Энрике Каррильо - Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти

• Название: Мата Хари: Тайна ее жизни и смерти
• Автор: Энрике Каррильо
• Жанр: История

О книге : Мата Хари прославилась еще перед Первой мировой войной как экзотическая танцовщица и сценическая художница. Тем не менее, всемирную известность она получила после того, как французский военный трибунал приговаривал ее к смерти в июле 1917 года за шпионаж в пользу немцев. Гватемалец Энрике Гомес Каррильо скрупулезно изучил биографию этой женщины, от ее детства в голландском Лееувардене до ее казни на полигоне в Венсене. Рассказ автора дополняется сообщениями людей, знавших Мату Хари лично.

Энрике Гомес Каррильо (27 февраля 1873 г. – 29 ноября 1927 г.) был гватемальским писателем, литературным критиком, журналистом и дипломатом. Автор почти 80 книг в различных жанрах. В частности, наиболее известны его «Хроники» (cronicas), написанные в жанре модернистской прозы.

---

Говорили, что в этом месте сказки танцовщицу охватывал священный ужас. Смогли бы вы представить себе Шакти-пуджа в пагоде Канда Свани? Но ее европейские поклонники, среди которых было немало министров и ученых, все вместе должны были бы признать, что брахманские сатурналии Индии им были неизвестны.

И тогда она объясняла, возбужденная вином, тщеславием, сияющим светом в море приятных запахов, короче говоря, самым изысканным роскошным настроением, мистерии самой возвышенной ночи, причем ее положения и движения говорили гораздо больше, чем ее слова. – Этой ночью, – рассказывает она, – факиры испытают жестокие и божественные наслаждения Рая Шивы до самого последнего. Всегда первые часы праздника посвящены любовной тоске в опьянении опиума. Внезапно, например если маги на небе обнаруживают знак трех богинь, музыка с очаровательной любовной гармоничностью раздается из темноты. Под мясистой листвой джунглей бульканье предвещает пробуждение священных змей, которые, услышав ритм ее танца, двигаются к храму, где Шива ожидает ее почитания. И тогда змеи начинают танцевать. И с ними объединившись, извиваясь, как они, холодные как они, покрытые украшениями, танцуют, наконец, и голые баядерки.

Старый друг, который был приглашен на одно из знаменитых ночных пиршеств и там слышал и видел, как Мата Хари изображала свое художественное посвящение, говорил мне, что едва ли можно было бы представить себе действие мистического восхищения, которое вызывали ее вызывающие позы, ее волнующее трепетание и ее эпилептические изгибы. Она была богиней и рептилией одновременно. Ее большие темные глаза, в пошатывании наполовину закрытые, позволяли между веками вырываться лишь двум острым языкам фосфоресцирующего пламени. Ее красивые, пахнущие амброй, длинные и охваченные дрожью от чувственности руки, кажется, обвивали невидимое существо. На окольцованных, блестящих, великолепно выпрямленных ногах вздрагивали мышцы, как если бы они хотели выпрыгнуть из кожи. Тот, кто видел это, верил, что видел метаморфозу змеи, что присутствует в женщине.

Эти слова моего друга оживляли снова в моей памяти образ одной ночи, когда я присутствовал на одном из этих таинственных и странных праздников. Только с различием, что мой праздник развертывался не в забронированном кабинете парижского ресторана после ужина, а действительно в далекой Индии, недалеко от Коломбо в монастырской среде, где маленькая баядерка, танцуя перед сидящим на корточках сингальцами, принимает поклонение всего народа. Я уже в моих «Восточных впечатлениях» попытался выразить словами этот чудесный и тяготеющий, религиозный и интимный спектакль. После того, как мы более двух часов провели в низких квартирах, мы проникли во двор, слабо освещенный бумажными фонарями. Сначала мы видели действительно только довольно жалких типов в белых рубашках и еще более жалких, почти голых. Но постепенно мы обнаружили несколько скрытых в толпе людей в шелковой одежде и четырех или пяти в желтых шалях, по которым узнают священников Будды. Как и все другие, мы тоже сели на циновку и ждали. Танец еще не начался. Но мучительная музыка, музыка, у которой, кажется, не было ни начала, ни конца, музыка разорванных стенаний, мучительного вздоха, всхлипывающей любовной запинки витала вокруг в темноте, и нельзя было догадаться, откуда она пришла. Почему этот ритм вызвал у нас такое глубокое неприятное чувство? Для этого мы не нашли объяснения.

Беззвучно, как фантом появляется, наконец, баядерка.

Это народная танцовщица, местное растение, природный плод страны. Бронзовый цвет ее кожи не вызван эссенциями и если ногти ее пальцев ноги позолочены, то только под влиянием солнца. Они так и должны блестеть. Никакое хитроумное влияние не портит ее наивного художественного исполнения. Никакой ритуал не взвешивает ее шаги. И из всех украшений из драгоценного металла, которые на ней, только два больших черных алмаза ее глаз не фальшивы. Но какое это имеет значение! Так же как она, проста и божественна, не для того, чтобы радовать князей, а чтобы вызывать опьянение малабарских моряков и сингальских грузчиков, так же как она показывает себя этой ночью, окруженная скромными гирляндами из цветов, под фосфоресцирующим покровом неба, она кажется достойной сестрой сказочных, таинственных Девадаси.

