Алекс Орлов - Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех

• Название: Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех
• Автор: Алекс Орлов
• Жанр: Научная Фантастика

В десяти томах "Антологии мировой фантастики" собраны произведения лучших зарубежных и российских мастеров этого рода литературы, всего около сотни блистательных имен. Каждый том серии посвящен какой-нибудь излюбленной теме фантастов: контакт с инопланетным разумом, путешествия во времени, исследования космоса и т. д. В составлении томов приняли участие наиболее известные отечественные критики и литературоведы, профессионально занимающиеся изучением фантастики.

"Антология мировой фантастики" рассчитана на всех интересующихся такого рода литературой, но особенно полезна будет для школьников. Сон разума рождает чудовищ. Фантастика будит разум.

---

– Здравствуй, Майкл, - негромко проговорил он, и сын Президента Вайермана поднял на него глаза.

7

У него были тускло-каштановые волосы матери, ее же глаза и по птичьи заостренные черты лица. Единственное, что он унаследовал от отца, это форму ушей - всем известные кувшинные ручки, которые были фирменным знаком Вайермана, на лице сына вызывали улыбку.

– Добрый вечер, господин Хармон.

Голос у мальчика - Хармон просто не мог заставить себя думать о нем, как о мужчине, в отношении возраста или как-то иначе - был бесцветным и неуверенным. На Хармона он смотрел с застенчивой дружелюбностью.

– Заседание уже закончилось? Господа Стэнли и Генович только что вышли из лифта.

– Они говорили с тобой?

Мальчик неловко покачал головой.

– Нет, не говорили.

Скорее всего, они сделали вид, что не замечают его. Это было проще всего. Разговор мог смутить и ту, и другую сторону. Да он и сам чуть было не сделал то же самое, чуть было не проскользнул мимо бочком с виноватым видом. Возможно сегодняшний их разговор последний, неожиданно сообразил Хармон.

– Да, Майкл, все кончилось. Но господин Йеллин и другие еще наверху.

– Правда? Тогда я лучше еще немного подожду.

Из тактических соображений во время собраний кабинета Майкла всегда удаляли из дома. Никто никогда не думал об этом, так привычно это стало, выходило как-то само собой с самого начала и неизменно продолжалось в течение остальных лет. В конце концов, какая польза от крутящегося под ногами мальчишки на заседании Правительства? С годами мальчик повзрослел, но привычка уходить из дома перед каждым собранием кабинета осталась.

Хармон, который лишь считанные разы навещал Вайермана неофициально, особенно после того, как их позиции в обычной жизни начали разниться так значительно, не имел возможности познакомиться с Майклом поближе. В первые годы деятельности «правительства в изгнании» у Президента и кабинета работы было столько, что маленькая фигурка мальчика замечалась лишь случайно и мимоходом, как неясная точка где-то далеко на заднем плане. Какими были отношения Майкла с родителями сейчас, Хармон не знал. Но можно было догадаться, что Президент смотрел на сына как на одно из разочарований в жизни - стоило лишь слегка вдуматься в этот вопрос, и подозрение переходило в разряд уверенности - наверняка детство мальчика проходило в основном в обществе матери. Было или первое результатом второго или наоборот, Хармон мог только гадать. Он смутно помнил происходящее на борту корабля, где Майкл, тогда очень смышленый и живой ребенок, постепенно превращался из младенца в маленького мальчика, своим шумом и играми постоянно мешающего важным занятиям отца. Со временем живость из Майкла ушла, и он изменился. Очень сильно изменился.

Сейчас он разговаривал с четким центаврианским акцентом, и догадаться о том, в каком мире он появился на свет, было невозможно. Одежда Майкла, само собой более чем недорогая, хоть и не являлась отражением последнего писка местной моды, тем не менее носилась им в манере, принятой среди центавриан и совершенно отличающейся от земной.

– Есть какие-нибудь новости? - спросил Хармона Майкл Вайерман.

Новости? Даже этот юнец, подумал Хармон, и тот понимает, что шестеренки их ходиков давно заржавели. В одном слове он ухитрился выразить кризис политики Правительства, которому вот уже двадцать лет было некем править.

Хармон помолчал, раздумывая над ответом.

– Что сказать, может статься, что очень скоро ты вернешься на Землю, сынок.

– Вы имеете в виду, что центавриане наконец решили что-то сделать для нас?

– Скорее, они решили помочь вам разобраться в своих делах самим.

Майкл удивленно вскинул на Хармона глаза.

– Помочь нам? Разве вы больше не с нами?

– Я… боюсь, что нет, Майкл.

– Неужели вы не хотите вернуться, господин Хармон?

– Я… - Хармон покачал головой.

– Неужели вы не тоскуете по родине? Разве вы не хотите снова увидеть Землю?

Нотки недоумения и удивления в голосе Майкла превратились в откровенное неверие.

– По правде говоря, Майкл…

– Неужели вам нравится жить здесь? Вам что, нравятся эти люди и то, как они живут?

Внезапно разволновавшись, молодой человек больше не слушал его. Впервые Хармон видел его таким - подлинным энтузиастом, с жаром отстаивающим свои идеи. Невероятно, почти с первой же фразы он затронул область высшего интереса сына Вайермана.

