Николай Переяслов - Я пишу - лучше всех

• Название: Я пишу - лучше всех
• Автор: Николай Переяслов
• Жанр: Русская классическая проза

---

4 - 6 января; Дом творчества писателей "Переделкино". Эти три дня были посвящены исключительно отдыху, я не стал брать с собой никаких черновиков, ничего серьезного - только тетрадку для текущих записей да роман Сергея Алексеева "Волчья хватка" (ОЛМА-ПРЕСС, 2000), в котором не подозревал никакой особенной глубины. Собственно, почти так оно и оказалось, когда после прогулки в Преображенскую церковь к чудотворному образу нашей любимой Иверской иконы Божией Матери я прочитал эту книгу. Героями её являются наследники некоего могучего племени араксов, то есть древних воинов-полуволшебников, составляющих доныне действующий на территории России таинственный Засадный Полк, который возглавляют воины-старцы Пересвет и Ослаба. Основное занятие араксов - это драки между собой, именуемые Пирами, на которых они демонстрируют свою силу и удаль. Отношения между членами Полка весьма жестокие и не совсем рыцарские, отчасти напоминающее мафиозные стрелки и разборки. Самая интересная линия романа та, где рассказывается, как в годы Великой Отечественной войны этот таинственный Засадный Полк без всякого оружия, а силой одних своих молитв, от которых с неба падали немецкие самолеты и загорались танки, помогал Красной Армии громить фашистов.

Еще мне передал журнал "Дон" (№ 5-6, 2001) со своим рассказом "Чаши Господних весов" Олег Шестинский, который не перестает меня удивлять своей раскрепостившейся в последние годы творческой энергией. Вот и этот рассказ, начинаясь, как традиционное воспоминание о детских годах в блокадном Ленинграде, затем незаметно переходит в русло острейшего философского трактата, исследующего сразу целый узел морально-этических, религиозных и национальных проблем. Таких, к примеру, как попытка ответить на вопрос о том, что нравственнее - умереть от голода или брать у квартиранта-еврея еду, заведомо зная, что он её приворовывает в "Военторге"? Или же - как быть, если в твоей душе поселились сомнения в истинности всего запечатленного в Книге Книг? А также - возможна ли надежда на то, что ты встретишь в христианском раю своего детского товарища Исаака?..

Проза Олега Шестинского отличается тем, что он не боится ставить в ней такие острейшие вопросы, которые многие побоялись бы произнести даже шепотом. А он при этом ещё и умудряется найти на них ответы, понятные человеку любой национальности и веры: "Бог судит не по крови, а по душам", - говорит герою рассказа Сама Богородица...

В этом же номере "Дона" помещен анонс о публикации моего романа о Берии и дано окончание монографии Александра Шелудякова "Тайна Половецкой летописи", в которой автор рассказывает, как его отец читал ему в детстве некую ныне утраченную, но дословно им заученную летопись, содержащую первородный текст знаменитого "Слова о полку Игореве". Собственно, эта детская память автора в общем-то и является тем единственным "научным аргументом", на который он постоянно ссылается в своей публикации. Она буквально пестрит фразами типа: "...в Половецкой летописи была емкая запись о цели похода Игоря в Половецкую страну дальнюю...", "...в Половецкой летописи текст автора "Слова" сохранен очень бережно...", "...сравните, как этот отрывок звучит в Половецкой летописи...", "...в Половецкой летописи было записано..." - и так далее. А в конце работы приведен перевод "Слова о полку Игореве" и его расшифровка по этой самой Половецкой летописи, что оказываются раз в двести труднее для понимания, чем тот текст "Слова", который был прежде испорчен переводами Д. С. Лихачева и целого ряда других, смотревших ему в рот толкователей. Так, например, вместо довольно внятной строки "Боянъ же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедей пущаше, но своя вещиа персты на живая струны въскладаше; они же сами княземъ славу рокотаху" под пером Шелудякова появляется какая-то нелепая фраза: "Бо яз же, братья, не десять соколов на САДО ЛЕПО ПЕТЬЮ напускаю, но свои вещии персты на живые струны воскладаю - они же сами князьям славу РОК-ГАТАТИ". Однако мало того, что в трактовке знатока Половецкой летописи вещий Боян превращается в эдакого древнерусского Андрея Макаревича, ГАТАЮЩЕГО на гуслях РОК-балладу о походе князя Игоря против половцев, так ещё и его брат - Яр-Тур Всеволод - переряжается вдруг в какого-то неведомого "яртаула", киевские бояре - оборачиваются "боявами" (что якобы означает по-половецки монахов, толкующих сновидения), седло кощиево - становится седлом "кастчеевым" и так далее. И даже несколько логически понятных и близких к истине трактовок древнерусского текста, которые делает Шелудяков по ходу своей монографии, оказываются буквально погребенными под курганами сочиненных им псевдополовецких слов и выражений, благо бы проясняющих смысл поэмы, а то ведь только ещё более его затемняющих.

