Алексей Недлинский - Поселение

• Название: Поселение
• Автор: Алексей Недлинский
• Жанр: Детектив

---

Ну, свобода. Обертка из золотинки - а внутри? Становишься непоправимо вольным:

вмиг слетает зэковская беспечность, добродушие. Разучиваешься радоваться нормальным радостям: хорошей делянке, письму, летящим дням... Делаешься расчетливым, озлобленным хамом - как все кругом. С волками жить...

Да, вот прозвенит у каждого - и располземся по своим норам, выводить потомство, недолюбливать друг друга: русоволосые - узкоглазых, хохлы москалей, все хором

- евреев (эти даже среднеазиатам ухитрились на нерв наступить). Оттого я, зайдя в лесную столовую, и любуюсь букетом: Гриша Гайнуллин, Кажу, Ара, Кацо, Миша-узбек (Таш-Мухаммед, вроде, по паспорту) - будто чувствую: осени поздней цветы запоздалые, никогда нам больше не то что повоевать плечом к плечу, но и посидеть вместе не придется.

Тогда еще даже прибалты всерьез не гоношились, но предвидеть было нетрудно: с антиалкогольной кампании началось - значит, далеко зайдет, добром не кончится.

Одно дело - ходовую протянуть у развалюхи, другое - с горы ее толкнуть. Конечно, повыскакивают все, дураков нет. Не ждать же, когда, как Лебедиха, мордой в грязи захлебнешься.

Интернационал наш семейную жизнь обсуждает. Гриша недавно женился на местной, вот и зацепились языками, высказываются поочередно.

- Я вам сейчас свою покажу, - это Миша, полез в карман. Смотри-ка, и в лесу с собой. - Вот. Это третья у меня. - Показывает хмуроватую узбечку, под сорок.

(Мише за пятьдесят.)

- А с теми-то что, развелся?

- Зачем развелся? У нас это нет, крепкая семья. Умерли. Раком болели. Жизнь тяжелая.

На Мишиной морде, даже после шестеры лагерной, - следы былой холености.

- Когда эта умрет - хочу на русской жениться.

- Она еще тебя переживет, не загадывай.

- Нет. Ей двадцать пять уже. Больше десять лет не продержится. А мне шестьдесят два будет - зачем умирать?

- Думаешь, русачки покрепче?

- Да. Хорошие женщины, не ленивые. Я хочу свое дело иметь - русско-узбекская кухня, будем людей кормить.

Здесь мы покивали - что да, то да, готовил Миша здорово. Предыдущий повар, грузин (не Кацо, молодой обалдуй), не утруждал себя рецептурой. Покупал в поселковом магазине свинячью башку, сало из нее вырезывал кубиками и в кипяток бросал - готов супешник. И хавали мужички! Жиринки плавают - стало быть, законная бацилла. А на второе - рожки или яйца вкрутую. Так бы и самозванствовал, душегуб, но нарвался на Гешину бригаду.

Приехали как-то ребята на тракторе, не поленились - из чистого любопытства. Я-то их разбаловал, изнежил: такие харчо каждый день в ведре импровизировал от нечего делать - сам на себя удивлялся. До тюрьмы и яичницу не умел толком, откуда взялось?

Отведали мои гурманы свинячьего кипятка, ковырнули склеившиеся рожки - и полезли обратно на трелевщик. Повар не обиделся, но деньги потребовал: у него на полтинник все меню скалькулировано. А вот этого делать было не надо. Тем же вечером подправили ему Геша с Ванькой носовую горбинку и пообещали назавтра его собственные яйца сварить - тогда, мол, и заплатят по полтиннику. Тут, видно, горская гордость взыграла в парне такое хозяйство всего в рубль оценили! - утром ломанулся к техноруку, перевелся в сучкорубы.

Но Мишина карьера тоже не с роз началась. В первый же день решил блеснуть, потрясти публику и - сверх программы - соорудил беляши. И впрямь в лесу что-то невиданное! Пустил по себестоимости: реклама важнее прибыли, - тридцать копеек штучка. Геша же с Ванькой наводили порядок в системе общепита - как раз после альминой истории было, искали на ком зло сорвать. И беляши подвергли тщательной препарации на предмет: где мясо? за что плотим?

- Здоровский обед сегодня! - кто-то шел от вагончика, а мне хотелось радостью поделиться.

- Ну, зыкий. Повара бьют уже.

- Мишу? За что?

Выяснилось: не нашли Геша с Ванькой мяса в нужном количестве. Напрасно Миша плакал, аллахом клялся - дескать, свинина - она растекается, тает в тесте, пропитывает его - потому и вкусно так, он же сам пробовал, грех на душу взял.

Нет, бить не били - пожилой все-таки человек, - но страху нагнали. Ничего, поварам оно не вредно. Еще приветливей стал, старательней. Когда Малинников хотел его в офицерскую столовую перевести - чуть бунт не случился. (На другой год перевел все-таки.) Сейчас, наверное, процветает Миша в Ташкенте - глупо было бы: такая практика!

