Макар Троичанин - Шесть дней, которые потрясли мой мир. Повесть

• Название: Шесть дней, которые потрясли мой мир. Повесть
• Автор: Макар Троичанин
• Жанр: Современная проза

---

- Ты слышала?

- Что? – выдавила она с трудом, не понимая и оглядываясь, но и не теряя из виду болтающуюся опасность.

- Он спрашивает тебя: надкусила ли ты гриб?

- Чего ты несёшь! – взрывается она, опамятовавшись от липкого страха за наши молодые жизни. – Брось её! Неужели тебе не противно?

- Ты что? – шепелявлю по-прежнему тихо. – Не понимаешь, что это змей-искуситель, хранитель райских грибов?

Она, разъяряясь окончательно от открывшейся вдруг страшной тайны, как завопит, распугав все грибы:

- Брось её немедленно, Адам сморчковый!

Даже глухонемая змея услышала и забилась в истерике.

- Нет, - говорю отважно. – Сначала мы должны её разоружить. Дай-ка мне твой нож.

- Ты что, живодёр, собрался её резать? – спрашивает с отвращением к моей жестокости.

- Опять нет, - успокаиваю тайную поклонницу телевизионного Дроздова, надавливаю удаву сбоку на челюсти, он их разевает, а я подношу нож плоской стороной лезвия к ядовитым верхним губам в огнедышащей пасти, слегка еложу и осторожно отнимаю обслюнявленное железо, отбрасывая далеко в сторону обезвреженного гада. Она от неожиданности ещё раз отшатывается, провожая взглядом улетевшего змея, убеждается, что он не возвращается в ярости и переводит всё ещё испуганный взгляд на нож, где на мокром лезвии тускло мерцает капелька, извлечённая из смертельного жала хладнокровного убийцы. Я пытаюсь поднести нож поближе к её глазам, чтобы лучше могла разглядеть, она, отступая, визжит, и тогда я, чтобы успокоить её окончательно, с силой втыкаю нож несколько раз в землю, тщательно очищаю лезвие пуком травы и об штанину и, испустив облегчённый вздох, объявляю:

- Всё! Мы спасены.

Она недоверчиво оглядывается по сторонам, всё ещё боясь сдвинуться с места, и я думаю, что грибы наши, вероятно, накрылись. Но на всякий случай, чтобы испытать её силу воли, предлагаю:

- Пойдём?

И сразу убеждаюсь, что воля её крепка, потому что она соглашается и, в свою очередь, предлагает храбро:

- Ты иди вперёд, а я за тобой.

Так и двинулись дружным тандемом, разделив обязанности: я грибы собираю, она сзади ползучих хищников отпугивает. И не зря! Почти сразу же ещё два «Ая» попались, но при насторожённом нашем приближении трусливо обернулись потемневшими гнилыми голыми сучьями без веток. Однако, памятуя о всем известных хитростях и изворотливости врагов рода человеческого, мы сломали палки, оставляя свои тылы чистыми и надёжными. Со стороны наша пара, наверное, выглядела необычно: я впереди собирал растительные белки, а она сзади заметала мои следы палкой, убеждённая, что мне ничего не стоит понарошке переступить через змею и опять оставить их наедине друг с другом. Иногда мне доставалось палкой по пятке, я вскрикивал: «Ай!», она с надеждой спрашивала:

- Что? Цапнула?

Когда же я, морщась от боли, отрицательно качал головой, разочарованно вздыхала.

Производительность наша упала как минимум на четверть, и когда оба ведра стали полны, солнце безостановочно катилось в спальню, даря напоследок такой жар, что пришлось нам, как ни хотелось побыстрее оставить поганое место, сделать привал. Я рухнул на траву в длинной ажурной тени берёзы, а она, обстукав своим змееловом всё вокруг и убедившись, что опасных соседей нет, села, опершись спиной о мою спину, и таким образом мы осуществляли безопасный 360-градусный обзор, надёжно защищая тылы друг друга. Настало время выложить свой заждавшийся козырь.

- Я придумал, - говорю, - как тебе избежать ссылки на север.

- Как? – спрашивает без всякого интереса, смирившись, очевидно, с нелёгкой будущей судьбой.

- Я вытребую тебя к себе на завод, - радую практической смекалкой и замираю в ожидании, когда бросится, целуя, ко мне в объятия. Но она почему-то на торопится, замерев, наверное, от неожиданно привалившего счастья, потом, пересилив радость, отлепляется от меня, суёт сорванную травинку-былинку в рот и, так и не веря обнаруженному мною выходу из тупика, спрашивает, стесняясь показать сразу, что довольна:

- И что я буду у вас делать?

Подоплёка вопроса мне понятна. У неё всё же не какое-нибудь, а университетское образование, значит, вправе требовать соответствующего применения.

- Будешь, - успокаиваю, - начальником БРИЗа.

