Карл Кунов - Свинцовый ливень Восточного фронта

• Название: Свинцовый ливень Восточного фронта
• Автор: Карл Кунов
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0060-5

Когда в 1928 году юный Карл фон Кунов завербовался в Рейхсвер, он не мог даже вообразить финала своей военной карьеры. Срок действия его 12-летнего контракта истекал осенью 39-го — однако демобилизации молодому Spieβ'у (фельдфебелю) пришлось ждать еще долгих пять лет: фон Кунов прошел через четыре фронта, участвовал в Польской и Французской кампаниях, готовился к десанту на Британские острова и воевал против союзников в Западной Европе. Но самыми трудными, самыми страшными и кровавыми были три года на Восточном фронте. В 1941 году дивизии, в которых ему довелось служить, наступали в Молдавии и проламывали «Линию Сталина» на Украине, в 42-м — рвались на Кавказ и бежали оттуда, в 43-м — истекали кровью на Миуссе и Днепре… Обо всем этом, об увиденном и пережитом фон Кунов рассказал в своих уникальных мемуарах, особенно ценных потому, что автор, поднявшийся от комвзвода до командира полка, видел войну и с передовой, и из тыловых штабов, знал и «солдатскую», и «генеральскую» правду и лучше других понимал, чего стоят жизнь и смерть на Восточном фронте.

---

Следующим утром я получил приятные известия, что я буду направлен в мой родной 308-й гренадерский полк. Это стало возможным потому, что одновременно со мной появилась другая подходящая замена выбывшему командиру батальона. Так как этот господин впервые попал в дивизию, то было решено, что ему будет все равно, где начинать службу.

За время моего отсутствия полковник Папа Шульц, наш любимый командир полка, был снят с должности. Он объявил, что причиной этого были интриги одного из офицеров штаба генерала — мерзавца, который из-за нерегулярного снабжения убил полковника, временно командовавшего дивизией, и застрелился сам. Этот офицер походил на сумасшедшего, и скорее всего им и был. Несмотря на снятие с должности, Папа Шульц был награжден Дубовыми Листьями к Рыцарскому кресту и был повышен до генерал-майора[19].

Первым делом я доложил командиру полка. Подполковник Людвиг Гюмбель оказался дружелюбным, милым баварцем и карьерным офицером. Хорошо образованный, он, к счастью, был полной противоположностью того подполковника, который остался позади во Франции. Позже он стал моим командиром дивизии, после того как я принял у него полк. Мы поддерживаем дружеские отношения с тех пор. Я принял командование тем же батальоном, в котором я до этого командовал ротой. К моему приятному удивлению, адъютантом батальона оказался прежний командир взвода пехотных гаубиц, который еще в 1941 году блестяще прикрывал меня огнем во время русской атаки на «высоты Линцмайера». Мой денщик тоже оказался случайным знакомым, которого я встречал несколько раз после войны, когда он был техническим директором казино в Констанце.

В первые несколько недель моего командования 2-м батальоном 308-го гренадерского полка на Днепре особых боев не было. Однако это было лишь затишьем перед бурей, и вся дивизия участвовала в чрезвычайно жестоких боях зимой и последовавшей весной 1943–1944 годов. Мы были практически на волоске от полного уничтожения.

В начале ноября 1943 года нас выдернули с позиций на Днепре и перебросили по железной дороге к Белой Церкви, приблизительно в ста километрах к югу от Киева. Около Киева русские установили плацдарм через Днепр, который зловеще выпирал примерно на сто километров на запад. Фастов — важный железнодорожный узел на участках Киев — Житомир, Киев — Винница — был потерян.

На 12 ноября наша дивизия была развернута в оборонительных порядках к югу и юго-западу от Фастова. Первоначально плацдарм русских гораздо дальше простирался на юг — за Белую Церковь. Там наступление русских было остановлено 2-й танковой дивизией СС «Рейх», и русские были отброшены контрнаступлением назад, на север, почти на 20 километров. Только благодаря этому мы смогли выгрузиться из эшелонов в Белой Церкви. 15 ноября наш XLVIII танковый корпус попытался пробиться на плацдарм русских. Житомир был снова захвачен, и многочисленные танковые части противника были разбиты. Противник понес тяжелые потери, но, казалось, имел в наличии неистощимые запасы. При этом русским все еще понадобилось несколько недель, чтобы перегруппироваться и восстановить свои ударные части на плацдарме. 24 декабря наступление русских возобновилось в направлении на запад, а 29 декабря на юг и юго-запад.

Русские не атаковали нас до позднего вечера 29 декабря. Они, очевидно, поняли, что лучше всего было напасть на редкие линии обороны в часы темноты.

Превосходящий, уверенный в себе противник, поддерживаемый сильными танковыми частями, должен был лишь только двигаться вперед, чтобы опрокинуть нас. Ночью обороняющийся, а в особенности его артиллерия, слеп против постоянно движущегося противника.

Было бы слишком большим трудом для меня описать в тончайших деталях драматические и угнетающие события зимних сражений последовавших недель. Наши абсолютно перенапрягшиеся пехотинцы, будучи в значительном меньшинстве, все-таки сражались на грани человеческих возможностей.

