Анатолий Дроздов - Листок на воде

• Название: Листок на воде
• Автор: Анатолий Дроздов
• Жанр: Альтернативная история

Ветеран Чечни, выдернут из мирной жизни на суд в горы, где под взглядами телекамер и улыбки толстых шейхов его должны казнить "за преступления против мирных жителей". Несколько лет назад он расстрелял джип с черными вдовами.

Вместо казни получается кавардак. Умирающий ГГ прихватывает с собой заказчиков, исполнителей и немного зрителей. Как проклятие, его душу пускают в путешествие по телам умирающих солдат. Римский легионер, рейтар, красноармеец. В каждом теле он пребывает недолго, но память от каждой новой ступени жизни давит на психику.

---

– Нам каждый день ее таскать?

Можно, конечно, и не таскать, можно вернуться к прежним отношениям. Только поздно пить боржоми, если влез в постель кузины. Выход есть.

– Нетребка закончил мебель для Елены Павловны. Тебе, наверное, интересно глянуть?

– Вот еще!

– Я бы рекомендовал. Ты женщина, и немедленно захочешь мебель себе. Например, кровать – широкую и удобную. Тебе ведь надоело спать на узкой, не правда ли? Нетребка будет рад сделать – деньги он любит.

– Павлик! (Чмок!) Ты у меня! (Чмок!) Самый умный! (Чмок! Чмок!)

Был бы умный, спал один…

Тащим койку на место. Ольга смешно пыхтит – койка тяжелая. Ничего не поделаешь – в одиночку не отнести. Койка занимает законное место, Ольга ныряет под одеяло. Вот те раз: я собрался дремать в одиночестве. Ольга смотрит ждущим взглядом. Пристраиваюсь сбоку. Она накрывает меня одеялом, зевает.

– Поспим немножко, хорошо? Когда еще они придут! Мы теперь вместе спать будем. Всегда!

Моего мнения на этот счет, понятное дело, не спрашивают. Было у меня предчувствие, было…

17

Завершился год семнадцатый. Чему надлежало произойти, произошло. Отрекся от престола Николай. Армия в лице генералов поддержала отречение, кое-кто умолял царя это сделать. Бывают в истории моменты, когда безумие овладевает головами: люди с восторгом пилят сук, на котором сидят. Каким бы ни был царь, он оставался единственной скрепой, державшей государство. Убрали скрепу, и все поползло…

Введены солдатские комитеты – приказ Петросовета распространен в войсках. Армия вздрогнула и заволновалась, офицеров начали убивать. Революционеры продолжили. Появилась Декларация прав солдата, де-факто отменившая дисциплину в армии. Генералы умоляли ее не принимать; Керенский – Горбачев семнадцатого года, Декларацию подписал. Если Приказ подсек опоры, то Декларация их снесла. Армия как боевой организм смертельно заболела. Полки не подчинялись командирам, солдаты шли к немцам брататься, верные долгу части стреляли в изменников. На фронте и в стране наступил хаос. Керенский спохватился, но было поздно – июльское наступление провалилось. У русской армии было все: мощная артиллерия, современное оружие, в достатке снарядов и патронов, не было лишь желания сражаться. Полки митинговали и не шли в атаку, а те, что пошли, сгорели в боях.

Отряд пережил год спокойно. Ушел командовать дивизионом Егоров, с ним уехала авиатрисса. Начальником отряда назначили Рапоту. Солдатский комитет возглавил Синельников, это помогло на первых порах. У нас не случилось эксцессов. Солдаты нас не задирали, офицеры держались вежливо. Нас перестали звать "благородиями" и отдавать честь; это было не страшно. Денщиков переименовали в вестовых, за работу мы им платили. Вот и все перемены. Мы летали, сражались, но больше по инерции, чем из чувства долга.

К ноябрю армия развалилась. Солдаты потянулись домой, в том числе и наши. Нетребка дезертировал одним из первых, на прощанье он попытался меня обокрасть. Я застал его с мешком на плечах и без лишних слов достал "Браунинг". Нетребка вытряхнул мешок на койку; я узрел среди вещей Ольгины панталончики и долго смеялся. Расстались мы по-хорошему. Я подарил вестовому сто рублей, он всхлипнул и назвал меня "благородием". Мы даже обнялись на прощание. Вслед солдатам двинулись летчики. В девятьсот шестнадцатом отряд пополнили, главным образом, офицерами. Кто-то из них подался на Дон, другие – бог знает куда. В отряде остались я и Рапота. В ноябре подписали перемирие, нам приказали вывозить имущество. Это было не просто, но мы справились. Сгрузили аппараты на Ходынском поле, получили расписку и пошли по домам.

С Ольгой мы обвенчались. Я не хотел жить "цивилизованно", она не возражала. Офицеру для женитьбы нужно разрешение; я его испросил. Свадьбы не было: война… Обвенчались и Рапота с Татьяной. Став начальником, Сергей выписал невесту и зачислил денщиком. Денщик и начальник поженились…

В марте пришла телеграмма. Отец был краток: "Сколько у нас времени? Ты с нами?" Я отозвался короче: "Постарайтесь до октября, я остаюсь". Ответ прибыл назавтра: "Храни тебя Господь!" Посыльный отца привез мне пакет: маленький, но тяжелый. Три тысячи золотыми монетами – отец сдержал слово. У меня оставались и бумажные рубли; на первое время должно хватить.

