Вадим Ярмолинец - Проводы

• Название: Проводы
• Автор: Вадим Ярмолинец
• Жанр: Русская классическая проза

---

"Всe, ягодка созрела", - как-то обречено подумала она. Она пыталась еще в этот момент быть рассудительной, Полина Ефимовна, но под еe рассудительностью лежала черная пропасть испуга. Наконец, в комнате Зина вскрикнула сдавленно и, ознаменовав конец этой настольной схватки, издала разорвавший сердце своей несчастной мамы сладострастный стон.

- Ну что, заторчала? - спросил чей-то очень знакомый голос.

(Aх, неужели это Юрик из еe класса?)

- О-о-о... - было ответом.

Полина Ефимовна подскочила и снова села.

В комнате заходили, полилась вода в ванной, и наконец они появились. Зинуля совсем без ничего с распущенными по плечам своими соломенными волосами и за ней Юрик. Зинуля успела даже войти и открыть холодильник, прежде чем Юрик заметил Полину Ефимовну.

- Опа-на! - сказал он, и улыбка расползлась у него от уха до уха. Зинуля ничего не сказала, только побледнела и выскочила из кухни.

Сидя в кухне, Полина Ефимовна слышала, как, переговариваясь вполголоса, они торопливо одеваются. Потом квартира погрузилась в тишину. Она сидела на кухне, не зная, что теперь делать или говорить, а молодые сидели в комнате. Наконец, она поднялась и робко вошла к ним.

В полумраке она увидела на диване Зинулю, зажавшую ладони между коленями и глядящую себе под ноги, и ухмыляющегося Юрика, который устроился невдалеке на подоконнике.

- Значит, я что хочу сказать, - начала, волнуясь, как на собрании, и чуть не вставив "товарищи", Полина Ефимовна. - Я, конечно, всe понимаю, и про акселерацию, и про то, что времена другие. Меня, между прочим, тоже не в капусте нашли. Вот. И я, конечно же, истерик устраивать не стану. Тем более, что уже и поздно. Я хочу только задать тебе Юра, один вопрос.

Юрик ухмыльнулся еще шире.

- Скажи мне, как матери девушки, которую ты, по-видимому, любишь. Это у вас вообще как, серьeзно или так... - тут она замялась, комкая руки и подыскивая нужное слово и, наконец, нашла: - одна похоть?

- Конечно, серьeзно! - хмыкнул Юрик.

- Так вы хотите пожениться? - робко поинтересовалась Полина Ефимовна.

- Конечно же, хотим.

- И это у вас что, в первый раз? - с тихой надеждой спросила она.

- Во второй, - сказал Юрик.

- Это ужасно, - Полина Ефимовна взялась ладонью за щеку и покачала головой. - Так неужели же нельзя было дождаться свадьбы? Устроить всe, как у людей? Зачем же надо было делать всe это так вот, украдкой? На столе?

"Бедная моя девочка, - думала Полина Ефимовна бессонной ночью. - В чем она виновата? Ни в чeм. Она еще не умеет совладать с желаниями своего молодого тела. Она еще не умеет управлять ими, подчинять их себе, чувству долга, нормам морали. Разве я сама не знаю этого? Она даже побоялась лечь с ним на мой диван, а еe кресло такое узкое... я даже не знаю, как она там помещается... она так выросла..." - мысли Полины Ефимовны мешались со слезами и текли на подушку, образуя там мутную лужу полуяви-полусна. Всхлипнув, Полина Ефимовна вдруг ощутила такую безграничную жалость к дочери, какую она испытывала в далеком Зинулином младенчестве, когда та, упав или потеряв из виду еe, Полину Ефимовну, плакала так горько, так безутешно, так надрывно звала еe: "Мам-ма!". Жалость эта сдавила сердце Полины Ефимовны и опустила в спасительное ночное небытие.

3

Любовь Зинули и Юрика расцвела в последних числах мая того жаркого, радиоактивного года, когда видеокопия "Эммануэллы" потрясла воображение измученных ночными фантазиями Зинули и ее подруги Витяни. Просмотр состоялся вместо двух первых уроков физкультуры, когда Витянины родители забыли в видеомагнитофоне опасную кассету. Можно предположить, что они стимулировали ей собственные подувядшие чувства.

Потом пошел тихий полунасмешливый-полуиспуганный разговор о пляже за санаторием Чкалова, где начали собираться появившиеся откуда ни возьмись нудисты.

- Кто-кто? - спросила Витяня, впервые услышав новое слово.

- Нудисты.

- Мудисты?

- Сама ты мудистка! Давай сходим, а?

Подружки стали ходить на Чкаловский. Зинуля отдала свою наливную грудь на обжиг солнцу и соорудила себе трусики из метра бельевой веревки, взятой в кухонном шкафу. Она завязала еe пояском на тонкой своей талии, потом спустила свободный конец между похожих на вытянутые буквы "о" половинок попки и впереди подвязала его чуть ниже пупка. Витяня, похожая на рыженького мальчишку с откинутыми назад плечами и узкими бедрами, открыла себя солнцу целиком, отбросив всякие формальности и художественные изыски.

