Евгений Витковский - Чертовар

• Название: Чертовар
• Автор: Евгений Витковский
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9796-0106-9

«Покуда главный герой романа, Богдан Тертычный, сдирает шкуру с чертей, варит из них мыло, пускает их зубы и когти на ювелирные изделия, — человечество продолжает решать вопрос вопросов: Кавель убил Кавеля или Кавель Кавеля. Пока не найден ответ — не начнется ничто! Спасая людей, тонет герой-водяной, чтобы новой зеленой звездой озарить небо; идет по тверским болотам в поисках России караван трехгорбых верблюдов; продолжает играть на португальской гитаре Государь Всея Руси Павел Второй, и несмотря ни на что, деревья растут только ночью. Кончается роман, а нам лишь остается спросить друг друга: «Господа, кто знает, все-таки Кавель убил Кавеля или Кавель Кавеля?.. По секрету — скажите!»

Весьма озабоченный этим вопросом — А.К. (Ариэль Кармон)»

---

— Я только производство развернул, только Фортуната нашел, чтобы сменщик был, у меня и на своих болотах по камышам черт на черте сидит, чертом погоняет — и вдруг заявляется ко мне, веришь ли, натуральный бомж, из-под Кашина, вокруг Оршинского мха, тропинками добрался. Орет — за Волгой слыхать, у яков того гляди молоко пропадет… то есть, конечно, не у яков, а у ячих. Орет! Проверил — ну точно, летник, сала топить — не перетопить, а Давыдка у меня еще тогда не работал — все, значит, самому делать надо. Возился я с ним чуть не сутки, упарился, но жаловаться не буду: вся шкура на шевро пошла, а это случай редкий. Бомжа отправил молоко пить к Шейле, работаю. Неделя проходит — ни хрена себе! Заявляется с той же стороны ну в точности такой же бомж, и орет точно так же. Просто близнецы-братья! И летник в нем такой же качественный, и опять шевро, даже лучше качеством. Ну, черта выпотрошил, бомжа — на молочную диету, работаю дальше, уже интересно, как тому волку из анекдота… Жаль, анекдот я забыл. И жду. Точно! Неделя проходит — опять ко мне бомж с той же стороны. Сам на первых не похож, старикан ветхий, орать уже не может, а как взялся за него — та-кен-но-го вельзевула вытаскиваю, что и корыт под ихор едва хватило. Шкура, заметим, юфть, но это уже и не важно. Я сало-то белую, и думаю: это кто ж меня на снабжение поставил? Выяснять, понимаешь, времени нет, но когда и четвертый приперся — пришлось принять меры. А ну как провокация? Посылаю Фортуната. День его нет, три его нет, шесть его нет. А на седьмой приезжает на такси с кашинским номером, и везет всех сразу: и бомжа свежего, и вот гостя нашего Фому Арестовича, да и водителя — в том тоже кое-что нашлось. Так и выяснилось все. Я ведь, Каш, сам знаешь — за качественного доплачиваю, совесть не велит иначе. Оказалось: бомжи кашинские сообразили — источник, бля, дохода нашли! И в очередь к Фоме Арестовичу, по понедельникам с утра — на сглаз… Давыдка, тут поверни — и стоп. Гостей нынче много, не надо наш броненосец с прочими машинами ставить. Загони под землю, потом в усадьбу приходи. А мы покуда пешечком, пешечком. Каш, выходи осторожно, там стекло битое под снегом, Савелий не прибрал… За кем? За собой не прибрал… Ни один в него черт не селится, прямо хоть под тару его приспосабливай… Стоп, это отдельно. Фома Арестович, давай о деле потом? Праздник все-таки.

Баньшин согласился. Чертовар, колдун и Кавель неторопливо пошли к видневшемуся в конце аллеи дому с колоннами. Идти было легко, по обеим сторонам бетонной дороги лежал снежок уже на полвершка, не меньше; желтые калиевые светильники вспыхнули, как только Богдан со спутниками прошел через ворота усадьбы. Савелий хоть на что-то, получалось, годился: следил за телекамерой. Смутная идея озарила сознание Богдана, но временно погасла.

Богдан боялся перепугать возможных важных гостей из числа уездного начальства, поэтому велел окольной дорогой загнать свой жуткий вездеход в подземный гараж. Не помогло: возле колонн усадьбы стояло, кроме пяти-шести автомобилей, нечто такое, что способно было перепугать гостей куда сильней. Голову это нечто имело верблюжью, да и горбы — тоже, но корпус невиданного зверя был необычайно вытянут, и сверху нес на себе четыре горба под тремя легкими кавалерийскими седлами, снизу же — опирался никак не на привычные две пары конечностей, а на три. Голову нечто держало необычайно высоко, традиционно, по верблюжьи, что-то непрерывно жуя.

Из-за чуда выскочила старая знакомая, Васса Платоновна, — верная своим правилам, с тыквой неимоверного размера в обнимку. То ли хотела старушка-ведьма от избытка чувств заключить Богдана в объятия, то ли броситься ему в ноги, но по причине невозможности выпустить из рук тыкву не смогла ни того, ни другого. По-девчоночьи подпрыгнув у морды четырехгорбого чуда, она возгласила нечто невнятное, в чем при большой фантазии можно было опознать «Ишь, каков уродился!» — и принялась бегать вокруг него, похлопывая то по четвертому горбу, то по пятой ноге, то по шестой — эти, средние ноги были у чудо-верблюда особо мощными, ибо на них приходилась вся тяжесть немалого корпуса.

Из-за колонн, не успев надеть ничего поверх парадного френча, появился и селекционер, бравший у Богдана ведьму в аренду. Выражение его лица не оставляло сомнений, что доволен чудо-верблюдом не только он, но и заказчик.

