Николай Переяслов - Я пишу - лучше всех

• Название: Я пишу - лучше всех
• Автор: Николай Переяслов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Повесть Олега Синицына - одна из немногих, где эта традиция нарушается, и поэтому она воспринимается как обещание того, что в создаваемые писателями миры наконец-то возвращаются полнота и равновесие, благодаря чему, перед их героями открывается перспектива не только вечно бороться со злом, но и делать выбор между ним и силами добра.

14 мая, понедельник; праздник иконы Божией Матери "Нечаянная Радость". После работы пришлось присутствовать на общем собрании участников-учредителей еженедельника "Литературная Россия", где рассматривался вопрос о вхождении Союза писателей России в число учредителей. В связи с нашим конфликтом с газетой, мы вышли из состава учредителей ещё на своем ХI внеочередном съезде, о чем неоднократно и извещали как редакцию "Лит. России", так и юридические органы. Но, как пытался уверить меня сегодня В.В. Еременко, мы везде послали неправильно составленные документы, а потому надо всё написать заново.

Признаться, мне вся эта история не нравится и я предпочел бы в ней не участвовать, так как чувствую, что основная причина конфликта скрыта от меня, как подводная часть айсберга. Да и вообще нам (то есть - Правлению Союза писателей России) надо сегодня не в тяжбы влезать по поводу выпущенных из рук изданий, а ставить на ноги и раскручивать на полную мощность то, что у нас ещё есть у самих - к примеру, газету "Российский писатель". Да думать, как сделать так, чтобы и с ней когда-нибудь не произошло то же самое, что с "ЛитРоссией".

15 мая. День начался с секретариата, на котором я рассказал об итогах встречи в "Литературной России", а потом поговорили о предстоящих планах и текущих делах. Пользуясь случаем, передал через Сегеня в "Наш современник" свою статью о книге Владимира Бондаренко "Дети 1937 года" (М.: Изд-во ИТРК, 2001. - 640 с.). Она, правда, уже была раньше опубликована в газете "Ex libris НГ", но в сильно урезанном виде, с потерей самой главной мысли, а хочется донести её до читателя целиком. Поскольку она весьма невелика по объему, приведу её здесь целиком:

ЗАКОН КОЛОДЦА

(Год 1937-й: обрыв культуры или начало её нового витка?..)

Как показывает опыт, издавна характеризовавшая Россию литературоцентричность (от которой её пока что не избавил даже прагматизм нашего дикого капитализма) проявляет себя не только в том, что российские граждане черпают свою мудрость не из жизни, а из стихов и романов, но и в том, что любая связанная с литературой гипотеза, точно айсберг свою подводную часть, волочит за собой и некую философскую модель бытия, о которую, словно брюхо "Титаника", способны распороться самые устоявшиеся законы жизни. Вот и литературный критик Владимир Бондаренко, написав книгу о писателях 1937-1938 годов рождения, казалось бы, просто сотворил очередной миф, эпатировав читающую публику и своих коллег-критиков возведением этого страшного времени в ранг источника "мощного пассионарного взрыва народной энергии", в результате которого, по его мнению, появились на свет, во-первых, сама советская нация, а во-вторых, "необычное количество талантливых людей", которому "передалась неосуществленная энергия погибших в 1937-м году Николая Клюева, Павла Васильева, Осипа Мандельштама" и других известных писателей начала ХХ века. Однако данная гипотеза тут же влечет за собой необходимость кардинального пересмотра понимания самой природы Истории, потому что из неё вытекает тот вывод, что на "ампутацию" лучшей в интеллектуальном отношении части генофонда нация способна отвечать массовым вбросом будущих талантов, самостоятельно, таким образом, воспроизводя понесенную в результате общественной трагедии утрату. Грубо говоря, народ способен регенерировать свой духовно-культурный уровень, срочно рожая необходимое количество завтрашних поэтов и художников и восстанавливая тем самым свой расстрелянный потенциал, как ящерица восстанавливает отсеченный хвост.

В качестве иллюстрации к этой гипотезе Владимир Бондаренко выводит на страницах своей книги целую галерею кратких жизнеописаний писателей, чьи даты рождения пришлись на эти трагические для России 1937 и 1938 годы. Читатель встретит здесь имена таких непохожих друг на друга и действительно знаковых для отечественной литературы писателей как Владимир Маканин, Валентин Распутин, Белла Ахмадулина, Андрей Битов, Владимир Высоцкий, Александр Проханов, Леонид Бородин, Венедикт Ерофеев и многие другие.

"Уникальное поколение ХХ века! - восклицает автор в предисловии к своей книге. - Я рад, что первым, ещё двадцать лет назад обратил внимание на этот загадочный мистический феномен. Это был Божий замысел, сотворивший на фоне страсти и страданий самое уникальное поколение в ХХ веке!"