Где, вы думаете, мог быть в это время Юрик? Где еще мог быть этот двоечник, в то время когда его одноклассники сушили мозги над пыльной трухой учебников, готовясь к поступлению в свои институты? Юрик никаких таких целей не преследовал. Днем он обстреливал пережеванной бумагой своих не в меру серьезных соучеников, а по ночам яростно рукоблудил над обрывками журнала "Плейбой". Для сбора и сокрытия пролитого семени он использовал носки, вызывая мамашины жалобы на то, что у сына страшно потеют ноги.

Когда Зинуля с Витяней, еще робея, ступили на горячую гальку Чкаловского, Юрик уже лежал там, наблюдая, как те, преодолевая страх, сбрасывают на махровое полосатое полотенце так долго и мучительно стеснявший их гардероб.

Рядом с Юриком грел кости его ляпший кореш - вор, пьяница и наркоман Игорь Мерзянин по кличке Мерзик. Роста он был небольшого, комплекции хилой. Грудь его торчала вперед куриным килем, физиономия была бледно-фиолетовой от нездорового образа жизни и множества фурункулов.

- Опа-на, Мерзик, выкупи! - позвал его Юрик.

- Куда?

- Выкупи, кто к нам приканал.

Мерзик выкупил и оскалил гнилые зубы:

- О, Зинуля, и ты здесь! Ну, давай-давай, посмотрим, на что ты похожа.

- Фу, придурок, - тихо сказала Витяня, - ненавижу его.

Рядом в бетонной выемке, куда хлестали из-под глинистого обрыва берега ледяные подпочвенные воды, лежал могучий старец Яков Ефимыч Ярошевский с лицом римского патриция и сложением кондора. Уцепившись подагрическими пальцами за борта бетонной ванны, он обозревал пляж. При виде двух девушек он, кряхтя и фыркая, как бегемот, выполз на гальку и, достав из потертого кожаного футляра полевой бинокль, навелся на резкость.

- Мама моя родная, - сказал он себе. - За что человеку дана подлая старость?

Девушки и юноши тем временем устроились рядом и, попривыкнув друг к другу, несколько раз ходили купаться. В воде Юрик хватал Зинулю то за одну выпуклость, то за другую, а один раз даже прижал еe попкой к стволу своего орудия. То незамедлительно пришло в состояние повышенной боевой готовности, отчего сердце у Зинули радостно и испуганно оборвалось.

На берегу Мерзик достал из сумки колоду карт, перетасовал еe и умело сдал. На картах делалось то же, что и на пляже, и даже хуже.

- В дурачка, - объявил Мерзик.

- А во что с тобой еще можно играть? - хмыкнул Юрик.

Бросая карты на подстилку Юрик комментировал анатомические достоинства окружающих. Ему нравились крупные особи. "Чтоб берешь в руки - маешь вэщь," - повторял он. Мерзику никто не нравился. Отбиваясь от Юрика или грузя его своей швалью, он только приговаривал: "Та ебать их, свинюк, таких!" И даже непонятно было к кому относились эти слова - к картам или людям. Девочки молчали. Витяня время от времени бросала испуганные взгляды на высокую и худую даму, которая устроилась неподалеку от них и тут же направила на Витяню черные очки. Что до Зинули, то недавнее прикосновение Юрика оставило в еe душе глубокий след, ибо всей плотью своей она почуяла в нeм своего пахаря.

Они загорали. Они плавали в сверкающие солнечными бликами дали, где море было тяжелым и теплым, как масло. Они смелели в обращении друг с другом.

"Завтра. Все, завтра", - обещала себе ночью Зинуля, уже видя то место в дальнем конце пляжа, где била из глинистого откоса ледяная подпочвенная вода, место, где она собиралась развязать свою бельевую веревку, развести ноги и впустить в себя этот тяжелый и горячий отросток, терзавший ее воображение. О, как она мечтала о нем! Как хотела взять его в руки, прижать к груди, затолкать в себя. В эти ночные часы она представляла себя Эммануэллой из видеофильма, и ее маленькие пальчики уже не в силах были помочь ей.

Мечте ее суждено было сбыться. На следующий день на пляже появилась милиция. Приехавшие установили свой тарахтящий мотоцикл на краю обрыва, недалеко от отвесно срывающейся к морю тропинки, и посредством мегафона стали требовать, чтобы пляж был немедленно "очищен от присутствия". Часть нудистов, одевшись, стала уходить от греха подальше на соседние пляжи. Юрик, вызывая нервный смех Зинули с Витяней и громкий - отдельных лиц, полностью лишенных всякого стыда и совести, стал звать блюстителей правопорядка купаться. Те, добившись частичного выполнения распоряжения, но не рискуя спускаться к воде, сели на мотоцикл и утарахтели за мохнатую декорацию прибрежной растительности. Беспечный же Юрик достал из воды под камнями прохлаждавшуюся там бутылку "Aлиготе" и, откусив козырек жестяной крышки, открыл еe.