Жак Деррида - Голос и феномен

• Название: Голос и феномен
• Автор: Жак Деррида
• Издательство: Издательство «Алетейя»
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 5-89329-171-9

Публикуемые в книге произведения Жака Деррида «Голос и феномен», «Форма и значение» и «Различение» принадлежат к его работам шестидесятых годов. Вопросы, обсуждаемые здесь, многочисленны: это и внутренний критицизм феноменологии и ее одновременная фундаментальная захваченность метафизикой; это и изначальное единство идеальности и феноменологического голоса; это и проблема сущностной связи речи со смертью субъекта и исчезновением объектов; это и круговое отношение между смыслом и значением и формой; это и завораживающее движение знаменитого различения-différance,выходящего на сцену с истощением всех оппозиций и т. д.

Книга адресована философам, логикам, культурологам и широкому кругу читателей, интересующихся современной французской философией.

---

56

См., например, замечательный § 36 Феноменологии внутреннего сознания времени, который показывает отсутствие подходящего существительного для этого странного «движения», которое к тому же не является движением. «Из-за всего этого, — заключает Гуссерль, — имена обманывают нас». Мы здесь все еще узнаем гуссерлевскую интенцию в ее специфическом направлении. Ибо это не случайно, что он до сих пор характеризует то, что не называемо, как «абсолютную субъективность», т. е. как бытие, понятое на основании присутствия как субстанции, ousia, hipokeimenon: самоидентичное бытие в самоприсутствии, которое формирует субстанцию Субъекта. То, что в этом параграфе называется неименуемым, как раз не есть что-то, что мы знаем как настоящее бытие в форме самоприсутствия, субстанции, превращенной в субъекта, в абсолютного субъекта, чье самоприсутствие является чистым и независимым от какого-либо внешнего отношения, от чего-либо внешнего. Все это есть настоящее, и мы можем назвать его непроницаемым бытием, так как его бытие, как абсолютная субъективность, не исследуется. Согласно Гуссерлю, все неименуемое это лишь «абсолютные свойства» субъекта, поэтому субъект на самом деле определяется в терминах классической метафизической схемы, которая различает субстанцию (настоящее бытие) и ее атрибуты. Другая схема, которая удерживает несравненную глубину анализа в затворе метафизики присутствия, это оппозиция субъект-объект. Это бытие, чьи «абсолютные свойства» неописуемы, есть настоящее как абсолютная субъективность, абсолютно настоящее и абсолютно самоприсутствующее бытие лишь в своей оппозиции объекту. Объект относителен, субъект абсолютен: «Мы не можем сказать ничего другого, как: этот поток есть нечто, что мы называем так по Конституируемому, но он не есть нечто темпоральное "Объективное". Это есть абсолютная субъективность и имеет абсолютные свойства того, что следовало бы образно назвать "потоком", что берет начало в актуальной точке, первичной точке-источнике, "Теперь" и т. д. В актуальном переживании мы имеем первичную точку-источник и непрерывность эхо-моментов (Nahhallmomenten). Для всего этого не хватает названий» (ФВСВ, РП. § 36. С. 79). Это определение абсолютной субъективности также должно быть вычеркнуто, как только мы поймем настоящее на основании различия, а не наоборот. Понятие субъективности a priori и вообще относится к уровню конституируемого. Это a fortiori охватывает и аналогичную аппрезентацию, которая конституирует интерсубъективность. Интерсубъективность неотделима от темпорализации, взятой как открытость настоящего своему внешнему, другому абсолютному настоящему. Это бытие вне себя, присущее времени, есть то, что создает в нем пространственность: это архисцена. Эта стадия, как отношение одного настоящего к другому настоящему как таковому, т. е. как к непроизводной ре-презентации (Vergegenwärtigung или Repräsentation), выявляет структуру знаков вообще как «референцию», как бытие-для-себя (für etwas sein), и в корне предотвращает их редукцию. Нет никакой конституирующей субъективности. Само понятие конституции должно быть деконструировано.

57

Больше того, в весьма существенных § 124—27 в Идеях I, за которыми в другом месте мы будем следовать шаг за шагом, Гуссерль просит нас — продолжая говорить об основополагающем слое предвыразительного опыта — не «держаться слишком упорно за метафору наслоения (Schichtung), выражение не обладает природой покрытия лаком или одеждой, это ментальная формация, которая выражает новые интенциональные влияния на интенциональный субстрат (Unterschicht)» (Ideas I, § 124; ET, p. 349).

58

То есть согласно Гуссерлю. Вне всяких сомнений, это более истинно относительно современных теорий, которые он опровергает, чем относительно неких средневековых опытов, на которые он едва ссылается. Единственным исключением является краткая аллюзия на Grammaticaspeculativa Томаса Эрфурта в Формальной и трансцендентальной логике.

59

«В осуществляемом отношении выражения к его объективному корреляту, оживленное смыслом выражение становится единым (eint sich) с актом наполнения значением. Произнесенное слово — это первое, что объединяется с (ist einst mit) интенцией значения, а она, в свою очередь, объединяется (так как интенции вообще становятся едиными со своими исполнениями) с исполнением значения» (§ 9; ET, p. 281).