– То, как они живут?

– Вы понимаете, что я имею в виду. Они грубы, они неотесаны, они не умеют себя вести… земляне совсем другие.

Хармон глубоко вздохнул.

– Ты так хорошо знаешь землян, Майкл?

Парень покраснел.

– Ну… конечно, я почти не помню Землю…

В течение нескольких секунд Майкл, чуть успокоившись, искал возможные контрдоводы. Потом снова бросился в атаку с удвоенной силой.

– Моя мать много рассказывала мне о людях Земли и о том, какой там была жизнь. Она показывала мне фотографии самых известных мест на Земле - большие красивые здания, музеи и библиотеки. Она рассказывала мне о Пятой Авеню, о Триумфальной Арке… - выговаривая последнее название, сын Вайермана запнулся. - О Женеве и Риме… о всех знаменитых городах.

– Я понимаю… Тогда наверно ты заметил, что многие земные здания ничуть не выше центаврианских. К тому же, музеев немало и тут.

– Я знаю. Но здесь никто не ходит в музеи, они никому не нужны.

– Да, ты прав… - Хармон почувствовал полную неспособность возразить что-то. Что может занять место мечты, которую лелеяли всю жизнь? Какие слова, какие аргументы могли одолеть искренние и глубинные эмоции?

– Значит, ты считаешь, что земляне и центавриане непохожи друг на друга?

– Конечно, а как же иначе! - воскликнул Майкл Вайерман. - Возьмите хотя бы историю. Откуда здесь взялись все эти люди? Просто они не нашли себе место на Земле. Это или неудачники, или отщепенцы. Вместо того чтобы попытаться влиться в круг цивилизованного общества, они бежали от него.

– И какое общество могли построить такие человеческие отбросы на Чиероне? Они трудились - само собой они трудились, но каждый из них сам по себе, не вспоминая о своем соседе - они достигли успехов в технике - а почему бы и нет, ведь планета богата полезными ископаемыми, только давай копай, любой добытчик за год делал себе тут состояние - но что здесь за жизнь? Все думают только о себе, наводнили свой мир блестящими безделушками и ревущими машинами и ни о чем больше не помнят.

– Что за наследство они могут оставить своим потомкам? Какие у них идеалы? Что у них за образование? Да, среди них встречаются симпатичные люди. Некоторые из них довольно умны. Некоторые из них серьезно смотрят в перспективу и не зарываются носом в рутину. Некоторые из них даже говорят о том, что жизнь должна быть устроена иначе - но все эти крупицы тонут в общей массе; на фоне толпы эти единицы ничто.

Лицо Майкла Вайермана пылало. Он словно бы поджидал здесь Хармона, чтобы высказаться и теперь желает спора, горячей дискуссии - а может быть просто хочет, чтобы его переубедили?

Томас Хармон медленно покачал головой. Ну что поделаешь с таким? Он ведь уже немало прожил на этом свете - как-никак четверть века осилил. Что будет с ним через следующую четверть века, изменит ли он свои взгляды на жизнь, чему научит она его чему-нибудь? Вот, например, он, Хармон, находится теперь так далеко от того, чему его давным-давно учили другие и до чего он когда-то доходил своим умом сам. Кто такой этот Майкл - ни рыба, ни мясо - тонет в воде и беспомощно бьется на суше - Боже мой! Нужно думать не о том, чем станет этот вызывающий беспокойство мальчик, а о том, что он есть сейчас!

Кто я такой чтобы рассчитывать здесь на успех, что я могу - разве произнести над ним пару магических слов, которые заставят его думать иначе?

Почувствовав к Майклу симпатию, Хармон вдруг понял, как молодой Вайерман стал таким, как он есть. Водоворот жизни захватил его, сковал по рукам и ногам и исказил форму его сознание, но повлиял при этом не только на него, но и на всех тех, кто был в ответе за него, кто должен и обязан был эту форму сознания выстраивать.

Поражение - поражение, которое никто не хотел признавать, поражение, называющееся любым другим именем кроме истинного, потому что окружающие Майкла взрослые не могли вынести мысли о поражении - вот что сделало из него то, кем он стал сейчас. Но тогда что же, подумал Хармон, что же сделало из меня то, чем я стал?

– Майкл…

Хармон замолчал. Что он собирается сказать этому мальчику - волшебное слово? А есть ли такое слово вообще? В мире людей нет места волшебству. У нас есть история, чем мы обычно называем политически лояльно выстроенную цепочку событий прошлой политической жизни. У нас есть психология, чем мы называем внутреннюю политику индивидуальной личности. У нас есть социология: наука о результатах применения политики в жизни. У нас есть то, что каждый человек знает о других людях, о том, что возможно сделать с людьми и что из этих возможностей в силах сделать лично он. Политика - этот бородатый анекдот он устал выслушивать на всех выборных компаниях, в которых принимал участие - это искусство распоряжаться возможностями. Которые так и остаются возможностями. Так каковы же возможности Майкла Вайермана? Или Ральфа Вайермана? Или Томаса Хармона?