Карл Кунов - Свинцовый ливень Восточного фронта

• Название: Свинцовый ливень Восточного фронта
• Автор: Карл Кунов
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0060-5

Когда в 1928 году юный Карл фон Кунов завербовался в Рейхсвер, он не мог даже вообразить финала своей военной карьеры. Срок действия его 12-летнего контракта истекал осенью 39-го — однако демобилизации молодому Spieβ'у (фельдфебелю) пришлось ждать еще долгих пять лет: фон Кунов прошел через четыре фронта, участвовал в Польской и Французской кампаниях, готовился к десанту на Британские острова и воевал против союзников в Западной Европе. Но самыми трудными, самыми страшными и кровавыми были три года на Восточном фронте. В 1941 году дивизии, в которых ему довелось служить, наступали в Молдавии и проламывали «Линию Сталина» на Украине, в 42-м — рвались на Кавказ и бежали оттуда, в 43-м — истекали кровью на Миуссе и Днепре… Обо всем этом, об увиденном и пережитом фон Кунов рассказал в своих уникальных мемуарах, особенно ценных потому, что автор, поднявшийся от комвзвода до командира полка, видел войну и с передовой, и из тыловых штабов, знал и «солдатскую», и «генеральскую» правду и лучше других понимал, чего стоят жизнь и смерть на Восточном фронте.

---

С наступлением темноты мы вышли из леска. Я внушал своим людям важность игнорирования любых окликов русскими и необходимость постоянного движения вперед. Я повел свою Сузи под уздой. Сначала все шло нормально, но прямо перед краем леса, в который мы направлялись, послышался первый окрик русских — никто из нас не издал ни звука. После второго, более энергичного окрика, наша маленькая группа открыла беспорядочный огонь по опушке леса перед нами, прямо по скоплению русских, которые бросились в стороны и скрылись в лесу.

Мой маленький отряд прорвался через окружение, не потеряв ни единого человека. Даже моя преданная Сузи, однажды спасшая мою жизнь и свободу, была в безопасности. За несколько недель до этого я скакал в сторону того, что я считал отрядом немцев, чтобы переговорить с их командиром. Я ошибался. Группа солдат в белоснежном камуфляже, двигавшаяся в мою сторону, вызвала у меня подозрения. В тот самый момент, как я остановился, первая пуля просвистела у меня над ухом. Расстояние до ближайшего русского было примерно 150 метров. Со скоростью молнии я развернулся, при этом мне даже не пришлось направлять Сузи, поскольку она, по-видимому, сама все поняла! Через несколько секунд мы были в безопасности за ближайшим укрытием.

После удачного прорыва остатков моего батальона и после почти часового проламывания сквозь плотный кустарник мы достигли южного края леса. Стояла абсолютная тишина, слышен был лишь собачий лай вдали. Это означало, что поблизости должна была быть деревня! Мы двинулись в направлении лая, пока не смогли разобрать силуэт деревни в темноте. Мы очень осторожно подошли к первым домам. Не показалось ни единой души и не было ни единого признака присутствия русских или немецких солдат. Мы вошли в деревню и заметили старика, стоявшего перед одним из маленьких деревянных домов. Мы спросили пожилого господина о «Русски зольдат», и он отрицательно покачал своей головой. Тогда я спросил его о «Германски зольдат», и он кивнул и сказал «Да, да», указав на маленькую хижину.

Кто может описать нашу радость, когда после стука в дверь на пороге появился пожилой капитан из штаба нашего полка? Совершенно выжатый, он, по-видимому, принял свою судьбу и теперь он был счастлив, что к нему пришли не ожидаемые русские, а товарищи из его собственного полка!

Мы знали, что больше мы не могли доверять гражданским, потому что они находились под угрозой сурового наказания за любую помощь немцам. Они, несомненно, сообщили бы о нашем присутствии ближайшей части русских войск при первой возможности — и русские войска были поблизости. Мы отправились дальше и остановились только у крайних домов в юго-западном конце деревни. Там мы поставили часовых. Остальные расползлись в две небольшие хижины и там сняли свою пропитанную водой зимнюю одежду, чтобы просушить ее на гигантских печах. Пожилая пара русских, без какого-либо интереса к происходящему вокруг них, сидела за столом и иногда обменивалась несколькими мягко произносимыми словами.

Неожиданно мы сделали удивительное открытие. Оказалось, что наша зимняя форма, простеганная искусственными волокнами, была почти водонепроницаема. Я обнаружил, что моя униформа и белье были довольно сухими. Внезапно вошел один из часовых и сообщил о звуке работающего двигателя, доносящемся с соседней улицы деревни. Немедленно был отправлен патруль, который очень быстро вернулся, сопровождаемый офицером связи нашей дивизии! Обе стороны были полны радости и удивления. Лейтенант сообщил нам, что генерал посылал моторизованные и пешие патрули непрерывно со второй половины дня, чтобы попытаться найти рассеянные и изолированные части его дивизии.

