Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

• Название: Две недели в другом городе
• Автор: Ирвин Шоу
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-17-002791-5

Ирвин Шоу — один из самых популярных писателей нашего времени, автор всемирно известных книг «Богач, бедняк», «Нищий, вор», «Вечер в Византии» и многих, многих других. Его романы не только неизменно становились бестселлерами, многократно переиздавались и экранизировались, но и вошли в золотой фонд литературы XX века.

Ирвин Шоу — автор, обладающий поистине уникальной способностью соединять в своих произведениях глубину, увлекательность напряженной интриги и поразительное знание человеческой психологии.

Две недели в чужом городе. Время переосмыслить свою жизнь? Время пережить заново прошлое — или начать сначала? Начать с нуля? Попытаться отыграть назад прошлые неудачи и ошибки? Превратить старую муку и ненависть в новую нежность и любовь?

Две недели в чужом городе. Время перемен…

---

— В следующий раз, — весело сказал отец, когда мать с тревогой на лице застыла над сыном, — ты не будешь отбивать мяч носом.

— Я не ждал такого отскока.

— В жизни отскок часто бывает неожиданным, — назидательным тоном произнес отец. — Это нормальное явление. О нем забывать нельзя.

Вспоминая, Джек улыбался; он почувствовал себя лучше. Благодаря вкусу крови, вернувшему его в детство, он словно сбросил несколько лет. Джек поставил на столик недопитое виски, взял из ведерка кусок льда и, прижав его к основанию черепа, лег на спину. Он был рад тому, что отец предстал перед его глазами молодым человеком.

Джек начал погружаться в дремоту, не замечая холодных капель, катившихся за воротник. «Sangue, sangue, — мысленно произнес он. — Как же я мог забыть такое простое слово?»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Придя в бар, Джек не нашел там Делани. Эндрюс успел принять душ, тщательно причесать влажные волосы, надеть отутюженный костюм. Нос его оставался немного припухшим, но кровотечение прекратилось. Душ взбодрил Джека, помог прогнать сонливость, зарядил энергией. В баре было много солидных американцев среднего возраста; они заслужили свои коктейли долгим стоянием перед статуями и алтарями, походами к развалинам и триумфальным аркам, хлопотами, предшествующими аудиенции папы. Все места у стойки были заняты; чтобы взять мартини, Джеку пришлось протиснуться между мужчиной и женщиной.

— Он сказал, что не понимает по-немецки, — произнесла с сильным немецким акцентом женщина, — но я знаю, что он солгал. Все евреи понимают немецкую речь.

— Ты откуда? — спросил мужчина.

— Из Гамбурга, — ответила его рыжеволосая собеседница.

Черное платье с глубоким вырезом спереди плотно облегало ее пышную фигуру; у женщины было хитрое порочное лицо и крупные красноватые руки крестьянки. Джек, за последние несколько лет заходивший в этот бар три-четыре раза, уже видел ее здесь; угадать профессию женщины не составляло труда. Заведение было приличным, и поэтому немка сама не приставала к мужчинам, но у нее, несомненно, была договоренность с хозяином бара.

Немцы, подумал Джек, с отвращением поглядев на женщину, готовы удовлетворять любые запросы послевоенной Европы. Парижские шлюхи хотя бы не выглядят такими самодовольными.

Он повернулся спиной к паре, сидевшей у стойки; держа бокал в руке, обвел взглядом бар. Компания стоявших возле Джека молодых итальянцев загораживала от него ближний угол зала; великолепно подстриженные, в галстуках нежных тонов, повязанных вокруг ослепительно белых воротничков, они оживленно беседовали; красивые, полные жизненных сил, готовые к любви, преступлению, путешествиям юноши оценивающе разглядывали каждую входившую в бар женщину. Джек позавидовал их внешности, уверенности, молодости, но прежде всего — их непосредственности. Как большинство американцев, Джек всегда скрывал свои эмоции, и эта недостижимая итальянская раскрепощенность, нескрываемое жизнелюбие и бесстыдная доступность заставляли его осознавать собственную неопытность и глупую невинность.

Джек сделал шаг в сторону, чтобы осмотреть весь бар. Он пригляделся к лицам посетителей и понял, что ищет ударившего его мужчину, а также женщин, сопровождавших пьяного. Их в баре не было. Недовольный собой, Джек пожал плечами. «Что бы я сделал, если бы увидел его?» — подумал он.

Допив коктейль, Джек собрался заказать новую порцию, но вдруг заметил вошедшего в зал Делани; Морис был в том же пальто, что и прежде, из кармана торчала кепка. Мягкие светлые волосы Делани падали на лоб. Лицо режиссера выдавало его тяжелый, властный характер.

— Мы опаздываем, — с ходу произнес Делани. — Идем отсюда. Терпеть не могу эту дыру. Здесь собираются одни паразиты.

Он с неприязнью посмотрел на группу итальянцев, на шлюху-немку, на измученных экскурсиями американцев.

Джек заплатил за мартини и вслед за Делани направился к двери.

— Куда мы опаздываем? — спросил он.

— Увидишь, увидишь. — Делани наслаждался заинтригованностыо Джека.

Внезапно остановившись, Морис с любопытством посмотрел на своего друга:

— Что у тебя с носом?

— Пьяный ударил меня возле отеля, — смущенно пояснил Джек.

— Когда?

— Через минуту после твоего отъезда.

— Ты встречал его раньше?

— Никогда.

