Николай Переяслов - Я пишу - лучше всех

• Название: Я пишу - лучше всех
• Автор: Николай Переяслов
• Жанр: Русская классическая проза

---

* * *

Готовясь к работе за столом, я случайно открыл какой-то из своих давних блокнотов и, как всегда, увлекся перечитыванием поэтических и прозаических набросков. Больше всего, конечно, здесь опытов в стихосложении. Вот, например, некоторые их них:

"...Рассвет продышит пятачок в окне, / словно витраж, расписанном морозом. / "А ну не спать!" - скрывая добрый гнев, / луч по глазам плеснет, слепящ и розов..."

"...У жаркой печки отойду душою, / на шариковую ручку подышу, / и на открытке праздничной, дешевой, / тебе слова простые напишу..."

"...Проснусь по-стариковски рано, / нашарю пачку папирос. / Во тьме, рассеянной и рваной, / скрип тех же сосен да берез..."

А вот сюжет для рассказа "Куболдинская осень" (в духе того, что пишет сегодня Михаил Тарковский): Геологическая партия, Он и Она. Он интеллигент, недоучившийся филолог, Она - настоящая геологиня, немного грубоватая, но приученная тайгой к любым трудностям, умеющая делать всё на свете и по этой причине слегка презирающая мужчин, особенно тех, что способны только на марание бумаги да на комплексы. Отношения между ними натянутые, хотя он в неё явно влюблен. Однажды они отправляются вдвоем в длительный маршрут: уплывают по Большой реке до устья небольшой речки Куболды и затем уходят по ней вверх к истокам. В один из дней в тайге начинается пожар. Торопясь, Она подвернула ногу и не может идти, так что ему приходится взять её на руки и нести несколько километров вниз по Куболде до того места, где они оставили лодку. Идти приходится по середине речушки (благо она всего по колено), так как с боков горит лес, и они идут словно бы в огненном туннеле. Доходят до лодки, он пытается завести мотор, но тот не заводится. Выходит на веслах на середину реки и теряет силы. Сидят и молча смотрят друг на друга.

"...А из горящей за их спинами тайги тянулся черный смоляной дым и толстым столбом уходил к обесптиченному небу, откуда далеко внизу была видна медленно разворачиваемая течением лодка с безвольно опущенными в воду веслами..."

Название ещё одного рассказа - "Грабли Страдивари", но о чем он был, я уже не помню, а страницы с набросками сюжета оказались почему-то вырваны.

И далее опять - стихи, стихи, стихи:

"...Для того и живем мы на свете, / чтоб рождались стихи или дети..."

"...Так горько пахнет осень травами, / так сладко голову кружит / желанья давнего отравою - / с хорошей девочкой дружить..."

А вот строчки из поэмы "Подражание Гомеру". (Слова, которые говорит Агамемнон - Ахиллесу): "...Прячь Брисеиду / хоть за моря, / вечером выйду / будет моя!.."

Небольшое размышление о песнях: ...После создания их поэтом и композитором песни живут абсолютно своей самостоятельной жизнью. Хорошие и плохие песни при этом ведут между собой непрерывную войну. И плохие делают все возможное для пополнения своих рядов - только, например, композитор сядет сочинять что-нибудь хорошее, они тут же слетаются к нему со всех сторон и лезут в память, звенят в ушах, сбивают его с чувства гармонии. Он пытается сосредоточиться, а в ушах неотвязно вертится какой-нибудь "Цыпленок жареный" или "Мальчик хочет в Тамбов".

Зарисовка "Разведка боем": Зима. Внезапное потепление. Птицы морзянкой телеграфируют Весне о результатах вылазки...

* * *

...Вечером читал журналы и переводил с белорусского стихи Алеся Писарика.

24 февраля, воскресенье. Ездили сегодня втроем (я, Марина и Алинка) на Крымский вал на выставку-продажу минералов и самоцветов. Впечатление от увиденного потрясающее, хочется купить чуть ли не каждый из выставленных там камней. А выставлены были практически все те минералы, какие мы видели недавно в минералогическом музее - пирит, халькопирит, лазурит, агат, все виды кварца, малахит, бирюза, авантюрин, горный хрусталь, чароит, яшма и десятки других драгоценных, полудрагоценных и просто красивых или оригинальных горных пород и минералов. Мы не удержались и приобрели себе несколько небольших образцов, а также словарь-справочник минералов. Вроде бы немного-то и покупали, а дома подсчитал, и оказалось, что наш "выезд в свет" обошелся нам в семьсот с лишним рублей...