Вообще-то, свято место пусто не бывает, и начальник у нас есть – тот самый партизанский ветеран. В связи с его назначением пришлось переаттестовать и жену начальника с незаконченным по глупости средним образованием в старшие инженеры. Ну, да я надеялся, что мы с главным бухом извернёмся и передвинем парторга в почётные начальники, а она станет полноправным руководителем мозгового центра завода.

- Что это, - спрашивает, не схватывая сразу лестного предложения, за которое ухватился бы всякий мало-мальски мыслящий – а большего и не надо! – инженер, - за ветреная организация такая – БРИЗ?

Торжественно расшифровываю, нисколько не сомневаясь в торжестве своей задумки:

- Бюро по рационализации и изобретательству…

- … кастрюль, вёдер и тазиков, - дополняет она скучным голосом, не приняв почему-то моей эйфории. – Ты когда-нибудь был в зоопарке?

Ошарашенный вопросом, не понимая параллели между нашей шарагой и зверинцем, отвечаю растерянно:

- Был.

- Видел белку в вольере?

- Конечно, - радуюсь простому вопросу. – Особенно понравилось, как она без устали барабан крутит.

- Вот, - говорит, словно услышала то, что надо. – А не кажется тебе, что вы здесь, как та белка? Тоже однообразно крутитесь в барабане, сбитом из повторяющихся дощечек: Завтрак, Работа, Обед, Работа, Обильный ужин, Домработа, Дети, Телевизор, Сон. И так, не вырываясь наружу, изнуряясь изо дня в день, из года в год, света белого не видя. По-моему, вы даже боитесь высунуться из барабана. Страшно!

В чём-то она права. Знаю, что зарастаю тиной мещанского бескультурья, пуская редкие пузыри в виде увлечения классической музыкой, знаю, что это ответ на мою находку, знаю, что надо менять жизнь, но никак не соберусь. Мне нужен хороший пендаль, и потому кобенюсь:

- Недавно, - оправдываю всех и себя, - у нас лектор был из областного «Знания». Народу в клубе до танцев набралась уйма – до трети зала. Очень доходчиво объяснил, что на Марсе жизни нет. Там ещё хуже, чем у нас в городе.

Она предрекает, не сдаваясь в своих заблуждениях:

- Скоро будет одинаково.

- Кино хоть и старое, но крутят каждый вечер, - продолжаю и я настаивать на своём. – Постоянно танцы под радиолу или под гармошку, смотры художественной самодеятельности каждый год, хор ветеранов войны и труда у нас лучший в области.

- Скоро и ты там запоёшь, - обещает, как будто собирается стать руководителем заслуженного коллектива.

- В выходные дни, если удастся влезть в автобус, то можно съездить в областной центр на ярмарку, прошвырнуться по магазинам, завалиться в кабак.

- Вам там делать нечего – самогона не подают, - осведомлённо заявляет она.

- Чё мы, дурные, - успокаиваю, - чтоб выпивон заказывать? Мы с собой прихватим, а закажем лимонадик – и этого хватит ресторанным хапугам. А ещё у нас есть кружок по изучению политэкономии, курсы по вышиванию и плетению, общество…

Заваленная фактами нашей бьющей через край барабана культурной жизни, она убирает подпорку от моей спины, садится тесно рядом и обрывает:

- Не заводись. Прости, что я так о вас скопом. Сама скоро такой же белкой стану, а не хочется. И ты мне очень, очень, очень, очень, очень нравишься, - и каждое «очень» подтверждает печатью на щеке.

Растроганный, бормочу тихо и подавленно:

- И я без тебя совсем не могу.

Даже голос дрогнул.

Она тут же поднимается, тянет за руку, винится:

- Ну вот, расстроился. Прости.

Обняла меня, прижалась, положив голову на грудь, я и пошевелиться боюсь, мягко удерживая за тёплые плечи.

- Спасибо, - говорит напоследок, - что пригласил на завод. Оба мы знаем, что это нереально.

Я и не возражаю – она всегда права.

- Всё, - говорит, отодвигаясь и легко мимолётно целуя в губы, словно бабочка, как они обе умеют, - потопали? Есть хочу – умираю, а грибы жареные с картошкой – моя любимая еда. Вперёд, кормилец, пора назад.

Она подхватывает лёгкое ведро с грибами, а я собираю манатки, беру второе, тяжёлое, и мы уходим от падающего за потемневший лесной гребень солнца, напрасно стараясь догнать всё удлиняющиеся наши тени.

В субботу – а это была она – у нас принято работать, т.е., находиться на работе, как максимум до четырёх. Некоторые, правда, задерживались, теряя чувство времени, как и все другие чувства, ещё задолго до негласного финиша. Так что встречены мы были моими соседями, а её родственниками, дружно восхитившимися нашими успехами и на сухой ловле. Женщины тут же на веранде засели за обработку улова, а мы с соседом примостились поодаль, устало наблюдая за их проворными руками.