Когда русские попытались прорваться к Умани с танковым клином, они были отбиты назад, и сотни их танков были уничтожены. 198-я пехотная дивизия тоже приняла участие в этом бою. Однажды вечером, когда я хотел разместить мой сильно побитый батальон на отдых в деревне хоть на несколько часов, я был вызван командиром дивизии, который установил свой КП поблизости несколько часов назад. Он хотел спасти одну из подчиненных частей, которая была окружена в Луке, деревне к юго-востоку от Белой Церкви. Он хотел использовать для этого имевшиеся две дюжины штурмовых орудий и осторожно попросил — не приказал — моих пехотинцев помочь в операции. Было бы почти невозможно поставить моих бойцов обратно на ноги из глубокого сна от истощения, если бы не перспектива проехать большую часть пути до цели на штурмовых орудиях. Я согласился поддержать его попытку освобождения со своим батальоном.

Мы проехали на штурмовых орудиях через лес, который заканчивался как раз перед Лукой. Затем орудия выдвинулись на позиции и открыли огонь трассерами по залитой лунным светом деревне, отчего вскоре дома загорелись. С целью, столь освещенной, штурмовые орудия открыли огонь из их 75-мм орудий, и мы бросились к деревне. Русские были совершенно ошеломлены. Наши солдаты вытаскивали их из домов и стрелковых ячеек, некоторые из них были полуодеты. К сожалению, мы смогли выручить лишь несколько наших товарищей. Следующим утром мы увидели, почему — лишь несколько пехотинцев пережили жестокий бой во время окружения.

Нашей единственной добычей был американский джип «Виллис», который стоял с заведенным двигателем перед домом. Возможно, какой-то русский высокопоставленный офицер намеревался использовать его для того, чтобы скрыться; вместо этого я использовал его в течение многих недель в качестве моего штабного автомобиля.

25 января 198-я пехотная дивизия была развернута для обороны со стороны запада, а не востока. Сильно потрепанная дивизия растянулась более чем на двадцать пять километров! Наш полк должен был принять южный сектор длиной примерно 10 километров, довольно слабо связанный с полком смежной 34-й пехотной дивизии к югу.

Мы обороняли северо-западные окраины Вотылевки и открытые области на обоих концах города. По словам Грёзера, «198-я дивизии располагалась на северо-западном конце выступающего участка фронта, точно в том месте, где, по предыдущему опыту, наступающий противник попытается завершить окружение. Линии обороны дивизии были слабо укомплектованы и тонки, без любой глубины, без достаточных собственных запасов, без противотанковых оборон, без дополнительных позиций на случай отступления»[20]. Это определение весьма точное и полное — поставленная нам задача была важна, но наше положение было слабым.

Поздно вечером 25 января я навестил солдат 6-й роты, которые сидели на корточках в стрелковых ячейках, что они торопливо выцарапали в чистом поле. Командир роты лейтенант Оттовиц, молодой офицер с приятными манерами образованного австрийца, сообщил об оживлении противника сразу после заката.

Вместе мы слушали типичный лязгающий звук гусениц танков и даже редкие голоса со стороны противника. Они были удивительно близко. Примерно около полуночи я вернулся к своему командному пункту. Так как я не снимал свою одежду несколько недель, я решил, по крайней мере, снять свои сапоги, куртку и брюки. Я сразу же заснул.

В 4.40 26 января огромный артобстрел обрушился на Вотылевку, не только в нашем районе, а на секторе шириной больше тридцати километров. Русские, должно быть, использовали сотни батарей в артподготовке для их наступления. Снаряды артиллерии всех калибров врезались в наши позиции. Волны 122-мм ракет добавили свою воющую какофонию к канонаде, прежде чем вонзиться в землю вокруг нас. Противник обращал особое внимание на стык между нашей дивизией и 88-й пехотной дивизией к северу от нас. Это был главный удар!

У нас было лишь несколько секунд, чтобы схватить наше оружие и одежду и погрузиться в глубокую, узкую траншею, которую мы предусмотрительно вырыли позади нашего дома и накрыли деревянными балками, землей и толстым слоем соломы. Несколько минут спустя наш дом был уже разнесен в жалкие куски. Теперь мы ничего не могли поделать, только согнуться в нашей траншее и надеяться. Прежде чем прыгнуть в убежище, мой лейтенант Армбрустер схватил бутылку коньяка, которая, как только прошли первые секунды шока, пошла по кругу. Его содержимое помогло ослабить сотрясающий, загоняющий гул, который все продолжался и продолжался.

Ровно в 6.00, точно через восемьдесят минут после начала, разрушительный артобстрел внезапно прекратился… Наступила мертвая тишина!

Зная, что солдаты Красной Армии начнут свое наступление — с тактической точки зрения правильно — сразу после окончания артподготовки, мы выбрались наружу и увидели, что все в Вотылевке, за немногими исключениями, было сровнено с землей. Даже редкие деревья стали похожи на скелеты. Только остатки нескольких дымоходов все еще стояли в дымящемся, седовато-черном лунном ландшафте из огромных воронок. Как мы, к счастью, узнали впоследствии, мой батальон, так же как и 1-й батальон нашего полка, защищавший внешний периметр города, не понес существенные потери. Но моя 6-я рота, развернутая за пределами города, была полностью сметена. Согласно утверждениям нескольких спасшихся пехотинцев, молодой командир роты и его посыльные были взяты в плен. Выжившие Ландсеры 6-й роты сообщили также, что большое количество русской пехоты и танков прорвались между Вотылевкой и 34-й пехотной дивизией на юго-восток.