Москва встретила нас хмуро. Темный, заваленный снегом город мало походил на Москву шестнадцатого. Холодный прием ожидался у Ольгиной тетки. Москвичи ели картофельные очистки, а тут мы… Ольга уверяла, что тетка у нее радушная, я позволил усомниться. Мы не поехали к тетке сходу. Извозчик нам попался смышленый: банкнота с портретом царя Александра немало тому способствовала. В квартиру тетки я ввалился с мешком. Пока Настасья Филипповна обнимала племянницу, я выложил на стол кульки с чаем, сахаром, буханку хлеба, шмат сала, в завершение вытащил гуся. Он обошелся мне в "катеньку", но он того стоил. Гусь разлегся на полстола, свесив длинную шею. Это зрелище заставило родню умолкнуть. Настасья Филипповна и мальчики-подростки, ее сыновья, не отрываясь, смотрели на птицу.

– Его лучше варить или жарить? – спросил я, тронув мощный клюв.

– Кто же варит гуся? – возмутилась хозяйка. – Его жарят. Еще лучше – запечь!

– Дров нет! – пискнул один из мальчиков.

Это было правдой. В квартире царил холод, родственники были в пальто.

Я вышел и вернулся с вязанкой дров – извозчик посоветовал купить. Я же говорил: попался смышленый…

– Костя! – сказала тетка голосом маршала. – Тащи самовар! Миша! Руби лучину! Сначала для самовара, потом для печи. Не видишь, гости озябли?..

Гуся в тот вечер мы не попробовали. Настасья Филипповна захотела начинить его яблоками, в доме их не было. Жаркое отложили, и без него еды хватало. Мы поужинали и легли спать. После теплушки кровать показалась раем, мы с Ольгой уснули мгновенно.

Утром я отыскал смышленого извозчика. Мы с вернулись, груженные мешками и пакетами. Следом ехали сани с дровами. Мешки перетаскали в квартиру, дрова сбросили во дворе. Мальчики пилили замершие стволы, я колол, Ольга носила поленья в сарай. С дровами стоило спешить – в холодной Москве их воровали. Настасья Филипповна начинила гуся яблоками (мне удалось их купить), к ужину жаркое поспело. Устал я неимоверно, и, пожевав мясца, отправился спать. Ольга осталась с родней.

Она разбудила меня за полночь. Я спал, обняв подушку, что при наличии жены, смотрелось вызывающе. Ольга восстановила статус-кво и завозилась, устраиваясь удобнее. От нее вкусно пахло яблоками. Спать супруга не собиралась.

– Тетка считает: мне повезло с тобой, – сказала она, запуская руки мне под рубаху.

– Щекотно! – пожаловался я. Ольга не обратила внимания.

– Еще сказала: будь она помоложе, непременно тебя бы отбила!

– Она и сейчас хоть куда! – заметил я, недовольный происходящим.

В следующий миг я охнул: Ольга щипалась не хуже гуся.

– Больно? – спросила она заботливо.

Я подтвердил.

– А не болтай глупостей! Ты тетки моей не знаешь! Покойный дядя ей перечить боялся!

В тот миг я был не лучше покойного: Ольга распоряжалась моим телом, как хотела.

– Может, поспим? – предложил я робко.

– Вчера спали! – отрезала она. – Я законная супруга, у меня есть права!

– А у меня? – спросил я.

– У тебя – обязанности! Будь добр исполнять!

Я вздохнул и послушался.

* * *

Ольга лечит детей.

Это вышло случайно. В отряде я показал Ольге "тростник", она освоила. "Тростник" на фронте применять не пришлось – нужды не было. В Москве нужда возникла. Заболел Костя – младший сын Настасьи Филипповны. Он вспотел, пиля дрова, и скинул пальто. В тот день было морозно…

Настасья Филипповна, измерив температуру, заволновалась. Костя был совсем плох, требовался врач. Мне продиктовали адрес. Я собрался, но Ольга остановила.

– Неси воду! – сказала твердо.

Я послушался – попробовать стоило. Врача бы я нашел, а вот лекарства… Тетку и старшего брата попросили выйти. Настасья Филипповна не возражала. С нашим появлением жизнь ее изменилась в лучшую сторону, тетка считала, что нам все по силам.

– Поможешь мне! – попросила Ольга.

Помогать не пришлось – у нее получилось. Скоро Костя спал, а назавтра попросился гулять. Тетка рассказала об этом подругам, те – своим. Сарафанное радио сработало быстро: через неделю в прихожей толпился люд. Орущие младенцы в одеялах, вялые от жара подростки, встревоженные мамы, хмурые отцы. В Москве в ту зиму болели часто – скудное питание, холод в домах…

Одну из комнат отвели под кабинет, организацией приема занялась тетка. Она же установила таксу: высокую, но справедливую. Мы попросили не брать плату с бедных, тетка заверила, что не посмеет. У меня на этот счет были сомнения, однако возражать я не стал. Люди в прихожей были неплохо одеты: Москва еще не растратила богатств. Мне поручили следить за порядком и сопровождать Ольгу на визиты.