Александр Лебеденко - Первая министерская

• Название: Первая министерская
• Автор: Александр Лебеденко
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1967

В повести «Первая министерская» писатель вспоминает дореволюционные годы, отрочество и юность того поколения, лучшие представители которого в 1917 году (а иные и до того) связали свою судьбу с судьбой трудового народа, с Октябрьской революцией. Убедительно и достоверно даны юноши, только еще начинающие понимать, что так жить нельзя, вступающие в первые столкновения с властями.

---

Синие фуражки гимназистов то и дело взлетают над рядами, и лица девушек рдеют под перекрестными взорами.

Великовозрастные гимназисты следуют за знакомыми девушками, но подойти к ним здесь, у церкви, не смеют. Это можно сделать только за углом, где гимназическую улицу пересекает шумная торговая улица города, и где юноши и девушки, не считаясь больше с запретом, сливаются в одну движущуюся толпу, которая и разносит пары и группы молодежи по всему городу.

Сегодня Андрей и Ливанов здесь же — в толпе. Домой идти рано — суббота. Мягкий украинский вечер китайской тушью прошелся по окнам домов, слил в недвижные купы шапки деревьев, сделал прямые пыльные улицы уютными и наполненными теплотой.

— Андрюша, пойдем за девчатами, — предложил Ливанов.

— Володьку захватим. Стоит, неуютный, у самого выхода.

Володька Черный, высокий, грузный парень, подошел на зов, и гимназисты двинулись к главной улице.

На Дворянской сверкали большими керосиновыми «молниями» и первыми электрическими лампочками витрины магазинов, убранные с провинциальным шиком. Бутылки рядами и батареями, конфеты в раскрытых фанерных ящиках, стеклянноглазые куклы, пароходы и клоуны, пирожные и торты, колбасы всех сортов, штуки сукна и ситца — все это глядело из окон двух — и трехэтажных домов, украшавших лучшую улицу города. По тротуарам, сложенным из кирпичей и осененным лапчатыми ветвями лип и серебристых тополей, ходила взад и вперед, лениво шаркая подошвами, толпа молодежи.

Гимназисты дошли до конца торгового квартала, единственного освещенного во всем городе. Андрей зевнул и заявил:

— Пойдем, ребята. Надоело печатать.

— Подожди, Андрюшенька. Еще разочек туда и сюда, — просил Володька. — Люблю по Дворянской потолкаться.

— Развлечение для дураков! — отрезал Андрей.

— Чудаки вы, ребята! Тут же народ топчется. Посмотреть приятно.

— Сам чудак. Дом у тебя — дворец, сад у тебя королевский. А тут пыль, толкучка.

— Надоели мне и дом и сад, — играя носком ботинка и явно рисуясь, сказал Володька. — Ну, черт с вами. Не хотите, так пойдем.

И они вступили в темную улицу, где ночью можно было без чужой помощи свернуть шею в выбоинах тротуаров, в ямах щербатой мостовой.

— Ребята! Знаете что? — сказал Ливанов. — Пойдем к Ваське Котельникову.

— Верно! — сказал Володька. — Интересно, дождался он новых штанов или нет.

— Ну, ты про штаны оставь, скучно и непотребно.

— Да я ничего, ребята, а только смешно.

Гимназическая квартира, на которой поселился Котельников, была недалеко. Двенадцать простых железных кроватей стояли у стен трех небольших комнат анфиладой. Необходимость экономии изгнала отсюда начисто мебель, обои, цветы и прочие излюбленные в провинции украшения. На середине всех трех комнат стояли большие столы, обитые клеенкой. У столов и по углам — побывавшие в боях, все в чернилах, кляксах и царапинах венские стулья.

Василий сидел у стола и читал книжку. Он радостно поднялся навстречу товарищам.

— Ты когда же придешь в гимназию? — спросил Андрей.

— В понедельник буду. — И после короткой паузы добавил: — И штаны новые пошил.

— А почему ты в церкви не был?

— Опять конфуз получился. Надел я новый костюм и пришел в церковь, а инспектор меня завернул домой. Говорит — без мундира в церковь нельзя. А где я мундир достану?

— А где штаны взял, там и мундир найди.

— Как раз!.. На штаны я квартирные деньги истратил. А мундир, наверное, рублей двадцать стоит.

— И за тридцать не сделаешь, — сказал Володька.

— Ну, это ты не сделаешь, — возразил Ливанов. — Тебе ведь на белой подкладке надо.

— А разве не красиво?

— Не знаю. Вид дурацкий…

— Ты не говори, девчата любят…

— Ну уж, какая тут белая подкладка!

— Что ж ты будешь делать?

— Инспектор велел подать заявление на имя господина директора. Если он разрешит, могу в куртке ходить.

— Дурацкая история! Не все ли равно, в чем человек ходит. Лишь бы голова на плечах была, а не капуста, — сказал Андрей.