Делани усмехнулся:

— Ты мгновенно включился в бурлящую жизнь Вечного города, да? Я здесь уже пять месяцев, а меня никто еще не ударил.

— Зато тебе успели испачкать воротничок губной помадой. — Джек зашагал к выходу.

Рука Делани непроизвольно потянулась к горлу.

— И где это меня угораздило?

— Клара обедает с нами? — спросил Джек, подойдя к двери.

— Нет. — Делани не стал вдаваться в подробности.

Они сели в зеленый «фиат»; швейцар с армейской выправкой сочувственно поглядел на нос Джека, словно он напомнил ему о грехах собственной юности, и захлопнул дверцу автомобиля.

Делани, расположившись в углу и держа спину очень прямо, смотрел на проносившиеся мимо машины.

— Господи, итальянцы мчатся как юнцы, мечтающие занять первое место в воскресных автогонках.

— Ну, — отозвался Джек, — французы ездят еще более лихо. Они всегда несутся так, словно спешат забрать свои деньги из банка, который вот-вот разорится. Как-то раз я спросил одного француза, почему они всегда мчатся так быстро. Подумав, он ответил: «Мы проиграли войну».

Делани улыбнулся:

— Ты, видно, стал знатоком французов.

— Французы — непостижимая нация. Ну, Морис, говори — куда мы едем?

— Если ты способен лить слезы, готовься к этому, — сказал Делани. — Скоро увидишь.

Он замурлыкал себе под нос, загадочно улыбаясь. Это была какая-то известная старая песенка, но Делани так безбожно искажал мотив, что Джек не узнавал ее; однако он чувствовал, что она ему знакома и что Делани вспомнил о ней неспроста.

Автомобиль остановился перед кинотеатром.

— Приехали. — Делани вышел из «фиата» и придержал дверцу для Джека. — Я надеюсь, ты потерпишь еще немного без еды.

Морис не спускал глаз с Джека, увидевшего перед собой афишу фильма «Украденная полночь»; это была старая лента Делани. В списке актеров на плакате первым значился Джеймс Роял. У входа висела увеличенная фотография Джека, сделанная лет двадцать назад, еще до ранения, которое испортило ему лицо. Джек уже не помнил себя таким красивым.

— Это еще зачем? — удивился он.

— Я думал, тебе будет интересно, — невинно произнес Делани.

— А я в этом не уверен.

Теперь Джек догадался, что за мелодию напевал Делани в машине. Это была довоенная песенка «Провожая домой мою крошку»; она исполнялась несколько раз в течение фильма, ее мелодию использовал композитор, сочинявший музыку для картины, в качестве лейтмотива, на фоне которого проходили ключевые сцены.

— Об этом позаботился рекламный отдел, — сообщил Морис. — Пусть публика увидит, что создал в молодости знаменитый режиссер, ныне работающий в Риме.

— Ты сам еще не смотрел? — Джек не отрывал взгляда от блестящей, ярко освещенной фотографии.

— Нет, — ответил Делани. — Я решил, что сидеть рядом с тобой во время сеанса — мой долг друга.

— Долг друга, — повторил Джек. — Когда ты видел фильм последний раз?

— Лет десять — пятнадцать тому назад. — Делани взглянул на часы. — Черт с ним. Этот мерзавец опять опаздывает. Не будем его ждать. Он отыщет нас после сеанса.

— Ты это о ком? — спросил Джек, следуя за Делани к кассе.

— Об одном французском журналисте, который пишет обо мне статью для парижской газеты.

Делани протянул в окошечко деньги. Он обращался с итальянскими купюрами так, словно они обжигали ему руки.

— Он назвал себя твоим другом. Его зовут Жан-Батист Деспьер.

— Да, он — мой друг, — радостно подтвердил Джек.

Он познакомился с Деспьером лет десять — двенадцать назад; когда Деспьер возвращался в Париж из своих странствий, они всегда играли в теннис. Джек знал, что присутствие Деспьера в Риме сделает эти две недели гораздо более приятными. Когда в 1949 году Джек впервые приехал в Рим, Деспьер повез его вечером на фиакре смотреть залитый лунным светом Колизей в обществе двух хорошеньких девятнадцатилетних американок; журналист заявил, что каждый человек в свой первый римский вечер должен посмотреть залитый лунным светом Колизей в обществе двух хорошеньких девятнадцатилетних американок.

— Веселый малый, правда? — сказал Делани, заходя в кинотеатр.

— Иногда. — Джек помнил случаи, когда это определение не подходило к Деспьеру.

— Скажи ему, — хрипло прошептал Делани, под грохот хроники следуя за женщиной, рассаживающей зрителей по местам, — что в Соединенных Штатах журналисты более пунктуальны.

Они сели недалеко от экрана, поскольку Делани страдал близорукостью. Морис надел очки с толстыми стеклами в металлической оправе, которые он, будучи тщеславным, носил лишь в случае крайней необходимости. За кадром звучал возбужденный итальянский голос, киножурнал представлял обычную смесь из стихийных бедствий, демонстраций, выступлений политических деятелей — раненые арабы, окруженные в Алжире французскими войсками, уступили место волнениям в северной Италии, английская королева наносила кому-то визит, люди в форме осматривали обломки потерпевшего крушение самолета. Пока шла хроника, Делани недовольно фыркал. Во рту у него была жевательная резинка; по громкости чавканья Джек мог судить о степени отвращения, которое вызывали у Мориса мелькавшие на экране люди и события.