60

«Мы различаем в воспринимающем утверждении, как и в любом утверждении, содержание и объект; под содержанием мы понимаем самоидентичное значение, которое слушающий может схватить, даже не являясь воспринимающим» (§ 14; ET, p. 29).

61

Правило, принцип; в другом случае — масштабная линейка (англ.). — Прим. перев.

62

«В одинокой речи значение (Bedeutung) "я" сущностно осуществляется в непосредственной идее своей собственной личности, которая также является значением (Bedeutung) слова в коммуникативной речи. Каждый человек имеет свою собственную я-презентацию (а с ней и свое индивидуальное понятие о Я), и это потому, что значение слова (Bedeutung) отличается от персоны к персоне». Нельзя не удивиться этому индивидуальному понятию и этой «Bedeutung», которая различна в каждом индивидууме. И порождают это удивление сами гуссерлевские предпосылки. Гуссерль продолжает: «но так как каждый, говоря о себе, говорит «я», то слово имеет характер индивидуально действующего указания на этот факт» (§ 27; ET. p. 316).

63

Мы пытались объяснить этот перевод в работе Голос и феномен: введение в проблему знака в феноменологии Гуссерля, ссылаясь, в частности, на Первое логическое исследование. Настоящее эссе во всем опирается на него.

64

Французского читателя мы отсылаем к переводу и обширному комментарию Идей I Поля Рикера. Для того чтобы сохранить интенцию нашего анализа, мы должны придать особое значение некоторым немецким терминам и настоять на их метафорическом значении.

65

По поводу смысла и значения Verflechtung и функционирования этого понятия в Исследованиях см. гл. "Редукция и указание" в Голосе и Феномене.

66

Эти предосторожности были сделаны и подробно объяснены в Исследованиях. Конечно, для убедительности эти объяснения сохранялись в системе традиционных метафизических оппозиций (душа/тело, физическое/ментальное, живое/неживое, интенциональность/неинтенциональность, форма/содержание, интеллигибельное/смысловое, идеальность/ эмпиричность и т. д.). Эти предосторожности, в частности, встречаются в Первом исследовании (которое фактически не является ни чем иным, как их подробным объяснением), и в Пятом (гл. XI, § 19), и в Шестом (гл. I, § 7). Они будут постоянно подтверждаться в Формальной и трансцендентальной логике и в Происхождении геометрии.

67

Логические исследования I, гл. I, § 15.

68

Идеи I, § 124; ET, р. 346. Речь идет не о том, что, благодаря «речи в строгом смысле», мы не понимаем действительно и физически произнесенную речь, но, следуя интенциям Гуссерля, оживление вербального значения выражением, «интенцией», которая таким образом не испытывает на себе сущностного влияния, может оставаться физически безмолвным.

69

С этой точки зрения мы могли бы исследовать всю эстетику, скрытую в феноменологии, всю теорию произведения искусства, которая возникает из дидактики примеров, есть ли это вопрос о постановке проблемы воображения, или статусе идеальности, или о созданном "давным-давно" произведении искусства, чья идеальная идентичность может быть бесконечно репродуцирована как то же самое. Система и классификация искусства представлена в описании отношения между оригиналом и репродукциями. Может ли гуссерлевская теория идеальности произведения искусства и ее отношения с перцепцией объяснить различия между музыкальным и пластическим произведением искусства, между литературным и нелитературным произведением искусства вообще? И достаточны ли гуссерлевские (даже революционные) предостережения, учитывая то, что является исходным в воображении, чтобы защитить произведение искусства от всей метафизики искусства как репродукции, от копирований? Можно было бы показать, что искусство, согласно Гуссерлю, всегда отсылает к восприятию как своему абсолютному источнику. И не является ли это уже эстетикой и метафизическим решением подать произведения искусства в качестве примеров в теории воображаемого?

70

Эта проблема была сформулирована уже во введении к Логическим исследованиям (§ 2).

71

Гуссерль не хотел нарушать (практическую, аффективную, аксиологическую) новизну или изначальность смысла, который вытекает из ядра смысла обнаженной вещи как таковой (Sache), и все же хотел выявить «созданный», надстроечный характер этого смысла. «Новый смысл вводит совершенно новое измерение смысла: им не конституируются новые определяющие следы простого "материала" (Sachen), а только лишь значимости материала — качества значимости (Wertheiten), или, конкретнее, объективированные значимости (Wertobjektivaten): красота и уродство, добро и зло или предмет обихода, произведение искусства, машина, книга, действие, поступок… Далее, сознание в отношении этого нового характера является опять-таки полагающим сознанием: "значимое" может теоретически полагаться как значимое бытие (als wert seiend). "Состояние бытия" (seiend), которое принадлежит "значимому" как своей характеристике, может быть помыслено так же, как модализированное, как и всякое "состояние бытия"» (§ 116; ET, p. 327, modified).