Несмотря на некоторую сомнительность последней строки этого предисловия (получается, что замышляя рождение Андрея Битова и Венички Ерофеева, Творец, чтобы было из кого переливать в них "неосуществленную энергию", сначала спустил в органы ГПУ разнарядку на расстрел Николая Клюева и Осипа Мандельштама), в целом гипотеза выглядит весьма привлекательно и, как ни пародийно это звучит, объясняет феномен появления множества Героев Социалистического Труда в 1960-80 годы, так как это, оказывается - проявили себя те самые пассионарии, которые, вобрав "неосуществленную энергию" тысяч расстрелянных и сосланных "кулаков", металлургов и ученых, пришли вместо них "по Божьему замыслу" на поля, в цеха и лаборатории послевоенного СССР.

Бондаренко всегда был склонен к дерзости и эпатированию публики, и его, конечно же, никак не мог устроить тот факт, что "поколение сорокалетних", о котором он пишет ещё с начала 80-х, может быть, только потому и обратило на себя его внимание, что к сорока годам человек достигает пика своего интеллектуального и творческого развития, а тут в литературу вошла сразу целая группа близких по возрасту авторов. Уже за саму только "историю русской литературы в портретах её писателей" (а именно к такому жанру я бы отнес его "Детей 1937 года") его можно было назвать одновременно и Плутархом, и Костомаровым нашего времени, но Бондаренко просто не был бы Бондаренко, если бы не продлил мысленно вектор судеб своих персонажей и не посмотрел, из какой именно точки истории они все появились. И увидел там бериевское пенсне и колючую проволоку ГУЛАГа, но не заледенел от ужаса, а написал оптимистическую книгу, словно бы воскликнув ею: "Ад, где твой плен? Смерть, где твое жало?.."

И, наверное, сам не заметил, что заложил основу новой концепции развития общества и истории. Ибо если он действительно прав, и появление плеяды талантов 37-го года рождения - это не что иное как ответная реакция "организма нации" на уничтожение прежней интеллигенции, то нам в таком случае не страшны ни новый Афган, ни Чечня, ни очередная перестройка. Потому что становится воочию видно, что народ существует по "закону колодца": чем больше из него черпают, тем активнее прибывает в него новая вода, и тем более она свежа. И губительным для него оказываются как раз не экстремальные периоды истории, а неподвижные застойные эпохи, когда его "вода" стоит на месте и загнивает, превращаясь в разлагающееся болото, что и подтвердил нам собой не так давно период брежневского правления.

Именно то обстоятельство, что явившиеся на место "отчерпнутых ведром эпохи" новые писатели представляляли собой, как мы только что сказали выше, "свежую" в творческом отношении "воду", делает справедливым и то наблюдение Бондаренко, что при всей своей разности и непохожести друг на друга (и даже, как выявило наше время, весьма отчетливом идейном антагонизме) "дети 1937 года" принесли в советскую литературу "героя, осознающего себя как личность, отстраняющегося от господствующей лжи". Понятно, что заполняя собой практически пустой, вычерпанный до дна колодец, они, пишет Бондаренко, не могли в своем созревании никого и ничто "продолжать" и "как бы начинали литературу заново, находили новые тропы, новых, непривычных для советской литературы героев". И когда "отчерпывавший" воду гулаговский ковш после смерти Сталина потихоньку все-таки остановился и в 70-80-е годы начался застой, в котором начала вызревать "тотальная порча партийной верхушки", они предъявили миру "героя-одиночку, отстаивающего права на порядочность, на правду, на свое соучастие в обществе перед серой тьмой..."

Без сомнения, книга Владимира Бондаренко вызовет у многих резкое неприятие и критику. И за то, что он отобрал для неё "не тех" кандидатур, и за саму её концепцию. Но главное - что она все же дает возможность понять нам сегодняшнее время. Увидеть, что вместо былого "отчерпывания воды", сейчас происходит полная засыпка колодца культуры и - не испугаться этого. Потому что опыт 1937 года показывает, что завтрашнее время ответит на этот акт прорывом новых родников - звонких, незамутненных, глубинных, таких, от которых аж зубы заломит. Которые, может быть, ещё только-только просачиваются где-то сквозь неразбериху наших будней, но которые уже наверняка родились, потому что время не может не компенсировать вычерпанные или засыпанные источники достойной заменой. А это значит, что будут ещё в нашей литературе и новый "Пушкинский дом", и новое "Прощание с Матерой", и новые "Москва - Петушки", и какой-нибудь будущий Бондаренко ещё обязательно напишет о них свою книгу, назвав её, скажем, "Дети 1993 года".