* * *

Покуда ехали в метро, глядели на расклеенные по вагону афиши и упражнялись в рифмовании. Объектами наших поэтических экспериментов оказались в основном музыканты: "Оган Дурьян - косил бурьян" (вариант: "валялся пьян"), "Камиль Сен-Санс - пропил аванс" (вариант: "орал романс"), "Морис Равель - жевал щавель" (вариант: "забился в щель"), "Мсье Берлиоз лечил лейкоз" (вариант: "боялся коз"), "Клод Дебюсси - ловил такси" (варианты: "ел иваси" и "кричал: "Мерси!") - и так далее. Отрадно заметить, что Алинка была в этом деле ничуть не слабее, чем и мы с Мариной...

* * *

...Вечером написал полстранички для романа "Стивен Кинг на русской почве" (ну никак не получается засесть за него основательно!) и сел делать для газеты Владимира Бондаренко обзор "Жизнь журналов". Лег спать только в половине второго ночи.

25 февраля, понедельник; свят. Алексея, митр. Московского и всея России, чудотворца (1378); Иверской иконы Божией Матери (IХ). От святыя иконы Твоея, о, Владычице Богородице, исцеления и цельбы подаются обильно с верою и любовию приходящим к ней: тако и мою немощь посети, и душу мою помилуй, Благая, и тело исцели благодатию Твоею, Пречистая.

Святителю отче Алексие, моли Бога о нас! Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу!

* * *

С утра уселся за доделывание своего обзора "Жизнь журналов", на который ушел практически весь день. Получилась большая рецензия на два номера питерской "Невы", поменьше - на новый литературный журнал "Эфитерра", и одна общая - на все остальные журналы скопом.

26 февраля, вторник. Сегодня в Правлении проходило заседание Приемной комиссии, приехало много знакомых. К тому же начинают съезжаться и на завтрашний секретариат по итогам литературного года...

В три часа дня начался вечер памяти писателя-офицера Сергея Белогурова, погибшего год назад в Югославии. Открыл его Вадим Арефьев, потом сказал несколько слов я, потом пошли воспоминания... Самое грустное, что встреча проходила почти при пустом зале, её организаторы как-то совсем не позаботились о том, чтобы была заполнена вся аудитория.

В четыре часа я спустился в свой кабинет, чтобы позвонить в издательство "Гелеос" и узнать насчет выплаты гонорара, но в это время телефон сам зазвонил и Алинка испуганным голосом прокричала, что в нашу квартиру ломится какой-то пьяный мужик. Я тут же позвонил в отделение милиции нашего "Марьинского парка" и попросил их съездить разобраться, но дежурный вяло отнекался, сказав, что группа находится в отъезде и ему некого к нам послать. Пришлось все бросить и мчаться через всю Москву домой - слава Богу, по пути не случилось никаких задержек и через час я уже вбежал на площадку четвертого этажа и увидел пьянущего мужика, трущегося о нашу дверь. Еле сдерживаясь, чтобы не врезать ему по морде, я (все-таки хорошенько тряхнув его пару раз по пути) выволок его из нашего холла и, швырнув в кабину лифта, нажал кнопку первого этажа. Затем позвонил в квартиру и убедился, что с Алинкой все в порядке. Потом, оставив дома мешающий мне в руках дипломат, я на другом лифте спустился вниз посмотреть, не валяется ли там этот пьянчуга. Но он уже выбрался из кабины и болтался посередине подъезда. Чтобы он никого тут не пугал, я взял его за шиворот и выдворил на улицу. Судя по всему, это кто-то из наших верхних или нижних соседей, забывший по пьяни, на каком этаже его квартира. Так что пусть немного проветрится и повспоминает...

Но милиция-то, блин, какова? Я успел приехать с Комсомольского проспекта в Марьино, а они за это время так и не появились! А если бы, не приведи Господи, это был не алкаш, а настоящий маньяк, тогда что?!.

27 февраля, среда. В 11 часов начался расширенный секретариат по теме "Итоги литературного года". Открыл его В.Н. Ганичев, передавший потом ведение Гене Иванову. Я не выступал - надоело говорить практически одно и то же перед одними же и теми же. К тому же я и так постоянно высказываю свои мысли в печати, а многие из присутствовавших в зале ехали ради пяти минут своего выступления через половину России, так что я решил: пусть уж им останется побольше времени, чтобы высказаться...

Хорошо говорил Алексей Шорохов. Вернее говорил-то как раз плохо, бубнил себе под нос, но мысли были интересные - об инфляции истории, слов и смыслов. Гораздо прямолинейнее была Лариса Баранова-Гонченко, сказавшая, что самые близкие народу писатели - это Вера Галактионова, Юрий Лощиц и Виктор Верстаков (т. е. практически лишь те, кто входит в круг её личных друзей).

Женя Шишкин явно "отрабатывал" свою близость к "Литературной России" и Владимиру Еременко - говорил не столько о литературе как таковой, сколько главным образом о необходимости откликнуться на инициативу Дементьева, Еременко, Полякова, Козлова и проч., и, ликвидировав существующие ныне СП, образовать новый единый союз писателей. Понятно, что его выступление было воспринято довольно холодно, так что никто даже не похлопал.