12 марта 34-я «Мозельланд», 4-я горная и 198-я Вюртемберг-Баденская пехотная дивизии были упомянуты в сообщении ежедневной газеты Вермахта. В действительности это была лебединая песня, потому что от этих дивизий почти ничего не осталось. Следующим утром я доложил в штаб дивизии. Так как у меня теперь буквально не было части для командования, я стал простым солдатом в распоряжении командира нашей дивизии, который в то время принял временный штаб корпуса, названный «Korpsgruppe von Horn». Термины «дивизия», «корпус» или «армия» теперь были довольно бессмысленными. В действительности они представляли собой выжженные остовы, без сколь-нибудь существенной боевой мощи.

Следующие дни, если нам и удавалось отдохнуть, то только тогда, когда противник перегруппировывал свои части, или ждал прибытия тяжелого вооружения, или останавливался для проведения техобслуживания танков.

Так как я был без команды, генерал-лейтенант фон Горн использовал меня как своего рода адъютанта для выполнения задач разного рода, требующих офицера с изрядным опытом боев.

Во-первых, я должен был контролировать передовой КП с несколькими посыльными. Главный КП уже был перемещен дальше на юг. Так как в дневное время можно было осматривать местность впереди на довольно большое расстояние, мы фактически были в безопасности от сюрпризов. Но поздно днем на горизонте появилось множество русских, включая кавалерийскую часть. Они двигались непосредственно к нам с опасной быстротой! Полевым телефоном я сообщил командным пунктам каждой из «дивизий» нашего временного корпуса, что я был вынужден прервать связь и переместиться к новому командному пункту корпуса. Генерал Герман Бернард Рамке лично подошел к трубке, когда я говорил со штабом 2-й парашютной дивизии. Он приказал, чтобы я остался и поднял бой против наступающего противника. Я не смог его переубедить, говоря, что у меня только несколько посыльных и телефонов и, вероятно, мы просто не сможем оказать никакого сопротивления. Он сказал: «Вы останетесь, и вы будете сражаться! Понимаете? Я тоже собираюсь остаться здесь и сражаться!» Так как русские тем временем были уже в опасной близости и даже обошли нас на западе, я проигнорировал директиву Рамке и приказал разъединить телефон, после чего мы быстро скрылись.

После этого, между прочим, я больше ничего не слышал от генерала Рамке. Однако он, должно быть, передумал о проведении фанатичной обороны. Иначе он не мог бы оказаться в роли командующего береговой крепости Бреста, во Франции, летом 1944 года[24].

Я направился к главному КП корпуса, чтобы доложить о переносе моего передового КП к Ia. Я объяснил, что русские просто подошли слишком близко. Я сказал ему, что, по моей оценке скорости передвижения русских, я полагал, что противник вполне может быть недалеко и от основного КП. В действительности, сказал я, мы уже должны видеть с окраины города их передовые части…

Мы очень быстро покинули ту позицию!

В конечном счете мое предложение установить на командном пункте пулемет более не обсуждалось.

Моей следующей задачей было командование на месте понтонной переправой через украинскую реку Буг, между Савраном и Первомайском. (См. карту 10-1.)

Задача командира переправы состоит в том, чтобы регулировать движение по мосту и, в случае необходимости, в нужное время уничтожить переправу. Меня поддерживала часть полевой жандармерии, бойцы которой непосредственно управляли движением по мосту, проверкой пропусков и приказов и так далее. Эта должность подразумевала время от времени изменение приоритета проезда по переправе; к примеру, боевая часть, движущаяся в направлении противника, пользовалась преимуществом прохода. Мне никогда не приходилось этим заниматься. Во время французской кампании в 1940 году это было почти правилом, потому что все боялись опоздать.

Когда дело доходит до отхода, не говоря уже об отступлении, было бы лучше всего назначить на должность командира переправы фельдмаршала, нежели капитана. Нет ничего труднее, чем заставить вышестоящего офицера понять, что здесь, на мосту, командир переправы должен принимать решения от лица командира того офицера. За всю свою карьеру я никогда не вызывал в свою сторону столько придирок и ругательств от полковников, майоров, штабных офицеров и так далее, как за те два дня на переправе! Полевые жандармы — так называемые «цепные псы»[25] — были абсолютно глухи к проклятьям и угрозам расправы, включая многочисленные угрозы полевым судом, когда они не исходят от их непосредственных командиров. Я решил, что я могу многому у них научиться.

Самая важная задача командира переправы — в нужный момент уничтожить мост. Чтобы обеспечить безопасный переход всех дружественных частей, мосты не должны быть уничтожены ни секундой ранее; чтобы гарантировать, что противник не сможет преследовать уходящие дружественные силы через мост, ради Бога не опоздайте с взрывом моста ни на секунду! Идеальный момент нажатия рычага взрывной машинки — когда последний наш солдат, пересекающий реку, сходит с моста, и первый «плохой парень» начинает на него подниматься. К сожалению, редко так получается.