— А вот мой папаша почтеннейший, — усмехнулся Ливанов, — когда у него спросишь деньги на новые сапоги, говорит, что «одежда — сие тлен», а в других случаях утверждает, что человека по одежде встречают.

— Выходит, гимназия не для меня? — спросил Василий и при этом покраснел.

— Это мой папа так говорит. Я, брат, его не очень уважаю, но, увы, родителя не выбирал.

— Да ты не думай, что меня это может смутить. Учиться буду, остальное чепуха.

Голос Василия звучал уверенно, брови сошлись, серые глаза глядели ровно, не мигая.

Хрипло, с надрывом задребезжал в коридоре разбитый звонок, и вся квартира вдруг пришла в движение. По комнатам с лорнетом в руках проплыла полная седая дама. Быстрым взором она оглядела присутствующих. Мальчик младшего класса, лежавший на кровати, положив ноги на железную спинку, вскочил и принялся одергивать куцую суконную курточку.

— Педеля [3] черт принес, — сообразил Ливанов.

— Ну что ж… Еще девяти нет.

— Без четверти, — посмотрел на часы Володька.

В комнату уже входил невысокий человек в мундире министерства народного просвещения. Лицо, испещренное синими жилками, какие бывают у алкоголиков, маленькое и невыразительное. Черные седеющие волосы были зализаны на висках. Большие очки с темными стеклами сидели как маска, и улыбка казалась гримасой. Истинное настроение, которое выражали глаза педеля, оставалось тайной.

Это был старший надзиратель гимназии и одновременно регент хора. Никто не знал, сколько уже лет он служит верой и правдой многочисленным директорам горбатовской гимназии. Это была ходячая традиция, архив воспоминаний. Он был одновременно гонителем всех живых, веселых ребят и трубадуром отучившихся героических поколений. В его рассказах какие-то давно ушедшие из гимназических стен Терещенки, Кривенки, Ковалевы и другие герои местных гимназических мифов казались необыкновенными существами, перед которыми нынешнее поколение не больше чем пигмеи, достойные жалости и снисходительной улыбки из-под очков.

При исполнении служебных обязанностей и в особенности при посещениях квартир это был черствый педант с зорким, умеющим видеть глазом, враг гимназической вольницы, гроза картежников, любителей слоняться вечерами по бульварам и набережным, — словом, всех нарушителей строгого, узаконенного распорядка жизни гимназистов.

— Какое блестящее общество! — приветствовал он вставших и кланяющихся гимназистов. — Чем занимаетесь?

— Пришли товарища проведать… После церкви…

— Ага. Это хорошо. Котельников нуждается в товарищеской поддержке. Что же, читали что-нибудь, о чем-нибудь беседовали? Или, может быть, в картишки перебросились?

— Что вы, Яков Петрович! Да мы короля от дамы отличить не умеем.

— А в преферанс с разбойником играете? — сострил педель, подошел к столу, выдвинул ящик и внимательно осмотрел его.

— Это ваше? — спросил он Котельникова.

— Мое, — сказал удивленный этим обыском Василий. — А что вас там интересует?

— Ничего в особенности. Так вообще… Нам предложено начальством знакомиться с домашним бытом наших учеников. Лю-бо-пыт-но! — протянул он, извлекая из ящика какую-то фотографию. — И неожиданно… Это кто же? Ваша матушка?

На фотографии была изображена полная, красивая крестьянка в платке и дешевеньком ситцевом платье.

— Да, мать, — отрезал Василий.

— А вы не фыркайте, молодой человек, — окрысился педель. — Усвойте себе вежливый тон с гимназическим начальством. А вы, господа, извольте отправляться по домам. Уже девять.

— Прощай, Василий, — со вздохом сказал Ливанов, — до лучших времен. Хотелось поболтать с тобой, узнать, откуда ты, что думаешь, что читаешь, да видишь — девять часов, пора заткнуться. Покойной ночи, господин надзиратель!

— У меня есть имя, отчество, — обиделся педель.

— А вы знаете, как вас в гимназии зовут? — захохотал вдруг Володька, и все трое приятелей поспешили ретироваться.

Андрей и Костя Ливанов дружат еще с первого класса. Гимназическая дружба всегда строится на общности интересов. Оба любят читать, оба признаны классом как заведомые «романтики»… Впрочем, лучше не перечислять. Много общего. Достаточно сравнить первые страницы записной книжки «Товарищ», где курсивом выведены вопросы и где ответы давались обдуманно и одновременно обоими гимназистами.

У Андрея:

1. Имя, отчество и фамилия Андрей Мартынович Костров.

2. Возраст……. 14 лет и 2 месяца.

3. Рост…….. 156 сантиметров.

4. Любимое занятие …. Читать.

5. Любимый герой всеобщей истории……. Ганнибал.

6. Любимый герой русской истории……. Суворов.