Музыка затягивала меня все больше и больше. У нее есть тот же убаюкивающий и монотонный ритм, с которым заклинатели змей заговаривают своих животных. Я точно наблюдал, как баядерка поворачивает шею и двигает голову. Это ритм змеи. И волнистые линии полных рук, движения вверх ног, спиральные линии всего тела, они все принадлежат змее, священной змее.

Медленно, больше скользя, чем шагая, прекрасная танцовщица приближается, до тех пор пока она не касается зрителей первого ряда своими голыми носками. Золотые кольца вокруг лодыжек и множество других пряжек, которые надеты на ней, сопровождают все ее ритмы тихим перезвоном. Трехрядное ожерелье из пестрых камней не перестает вздрагивать, доказательство долгого волнения ее плоти даже в мгновения мнимого спокойствия. И не только ее руки и ноги в движении, не только шея и бедра, нет, все ее тело в волнении.

Даже кожа оживает; и единство, гармония обнаруживается настолько полно, что, если улыбка мелькает над губами, то та же улыбка торжествует на груди, руках и ногах. Все живет, все вибрирует, все ликует, все любит. То, что показывает баядерка, гораздо в большей мере пантомима любви, чем танец. Ее жесты обворожительны. С громким звоном ее нарядных цепей она приближается к избранному и просит его, сокровища в красоте, которую она предлагает ему рассмотреть по отдельности. Какое наивное и зажигательное кокетство в каждом движении! «Эти глаза», – кажется, говорит она, – «эти мечтательные и печальные глаза, эти пухлые губы, эти дышащие наслаждением руки, это все дрожащее тело, это все принадлежит тебе, смотри на него!» И чтобы показать себя с самой лучшей стороны, она приближается к нему совсем близко, удаляется, возвращается и повторяет эту игру много раз…

Ее взгляды действуют как любовный напиток, который предлагает наслаждение. Ноздри всасывают жадно воздух, и этот воздух оплодотворен самыми возбуждающими ароматами Востока, главным образом, возбудителями восхищения и безграничной чувственности. Постоянно вздрагивающее тело потягивается все больше, чтобы начать извиваться, наконец, в пленительных спиралях. Руки, которые поднимаются волнистыми линиями, кажется, растут беспрерывно. Музыка ускоряет свою пронизывающую, колючую, безнадежную мелодию… И охмелевшие от ритма, мы не видим, наконец, наполовину расплывчатую среди кругов между ветками и цветами над увлеченной толпой, ничто иное, как одну прекрасную, в украшении пестрых камней блестящую змею. Блестя как золото, пьяная от наслаждения, она извивается в танце.

Производило ли сенсационное выступление Маты Хари на ее парижских поклонников такое же глубокое и таинственное впечатление, как на меня произвел наивный танец маленькой, скромной баядерки Канди? Я так не думаю. Как верная ученица апсар Канда Свани, знаменитая танцовщица сначала умышленно не обращала внимания на простоту народных праздников и никогда в своих литургических исполнениях не забывала о требованиях ужасного Шивы, этого Бога всех прегрешений, всех судеб, всей жестокости. В письмах поэтам и музыкантам, которые по ее просьбе составляли изложения содержания для танцев, она определенно подчеркивает желание ничего не предоставлять полету фантазии, а всегда подчинять себя точным правилам мифологического символизма. Действительно, каждая из ее пантомим должна была восприниматься как пластичное исполнение какого-либо священного стихотворения, соответствуя тому, что на пурпурном гранитном алтаре в пагоде малабарских торжеств, ночами таинственных оргий демонстрируют обнаженные баядерки как олицетворение троекратного мифа о Пахвани, Лакми и Шакти.

На этом алтаре я танцевала в первый раз в возрасте 13 лет, совсем голой – так она очень часто говорила, – чтобы потом избавиться перед своими озадаченными поклонниками от всех покровов.

На самом деле Мата Хари видела таинственную оргию в святыне Шивы только в книгах; конечно, она в этих книгах смотрела на их описание не без чувства самого глубокого потрясения и одновременно также и родственной тоски. Так как действительно они одновременно передают понятие и извращенных странностей, и глубоких противоречий, эти описания святых сатурналий, где баядерки используют чудовищные обычаи фаллического культа в храме Шивы, как нам достоверно сообщали ученые прошлых лет. «Вокруг дарохранительницы видны в восхищенном положении, искупанные в поту, пыхтящие, примерно 30 голых танцовщиц, которым священники и верующие свидетельствуют о самой наивысшей увлеченности. Внезапно раздается голос Верховного жреца Пунджари; все эти женщины сразу повинуются ему. Они бросают свои позы и бросаются к земле. Возникает большая неразбериха бедер, рук, шей и рук. Только три жрицы, в которых три богини всеобъемлющего ухаживания стали плотью и кровью, остаются стоять прямо посередине этого вздрагивающего клубка людей. Даже в самых замечательных снах курильщика опиума, фантазия никогда не смогла бы изобрести что-то хоть удаленно сходное с тем страшным, что демонстрирует этот спектакль таинственного бешенства чувственности, эта волна женственной плоти, предлагающей изнасиловать пьяным факирам и освобождающей своей наготой опьянение необузданной животной страсти. Полы смешиваются, крики переходят во вздохи и заканчиваются, наконец, в тяжелом глухом рычании. Три апсары танцуют, как бы ничего не видя, спокойно, вплоть до мгновения, когда три священника, представители трех богов, бросаются на них, чтобы нырнуть в наслаждении их девственных ласок». Смотри Жаколио (известный востоковед).