Эрик Рассел - Течение Алкиона. Антология британской фантастики

• Название: Течение Алкиона. Антология британской фантастики
• Автор: Эрик Рассел
• Жанр: Научная Фантастика

Во второй том («Течение Алкиона») первого пятитомного блока Антологии мировой фантастики включены произведения двух писателей-фантастов из Великобритании: это роман Эрика Фрэнка Рассела «Часовые Вселенной» и три его рассказа, а также роман Брайана М.Стэблфорда «Течение Алкиона».

Оформление блока рассчитано на то, что при размещении составляющих его книг в определенном порядке (слева направо: «Оружие-мутант», «Течение Алкиона», «Космический беглец», «Оружие забвения» и «Стрела Аримана») их корешки составят один общий рисунок, представляющий собой символ этого блока.

---

Внезапно я увидел «Гимнию» Алахака, но вспомнил, что он теперь использует другое имя для корабля, которое я не знал.

Ив посмотрела на небо — кораблей не было. Ее очаровал тот факт, что она в космосе уже несколько дней. Даже бывалые туристы тщательно пытались скрыть удивление от космоса. Никому не нравилось выглядеть человеком, всю жизнь копающимся в грязи в галактический век.

Солнце Холстхэммера — слабый красный гигант, который никогда не проясняет горизонт более чем на пять часов или около того. Северное небо было почти румяным от полусвета, обрызгав свечением облака. Запутавшаяся масса Течения таилась выше, изгибаясь за красной туманностью, как огромный, искалеченный паук, развесивший разреженную сеть из звездного света.

Технически Течение — темная туманность, потому что его составляют облака из пыли — во внутреннем кольце; люди видят его как темную кляксу на фоне тусклых звезд за ним. Но оно содержит большое количество звезд, которые сохраняют видимые величины на Холстхэммере и нескольких ближайших мирах. Поэтому темная туманность ярка и прекрасна — если вам нравятся вещи подобного рода — в близком приближении. Свет преломляется и искривляется массой туманности, и его лучи всевозможных цветов и постоянно меняются. Даже в полдень оно имеет резкое, пятнистое сияние, которое соперничает с солнечным светом. Многолетнее ослабление и прилив его искажающих течений делают затруднительным наблюдение за ним: звездные штормы всегда швыряют вещество вперед-назад во времени и из световой плотности ядра к тонкой оболочке, и искры рождаются и умирают все время; каждая, загораясь, окрашивает все в свой оттенок.

— Это наводит ужас, — сказала она. — Словно огромная рука с растопыренными пальцами, которые сжимаются и разжимаются.

— То же чувствует и оно, — сказал я. — Пальцы всегда бегают по вашей коже, проникают сквозь защиту. Непрерывный дождь из пыли и радиации. Течение вертит в руках корабли, как ребенок сглаживает бумажного журавлика, прежде чем бросить его в полет.

— А еще туманности дали имя, которое предполагает более приятный характер, — прокомментировала она. Ее губы сложились в слово «Алкион», хотя она и не произнесла его.

— По теории имен Ротгара, — сказал я, — умиротворение драконов прививает любовь к кораблям, оскорбляет мертвые миры и приятно живущим.

— Очень поэтично, — промурлыкал новый голос за нами.

— Алахак! — воскликнул я, быстро развернувшись, и бросился приветствовать его. Мы обменялись крепким рукопожатием, при этом свободные руки положили друг другу на плечи. — Я надеялся, что ты найдешь меня, — сказал я. — Я спрашивал о тебе, но никто не знал, в каком ты порту. Знаешь, как это бывает. Ты выглядишь весьма преуспевающим.

Он стеснительно одернул свою одежду, которая была излишне дорогой и имела изысканный покрой, но не соответствовала одежде космонавтов.

— Меня заставили натянуть это, — объяснил он. — Приходится иметь дело с людьми, которые одеваются подобным образом. У меня нет твоей гордости. Я принял условности, и меня сделали богачом.

Он был излишне вежлив. Алахак был гордым человеком — у него были основания стать таким. В среднем хормонцы меньше ростом, чем люди с Земли, но Алахак был выдающимся представителем своей расы. Ростом он был почти с меня, хотя и значительно уступал в массе. Он выглядел крепким, его гладкая кожа не обтягивала кости, но плоть хормонца весит меньше, чем человеческая.

Лицо у хормонца простое, обонятельный орган размещен сзади, в продольно расположенной впадине, а глаза свисают причудливым образом. Возможно, самая необычная черта — по человеческим стандартам — шнурок акустических рецепторов, обвивающих череп словно повязка, — маленькие жесткие пластины, подвешенные в разных концах гибкой нервной мембраны. Этот аппарат обеспечивает высокую разрешающую способность восприятия звуков различной частоты, поэтому хормонцы значительно более чувствительны к вибрациям разной интенсивности, чем люди. Но они также более уязвимы при физическом нападении. Череп хормонца очень легко травмировать. По необходимости — они мирные люди. Они гордятся своим миролюбием. Объединяющая их гордость и непередаваемая вежливость, ставшие законом, приводят людей других рас к признанию неприемлемости их путей. Лично мне хормонцы нравятся, но из этого вытекает, что я не люблю людей.