Гриша с Кажу отправились заводить свои хапы, Ара и Кацо взяли еще по компоту. Им спешить некуда - шишкари оба, самая дурковая работа на поселении.

Правда, зимой, когда весь узбекский этап на нее попал, - я им не завидовал.

Шишки в мешок собирать - не топором махать, не согревает в минус тридцать. А из будки я их гнал неумолимо: мешали спать, гремели печною дверцей.

- Холядно, холядно, - лопочут, синеют, но мне не жалко. Да, морозок, так чего ж вас понесло на север? Сидели бы у себя, в солнечной Чучмекии. Каждому свое. Я в минус тридцать и на улице мог спать, на штабеле то есть. Батя мне пальто прислал

- непрошибаемое, 50-х годов издания - добротная вещь! Когда он в Питере его предлагал носить - я глумился только. А вот пригодилось, поди ж ты! Не выбрасывайте, друзья, теплые вещи - даже смешные на вид. Кто знает, что нас ждет еще.

- Кацо, а я слышал, грузины не любят армян, как вы с Арой кентуетесь?

- Нет, это мы азербайджанцев не любим, - Ара поправляет. Ну да, действительно.

Фильм-то этот, "Мимино" - там тоже Гиви с Хачиком дружат. Запутался я.

Одно вывел про этих закавказцев: в противоположность евреям - так себе, ничего особенного народцы. Зато - евреям не в пример - чуть не каждый пассажир оттуда - море обаяния, душа нараспашку! Понимаю, что много в этом театральности, но:

плохой театр лучше хорошего погрома - еврейской же мудростью себе возражаю.

Взять этого Кацо. Под шестьдесят мужику, занимался киднэппингом, схлопотал чирик. А у технорука - дурная манера: личные дела перелистывать (впрочем, и учительствовал я благодаря этой его привычке).

- Я тебя здесь сгною, Ахвледиани, - не понравился, значит, такой вид бизнеса.

Кацо только посмотрел ясным взором. И вот - двух месяцев не прошло какое там "сгною"! Клинья в брюки вшивать пришлось - поперек себя шире стал, целыми днями то дрыхнет, то в столовой о Тбилиси рассказывает - с ведома технорука, при его попустительстве. Обаял! Не поднялась рука на мерзавца!

- Леня, вот ты где! - это Гарик нарисовался. - Пойдем, надо к мартовским твоим штабелям визиры промять, только ты найти можешь.

Слава богу! Своею бы волей - никогда от компота не оторвался.

XXXIV

Проехались мы на трелевщике до глухих штабелей и обратно, чтобы потом, значит, бульдек дорогу заделал. Гарик, на мою скорбную рожу поглядывая, хихикает. Знает он за мной это легкое помешательство: я даже цветов в тайге стараюсь не рвать.

- Ленчик! Здесь же все равно выруба будут!

Ну и что. Если везде, где в мире выруба будут, пакостить начать - не отмолишься потом. Все равно, мол, девку растлят - отчего ж не я первый? Это пусть Донос и Гроссу так рассуждают. Удивляюсь, как они до Катюшки не добрались до сих пор - что мешало? Не так уж она неприступна. Сейчас вон Ванька вовсю апроши роет - хлестался только, что не любит целок, а как до дела дошло - старается. И я, по зэковской солидарности, за него болею, сочувствую предприятию. Сам же и настропалил парня, раскрыл ему глаза. Теперь мы вдвоем после работы - в контору, но я, посидев часок, облагородившись в девичьем обществе, тактично удаляюсь. А вечером - жду отчета о маневрах. Быстро продвигается! Последняя твердыня осталась, но - хорошая артподготовка, кило шоколаду, децел удачи, то есть чтоб не помешал никто - и падет, оба рассчитываем.

Перед сном, Ванькины откровения прокручивая, смеюсь тихонько. Ай, молодец, - это я про себя, не про него, - ловко увильнул! Блаженствую. А ведь еще с полмесяца назад - по краю ходил. Чуть не доигрался. Но как-то, дня три подряд, мутить начало. Будто поганку съел, с замедленным действием. Сперва отмахивался, потом решил добраться - что же со мною все-таки? И с ужасом понял: да, отравился.

Люблю Катюшку. По-настоящему, как жену когда-то. И мутит - от ревности. Значит, неизбежно - еще один круг, по-новой вся эта пытка предтюремная! И кончится - не лучше, никаких сомнений. Единственный шанс, последняя соломинка - самому же Ваньку натравить, посводничать, посодействовать. И вот - помогло, оклемался! Как не радоваться?

Нет, при меньшем градусе можно было и посоперничать; пожалуй, и выиграл бы - зря ли столько месяцев расточался ежевечерне. Но домчаться первым, ленточку порвать

- мне этого мало. Верности до гроба - это как минимум бы потребовал. А с какой стати?

Эх, древность, недаром я все вздыхаю: чудесно же было заведено! Муж крякнул, тогда и жену - бац дубинкой - и к нему в ямку. Летите, голуби! Золотой век!

Неужели не вернется никогда?