Кондратий, человек немолодой, только еще поднял подбородок повыше, по-верблюжьему, чтобы отвесить Богдану поясной поклон и произнести речь, как из-за его спины вылетел другой человек, не только без верхней одежды, но и без пиджака, и вихрем бросился обнимать Богдана, причем ухитрившись левой рукой притянуть в те же объятия и Кавеля.

— До Климента успели! Уложились! Мальчики мои, царица небесная не допустила до позора — все успели! Ах, как замечательно все!..

Кавель с трудом узнал в этом округлившемся, усатом, сияющим не только пряжками на дорогих парижских подтяжках, но и ясно обозначенной лысиной человечке не кого-нибудь, а не виданного им со времен школьного выпускного бала в Крапивне Пашу, точней, Пасхалия Хмельницкого.

— Какой Климент?.. — полузадушено произнес Богдан, из-за малого роста попавший в образовавшейся куче учеников в «младшие». Пасхалий немедленно отпустил обоих, картинно отступил на шаг назад и чуть не упал: там была ступенька, первая из восьми, что вели под колоннаду, — Сегодня день святого священномученика Климента, папы Римского — после коронации телевизор только и показывает службу из его собора, что в Замоскворечье! А мы — успели! А ты — успел! Все масло опечатано и принято! Государь обвенчался с государыней и венчал ее императрицей! Сам! И цесаревич Павел… это что-то особенное, Богдан, наша Русь теперь, наша святая Русь — она взлетит, она взлетит… как комета!

— Как ракета, — флегматично поправил Богдан, — ты, я вижу, уже празднуешь. Хоть бы нас подождал, а?

— Да как же можно ждать в такой день, в такой день…

Богдан рассердился.

— Слушай, быстро иди в тепло. Мне за здоровье гениального генерального конструктора отвечать сам знаешь перед кем, и совсем неохота…

— Это… да. Да какой я там гениальный, вот Юля Федорова — вот она гений, но ты только послушай…

— На холоде — не буду! — рявкнул Богдан, и Хмельницкий исчез в вестибюле усадьбы.

Кондратий Харонович как раз к этому времени закончил свой бесконечный верблюжий поклон, к счастью, ни в кого при этом не плюнув. Игнорируя присутствие Вассы, Кавеля и колдуна, заговорил с Богданом.

— Вот и успели мы. Вот и успели. Четырехгорбого за считанные дни получили. Теперь его на поезд — и в первопрестольную. Воздухом его перевозить запрещено, но это уже не наша забота. Мне из канцелярии звонок был — оплата по осмотру лекарем в зоопарке, завтра, много послезавтра. Как договорено, деньги твои…

— Я тоже все успел, мне теперь не деньги нужны, — отмахнулся чертовар, — мне теперь боевая сила нужна. Осто… холмогорело мне, что по мастерской обстрел идет крылатыми ракетами. Вреда немного, но работать же невозможно. Пасхалий протрезвеет, мы у него десантный транспорт арендуем — и гнездо этой мрази вычистим. И мне бы с десяток твоих боевых — там такие места есть, что никто, кроме твоих копытных, по ним не пройдет. Десяток хотя бы…

— Дюжину возьми, Богдан Арнольдыч. Я тут приметил — у тебя всё на дюжины считают. Оно, конечно, удобно, а может — не зря число это священное…

— Да брось ты, Кондратий, — ответствовал чертовар уже в вестибюле, сбрасывая дубленку на руки Савелию, — какое там священное? Просто считать удобнее. На два — делится, на три — делится, на четыре — делится… А найдешь двенадцать?

— И две дюжины найду для такого дела. А тебе впрямь столько их нужно?

— Да нет, мне дюжины хватит, на них же по два седла умещается, два стрелка могут работать. Каждому — по базуке… Пугаться не будут?

— Спрашиваешь… — почти обиделся Кондратий и снова стал похож на верблюда, собирающегося плюнуть. При этом Богдан, оглядывавший холл в поисках жены или хотя бы тещи, не говоря о прочих важных гостях, чуть прищурился и склонил голову набок, как обычно, внешностью превратившись в настоящего беркута. Заметил это сходство один Кавель и подумал — «Зоопарк…» Но дальше этой мысли не пошел: в холле появилась Шейла. Несмотря на парадное платье, рукава ее были закатаны: видимо, заботы по кухне лежали на ней до последней минуты.

Чертовар шаркнул ногой и церемонно подошел к ручке супруги. Шейла немедленно ее отдернула.

— Стой, дурень, я свеклу на терке только что… весь в красных пятнах будешь…

Чертовар намек понял и весьма церемонно чмокнул жену в ухо. Она ответила тем же, после чего велела всем проходить в зал и садиться, «а у нее вот еще не все готово, никогда она ничего не успевает». Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

В большом зале, который Шейла прибирала для приемов всего три-четыре раза в год, столы были расставлены покоем; с открытой же стороны сиял в полстены киноэкран; лишь очень близкие люди знали, что это — японский телевизор одной из последних модификаций, тонкий, скатывающийся в фольгу. По телевизору шел повтор кадров коронации венчания императора, супруги уже ответили на положенные вопросы и менялись кольцами. Митрополит Фотий с умилением разглядывал цесаревича, да и большинство присутствующих старалось отвести взгляд от венчаемой пары: императрица была на полголовы выше императора. Ну и что? Шейла была чуть не голову выше Богдана, и ничего, никто на венчании глаз не отводил. Богдан поразмышлял, где сегодня его место за столом, и понял — нет, не увильнуть. Сегодня его место за столом было главное. Кстати, точно против телевизора.