* * *

Всё это время в стоял крепкий мороз, было много снега; пятого января мы ходили в гости к Людмиле Щипахиной (у неё здесь небольшая литфондовская дачка с куском великолепного дикого леса), а шестого к нам наведались Олег Николаевич и Нина Николаевна Шестинские. Больше из знакомых почти никого в эти дни не встречали, так как в Доме творчества в это время жили только Сергей Луконин с женой и дочерью, жена и дочь Петра Кошеля да Михаил Рощин со своей Татьяной. Позже, правда, появился приехавший из Мурманска Борис Блинов, которого я знаю по совместным заседаниям президиума Литфонда России.

Ничего серьезного я в эти дни не писал, хотя почти все время в голову и лезли какие-то рифмованные куски типа: "В ночном лесу зимой не одиноко, / в нем накопилось столько тишины, / что слух включи - и могут стать слышны / созвучья слов, не сказанных до срока", или: "Пускай нас терзают сто зол и сто зим, / и грозы громами грозят нам сурово - / мы всё отразим, коль в душе сохраним / сознанье того, что святой Серафим / возносит молитвы о нас под Саровом..."

Одно из таких стихотворений написалось полностью: "Выйду в холод ночью звездной - / снег слетает на лицо, / переделкинские сосны / сторожат мое крыльцо. // Месяц скрючился, как спичка, / обгоревшая на треть. / Где-то мерит электричка / пояском земную твердь. // Час стою. Морозный воздух - / не вдыхаю, а жую. / Переделкинские сосны / думу думают свою. // Где-то лают псы цепные, / раздирая хрипом грудь... / Слава Богу, я в России. / Перебьемся как-нибудь". Хотя, конечно, никакого моего крыльца, которое бы могли сторожить сосны, в Переделкине нет, и проблема получения дачи остается пока открытой. Сегодня с этим вообще ситуация непростая. Так, например, шестого января, после того, как мы ещё раз сходили к Иверской, на втором этаже нашего корпуса собрались арендаторы переделкинских дач, вырабатывающие свою тактику борьбы с Р.С. Гюлумяном, захватившим власть в Международном литфонде и незаконно, по их мнению, отстранившим от должности председателя В.Ф. Огнева. То, что до этого этот самый Огнев успел на их глазах продать нашу писательскую поликлинику, никого особенно не волновало, а стоило дойти делу до дач, в которых они сами живут, как все тут же активно зашевелились, изображая из себя борцов с беззаконием...

Впрочем, мы думали, что на этом мероприятии будет Юра Поляков, с которым мы договаривались в эти дни увидеться здесь, но он не пришел. Были Надежда Кондакова, Марина Кудимова, Людмила Щипахина, Игорь Волгин, Юлиу Эдлис, Михаил Шатров и другие.

После собрания, проводив домой Нину Николаевну Шестинскую, мы с Мариной прошлись немного по вечернему Переделкину и внезапно оказались застигнуты сплошной пеленой бурана. Всё вдруг вокруг погрузилось в мутно-белую тьму, в которой не стало видно даже фонарей, и минут десять мы находились в гуще этакого мини-бурана. К счастью, через короткое время он так же внезапно, как налетел, затих, и на улице установилась замечательная погода, так что от происшествия осталось только короткое недописанное стихотворение: "...А к вечеру ветер затих / и, вспенив рождественский воздух, / над лесом, как сонмы шутих, / взлетели бенгальские звезды..."

К полночи мы с Мариной собрались и пошли в Преображенскую церковь на Рождественскую службу.

7 января, понедельник; РОЖДЕСТВО Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо звездам служащии звездою учахуся Тебе кланятися Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока. Господи, слава Тебе!

Дева днесь Пресущественнаго раждает, и земля вертеп Неприступному приносит; Ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют; нас бо ради родися Отроча младо, превечный Бог.

Величаем Тя, Живодавче Христе, нас ради ныне плотию рождшагося от безневестныя и Пречистыя Девы Марии.

* * *

...Едва вышли после службы из храма, как к нам тут же пристроился незнакомый нам пес и, как мы ему ни объясняли, что у нас ничего для него вкусненького нету, проводил нас до самого Дома творчества, а где-то перед воротами вдруг таинственно исчез, словно его и не было.