Зиновий Юрьев - Часы без пружины

• Название: Часы без пружины
• Автор: Зиновий Юрьев
• Жанр: Научная Фантастика

---

Когда отец бросил их - он совсем не помнил его, маленький был, - мать иногда тихонько неумело молилась, стараясь не разбудить сына.

- Мам, - спросил он раз, - а чего тебе бог дал-то, все ты его просишь?

- Тебя, - ответила мать вроде с улыбкой, а глаза серьезные.

- Да ла-дно, - обиделся он, - думаешь, я не знаю, откуда дети берутся?

Вся съежилась, нахохлилась, замолчала. Так и осталась в памяти: маленькая, нахохленная, с узкими острыми плечиками, и все считает на клочке бумаги, поворачивая плохо отточенный огрызок карандаша.

- Дядь Коля, - сказал ему Витенька, - что вы сегодня так сосредоточены?

- Да так, ничего.

- У диретторе есть идея о кружке пива после каторги. Какие соображения?

- Не могу, тороплюсь.

- Понимаю, пан Изъюров, несовместимость поколений.

Даже не занятны ему были сегодня Витенькины замысловатые обороты. Не то в голове. Как старушка назвала своего мужа покойного? Василий... Василий Евстифеевич, нет... ага, Василий Евграфыч. Похоже, что Василий Евграфыч этот был не таким темным, как его божий одуванчик, и понимал всю необычность своих часов. А раз так, может быть, он что-нибудь знал об их происхождении?

С трудом дождался конца работы. Старушка уже ждала его.

- Ну как часы? - спросила она. - Разобрались с ними? Я же вам говорила, часы хорошие.

- Идут как будто хорошо, - пожал он плечами. Начнешь хвалить, еще полсотни старая дура потребует. На дециметровую приставку. - Вот вам двести пятьдесят рублей. Пересчитайте, пожалуйста.

- Да я вам верю.

- И все-таки, Екатерина Григорьевна, деньги счет любят.

Старушка надела очки и, медленно шевеля губами, дважды пересчитала деньги.

- Двести пятьдесят. Спасибо вам.

- Вам спасибо.

- Да вы не пожалеете, очень даже хорошие часы. Был бы жив Василий Евграфыч, ни за что бы их не продал, Даже не подумал бы. Ни за какие тыщи.

- А почему?

- Любил их очень. Сядет, бывало, перед ними и все смотрит, смотрит, как маленький, можно сказать.

- А он у вас кем был?

- Автомехаником. До самой пенсии работал. Какой души человек был! Особенно последние годы. Голубиная у него душа стала, просто голубиная. Жалел всех, сказать не умею как. И меня, конечно. Люди многие болтали, что сектантом он стал, да я-то знаю. Ни с кем не молился и сам не молился. Я его не раз спрашивала: "Вась, - говорю, - откройся, скажи, может, ты в бога веришь?" А он улыбается. Светло так, весело. Кто, говорит, знает, что такое бог? Я, говорит, во внешнюю точку отсчета верю, Катюша ты моя милая.

- Что, что? - изумился Николай Аникеевич.

- Да, - твердо сказала старушка. - Я эти слова очень даже хорошо запомнила: внешняя точка отсчета. Потому что и я их не поняла и говорю: Вась, а что это такое? Вообще-то, отвечает он, точка отсчета - это с чего или по чему меряют, но я, Катюш, имею в виду гораздо большее, что случилось со мной, а сказать подробнее не могу. И не нужно этого, чтоб твою, Катюш, жизнь не тревожить.

- И подробнее он не говорил?

- Нет. Я, правда, приставала сначала к нему, а он только посмеивался. Пусть, говорит, кто что хочет обо мне думает, мне это без различия. Я, говорит, по своим часам живу.

- По часам?

- Ну да, по часам. Я ж вам говорю, любил он очень эти часы свои. Просто грех продавать. Да уж очень дочке телевизор цветной купить хочу.

- Скажите, а вы не помните, как он эти часы приобрел?

Старушка подозрительно посмотрела на часовщика, на десять двадцатипятирублевок, лежавших на темной бархатной скатерти, взяла их и положила в шкаф. "Под стопку белья, наверное", подумал Николай Аникеевич.

- А я и не знаю, за сколько он их и где взял, - сказала Екатерина Григорьевна и посмотрела на Николая Аникеевича.

"Надо встать, попрощаться и ехать домой",- твердо сказал себе Николай Аникеевич, но почему-то необыкновенно взволновали его слова старушки и о голубиной душе ее покойного Василия Евграфыча, и о внешней точке отсчета. Уж очень неподходящие слова в старушкином обиходном лексиконе. И веяло от них какой-то загадкой, и смутно чудилось Николаю Аникеевичу, что как-то связана и голубиная душа, и внешняя точка отсчета с чудесными этими часами. "По своим часам живу". Гм... В каком, интересно, смысле?

Всю жизнь был Николай Аникеевич человеком расчетливым, рациональным и твердо знал, что на всякое колесо своя трибка есть, и само по себе, без гирь и пружин ничего и никто не вращается. И на все, стало быть, должно существовать объяснение.

