запахов ранней пробуждающейся весны в старом саду.

Женщины, улыбаясь, затихли, переваривая запахи, которые я напустил — им без разницы, что я сказал, главное — что красивые слова и сочетания звуков, и только Коганша уловила иронию и суть квазикомплимента.

— Ну, Василий! — протянула она, но не стала разгонять сомнительные запахи, а чуть плеснула мне в стакан. — Как бы не окосел и не замолк раньше времени, — и другим тоже налила.

— Спасибо, — опомнилась Траперша, оглоушенная комплиментом, извергнув в благодарность изрядный выхлоп одуряющих запахов гниющей ранневесенней чащобы.

А я, слава богу, преодолел второй барьер на дистанции с препятствиями, на финише которой маячил торт и, что немаловажно, моя репутация сообразительного парня. Было, однако, чуть-мала не по себе, стыдно за откровенное враньё, но я убеждал себя, что это всего-навсего игра, и прекратить-оборвать нельзя, потому что женщинам нравится моя лапша, их ею не так часто кормят — вишь, как навострились-порозовели ушки! Они тоже понимают, что я беспардонно вру, но вру-то приятно, и, чем чёрт не шутит, вдруг и на самом деле в каждой есть хотя бы чуточка того, что я плету. Как мало, однако, нужно, чтобы завоевать любую женщину: всего-то накрепко зажать совесть и предельно развязать язык. И говорить-наговаривать, шептать-нашёптывать, что ей хочется услышать. Никакая не устоит. Жалко, что когда приходит настоящая любовь, совесть почему-то разжимается, а язык завязывается, и в результате получается обратный эффект — ты отвергнут.

Вылакали за аромат Траперши. Коганша не унимается:

— Посмотри, — предлагает елейно, — на сидящую рядом с тобой нашу красавицу Саррочку, — век бы не видел! — она давно томится и ждёт, когда ты её оценишь.

Вот тут-то я и растерялся: ну какой может быть комплимент у суслика для гадюки? И в намускателенных мозгах ничего путного не высверкивает. Э, думаю, вывернемся — где наша не пропадала! — и даю волю языку:

— Наша дорогая и обаятельная… — глаза б мои не видели! — … Сарра Соломоновна… — никакого и намёка на интим! — …ваши тополиный стан и лебединая выя… — это у неё-то, коренастой и приземлённой, словно вырубленной из большущего кержачьего пня? — …ваш томительно завораживающий голос… — похожий на визжащий хрип заржавленных дверных петель, — …загадочно-манящие очи… — злобного жёлто-коричневого оттенка, — …точёный носик ожившей Афродиты… — чуть не цепляющийся крючком за верхнюю губу, — … и пленительная улыбка современной советской Джоконды… — особенно украшенная выступающими верхними зубами, перестал я перечислять достоинства старухи Изергиль в молодости, — …всё заставляет трепетать мужские души в… — чуть не брякнул «в ужасе» и еле подобрал словцо, — …экстазе.