Я представил Алахака Ив Лэпторн.

— Я очень хорошо знал вашего брата, — сказал он. — Я был сильно опечален, услыхав о его смерти. И в то же время я был очень счастлив тем не менее, когда узнал, что ты… — это адресовалось уже мне, конечно, — …остался жив и вернулся к цивилизации. — Голос его был очень спокоен и преувеличенно мягок. Его родной язык содержал множество оттенков, так что он мог воспроизвести любой природный звук с совершенной плавностью. Он изучил почти дюжину различных языков — три из них человеческие — из вежливости. Факт, что хормонцы выдающиеся лингвисты Галактики, был, без сомнения, решающим, определяющим их сотрудничество с Новой Александрией в проекте слияния расовых особенностей.

— Ротгар сказал мне, что у тебя новый корабль, — сказал я.

— И у тебя тоже, — сказал он. — Корабль, о котором говорят здесь, на Холстхэммере. Он уже завоевал себе репутацию.

— Часть кредита принадлежит Хормону, — сказал я. — Ты знаешь о схеме, по которой он заложен?

— Знаю. Но я слишком стар, чтобы разобраться в величии этого плана. По мне, это всего лишь корабль. Я закоснел в прошлом, и я не могу смотреть в будущее таким образом, как это делаешь ты. — Он говорил трезво, и я знал, что это дело огромной важности. Хормонцы не угасают из-за возраста или пошатнувшегося здоровья. У них имеются известные пределы, и они хорошо знают их.

— Для меня удивительно, что хормонцы не принимали участия в строительстве и управлении кораблем, — сказал я. — Кажется, логичнее было делать так.

Алахак вздохнул.

— Людская ревность, — объяснил он. — Вы, люди, преуспеваете в недоверии, которое воспитывает стремление к личному владению и чувства лавочника. Человек не желает вмешательства любого, за исключением своего ближайшего друга, на равных, и он таит сомнения даже в своем друге. Твой корабль — человеческий корабль, мой друг, не хормонский.

Алахак никогда не говорил ничего такого ни одному другому человеку, кроме меня. Я был удивлен, что он говорит это в присутствии Ив Лэпторн. Не знаю, считал ли он, что она занята лишь созерцанием неба, или манеры его испортились в результате длительного общения с людьми. После всего он, казалось, неожиданно сам обрел изрядную долю чувств лавочника.

— Где твой новый корабль? — спросил я.

Он глянул наружу.

— Я не вижу его, — сказал он, — но он слишком далеко отсюда, чтобы его увидеть. Он должен быть там, но я сомневаюсь, что это тот корабль, на который я указываю. Порт в эти дни чересчур заполнен.

Он был прав. Я не мог разглядеть его корабль.

— Чересчур заполнен, — эхом повторил я его фразу, когда мы сели за ближайший стол. Он заказал повторную порцию виски, и Ив присоединилась к нам, когда ее принесли.

— Верно, а почему они здесь? — спросил я. — Ведь не все же они — корабли «Карадок».

— Корабли «Карадок» глубоко в Течении, — ответил он. — Они знают, где лежат их молитвы, и они охотятся с неистовостью лунатиков. Корабль в ядре, конечно, почти постоянно в пределах трансформирующейся области, находящейся в повреждении. Их карты Течения хороши, но в тех местах ничто не может быть абсолютно совершенным. Они передвигаются медленно — по необходимости.

— Я слышал, что ты мог быть с ними в Течении, — сказал я.

— Мог бы, — ответил он, — но я не там только по одной причине.

— И что же это за причина?

— Ты, мой друг. Я хотел увидеть тебя.

— Сантименты? — спросил я его слегка саркастически.

Он покачал головой.

— Чтобы иметь с тобой сделку, — объяснил он. — Торговля. Ты взял корабль, чтобы искать «Потерянную Звезду».

— Нет выбора.

— У меня тоже нет, — спокойно сказал он. — И это потому, что я должен навести тебя на цель. Говорят, у тебя чудесный корабль. Он дойдет и вернется обратно. И у меня хороший корабль. Он тоже пройдет достаточно быстро в твоей компании, но назад не вернется. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Ты состарился, — сказал я. — Поэтому здесь Кувио. Для тебя все это важно.

Он кивнул.

— Если ты дашь мне провести тебя в Течении, тогда я выведу тебя на «Потерянную Звезду». Если я не смогу достигнуть ее — она ваша. Если смогу, она моя на один день. Затем вы можете ее забрать. Назад я не буду возвращаться. Вся слава достанется вам.

— Откуда тебе известно, где она находится? — спросил я.

Он вздохнул.

— Власть денег. Я был достаточно богат, а богатые люди имеют доступ ко множеству секретов. Они состарили меня быстро, привели мой мозг в хаос из-за бесполезных проблем. Я купил эту тайну у капитана «Карадок». Кое-кто сделал то же самое. Без сомнения, твои наниматели тоже могли купить этот секрет, если бы пожелали. На это могло уйти время. Но они могли приобрести его вовремя. «Гимния» полетит быстрее любого корабля, который когда-либо летал в Течении. Ты не угонишься за мной. Мы могли бы хорошо дойти вместе.