И вместе с тем хрустальный, томящий душу бой колокольчика и невозможный ход без пружины сбили Николая Аникеевича с твердых его жизненных убеждений.

Якоря здравого смысла отказывались держать, и странные, волнующе-пугающие ветры уносили часовщика со спокойной его стоянки в какую-то не то страшную, не то манящую даль. И не было сил встать и уйти, потому что если и болтался где-то кончик таинственной ниточки, нет, не ниточки, скорее паутинки, то только здесь, у этой старушки с детско-голубыми водянистыми глазами.

- Дорогая Екатерина Григорьевна, - сказал Николай Аникеевич, испытывая странное волнение, как на экзамене, - все, что вы рассказывали о покойном своем муже, очень мне интересно, и не обессудьте, пожалуйста, если я задам вам несколько вопросов. Нет, нет, - поспешил добавить он, заметив, что старушка бросила тревожный взгляд на шкаф, куда положила полученные от него деньги. - Дело не в цене. Я уверен, телевизор окажется хорошим. Мне хотелось бы, если, конечно, это вас не затруднит, чтоб вы объяснили такие вот слова: "Я по своим часам живу".

- Это Васины-то?

- Разумеется. Вы их только что упомянули.

- Боюсь, это я вам объяснить не умею.

- Но все-таки... Как вы сами понимаете: по своим часам?

- Ну... это... Господи, что значит безъязычные мы: чуть соскочишь в сторону от будничных дел, какая погода обещана на завтра - немеешь сразу...

- Ну что вы, Екатерина Григорьевна, вы даже очень образно говорите.

- Образно?

- Ну, интересно.

- А... теперь-то что... Раньше я, правда, любила выступать и на производственных совещаниях, и на профсоюзных. Прямо удержу мне не было. Прямо как катапульта какая меня подбрасывает - прошу слова.

"О господи, - восстонал мысленно Николай Аникеевич, - не давай старушке съехать с дороги, лебедками обратно не затащишь. А то сейчас про автобазу начнет рассказывать..."

- Мы говорили про вашего Василия Евграфыча. Про выражение его "Я по своим часам живу". Скажите, а всегда у него такая поговорка была?

Екатерина Григорьевна наморщила печеный свой лобик и подняла светлые глазки к оранжевому шелковому абажуру.

- Да нет... Пожалуй, это когда часы вот эти самые появились. Когда же было? Вроде в первый год, как он на пенсию вышел.

- Это когда же?

- Сейчас посчитаем... Так... Пожалуй, в семьдесят первом...

- А где он их приобрел, вы, случайно, не помните?

- Как не помню? - забыв, что только что говорила обратное, обиделась старушка. - Конечно, помню. Только не приобрел он их. Подарил ему их его друг-приятель. Кишкин Иван Федорович, бухгалтером он был на фабрике мягкой игрушки. Да, точно.

Николая Аникеевича охватил охотничий азарт. Сердце его застучало, помчалось по-молодому. Мягкая игрушка, слова-то какие.

- А могу ли я повидать этого человека?

Старушка молча покачала головой и вздохнула.

- Понимаете, мне как часовщику любопытно...

- Да не в этом дело. Помер он. Часы-то это как завещание было. Иван Федорович с моим Васей очень дружились. Вот когда у Ивана Федоровича рак поджелудочной железы случился, он Васе часы и подарил. Вдов он уже был, а сын его, инженер по химической линии, плохо к отцу относился. Месяцами не объявлялся. Вася мой по своей, так сказать, инициативе его не раз пытался пристыдить, отец, мол, все-таки. Пустое дело. Еще мальчиков был, волченышем всегда исподлобья глядел...

И снова тупик. И здесь чьи-то быстрые руки ловко сложили каменную стенку, ровную, без щелки, не заглянешь. И уж без надежды, по инерции продолжал Николай Аникеевич:

- И вот, значит, появились, у вас часы эти. Изменился после этого муж?

- Это уж точно. Изменился. - Екатерина Григорьевна энергично закивала. Видно было, что память ее, побарахтавшись, ступила наконец на твердую почву. - Сначала он от этих часов прямо-таки не отходил. Немножко он в часах разбирался, все ж таки автомехаником всю жизнь отбарабанил, "от", как говорится, и "до". И вот все сидит, смотрит, смотрит. А то все как проверку времени передают, он уж обязательно около часов. А потом вскорости какой-то еще знакомец у него появился. Я, говорит, Катюш, с человеком с очень необыкновенным познакомился.

- Необыкновенным? - Николай Аникеевич снова встрепенулся. Слова "необыкновенный", "чудесный" казались ему теперь его словами, из его мира.

- Так Вася говорил. А раз даже привел его. Обыкновенный такой человек, ничего особенного. Вежливый, тихий. Я б его и вовсе не запомнила, но говорил он забавно так, как из старинной книги. "Позвольте, уважаемая Екатерина Григорьевна... Разрешите представиться..." Такие вот все обороты... Да что я с вами совсем заболталась-то, давайте я вас чаем угощу. Со своим вареньем. Абрикосовым. Такого в магазине не найдете.