Юрий Пересунько - Искатель. 1979. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1979. Выпуск №1
• Автор: Юрий Пересунько
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1979

Ha I–IV стр. обложки рис. Ю. МАКАРОВА.

На II стр. обложки и на стр. 2 и 47 рис. Ю. МАКАРОВА к повести Ю. Пересунько «В ночь на двадцатое».

На III стр. обложки и на стр. 64 и 127 рис. Г. ЛУКЬЯНЦА к роману Гюнтера Шпрангера «На прекрасном голубом Дунае».

На стр. 45 и 63 рис. Г. ФИЛИППОВСКОГО к рассказу А. Торосова «Следующий день».

---

Митрохин оглянулся на ЗИЛ, восхищенно покрутил головой: из-под машины все так же торчали валенки Жаркова, за все это время он ни разу не выбрался погреться. Николай засунул топор за пояс, взвалил на плечо насухо выжатый морозом ствол и, глубоко проваливаясь в снег, побрел к машине. Теперь он был почти уверен, что они вдвоем с Серегой выправят поломку и ЗИЛ опять поползет по заснеженной реке.

Где-то на полпути он споткнулся, тяжелый ствол свалился с плеча, и Колька, чтобы хоть немного отдышаться, присел на него. Часто-часто билось сердце, от тяжести ныло плечо, но уже не было того сосущего страха, и он вдруг с непонятной тревогой вспомнил, как мог полгода назад уехать со стройки.

…В тот день на строительстве прошел слух, что по случаю праздника будут давать повышенный аванс, и Николай Митрохин, плотник из комплексной бригады Геннадия Лободова, нетерпеливо стоял в очереди и вытирал о солдатские брюки вспотевшие от волнения руки. Николай давно ждал этого аванса: он написал домой матери, что вышлет ей тридцатку, да и самому надо было приодеться после армии.

— Фамилия, — кассирша подняла голову, посмотрела на парня.

— Митрохин Николай Митрофанович.

Кассирша отыскала в ведомости нужную фамилию, поставила против нее галочку.

— Пятьдесят рублей. Распишись.

Николай ошалело посмотрел на кассиршу, нерешительно взял ручку.

— Вы что?… Пятьдесят… Может, ошиблись? — Он посмотрел на галочку — против его фамилии стояло: 50 рублей.

В коридоре толпились парни, кто-то хрустел трешницами, отдавая долг. Митрохин нахлобучил солдатскую ушанку, подошел к группе плотников. Сказал зло:

— Да-а, выслал я матери денег. — Он удивленно покрутил головой. — Это ж надо! В марте — сто пятьдесят заработок. Сейчас всего полсотни дали. И это на Севере. Да я в колхозе на тракторе…

— Валить отсюда надо. А то совсем без штанов останемся. — Высокий парень — Стасик, в щегольской серой кепочке с пуговкой на макушке, хлопнул Николая по плечу. — Давай с нами, Митроха. Компания уже сколотилась. Начальничек заявленьице подмахнет, и… прощай родная стройка. Пускай этот комбинат медведи строят. Они сильные и живут долго.

Первым в кабинет Мартынова ввалился Стасик. За ним гурьбой еще трое парней. Митрохин вошел последним. Стасик со смаком бросил на стол пять заявлений, расплылся в улыбке:

— Подписывай, начальник. Все. Наработались мы у тебя.

Мартынов взял заявления, прочел каждое в отдельности.

Веером бросил на стол.

— Возьмите каждый свое.

Парни замешкались, начали подталкивать друг друга… Через пять минут в кабинете остался только Митрохин. Он робко подошел к столу, пододвинул свое заявление.

— И мне… подпишите.

Мартынов грустно посмотрел на Николая. Он запомнил этого худенького паренька в солдатском бушлате, когда вместе с бригадой Лободова работал на осевшем доме.

— Ну а ты-то что уходишь? Ты, кажется, в бригаде Лободова. У вас же не бригада — золото.

Митрохин переступил с ноги на ногу.

— Шофер я. Буду в Магадане по специальности работать.

— Ну-у… чудак. Ведь это же проще пареной репы. Поплотничай еще немного, а там дорогу отсыплем, нам сотню машин дают — посажу тебя на какую покажешь. Да и деньги будешь хорошие зарабатывать.

Николай отвернулся.

— Не. Уеду я. Подпишите мне заявление.

Вечером Колька сидел у себя в общежитии и собирал свои нехитрые пожитки в чемодан. В комнате жили еще ребята из бригады Лободова, но сегодня в огромной столовой показывали фильм «Стоянка поезда три часа», и дома был только Лободов, огромный, с кудлатой бородой бригадир. Геннадий сидел за столом и зло крутил ручку транзистора. Приемник был старенький и едва брал первую программу, а уж о хорошей музыке и думать было нечего.

— Дурак ты, Колька! — Лободов бросил хрипящий ящичек на стол, повернулся к Митрохину. — Наслушался этих мародеров, вот они тебе мозги и запылили. Серьезно говорю: давай сходим к Мартынову, мужик он хороший, возьмет обратно.

— Не-е, я уже решил. — Митрохин аккуратно уложил в чемодан учебник шофера 2-го класса, закрыл крышку. — На фиг мне эта стройка нужна! Я на машине в любом месте по полторы сотни заработаю. А Стасик говорил, что у геологов вообще по пяти сотен выходит.

— Э-эх ты… У геологов… Хорошо там, где нас нет, а работать везде надо. Ты думаешь, я у поисковиков не пахал? Да и как ты не поймешь, деревня? Апрель месяц, зимник расползся, строительный материал только на вертолетах забрасывают, а дорогу еще не отсыпали. Откуда же заработку взяться? Да и Мартынов тебе как человеку обещал: пригонят технику — всех он вас, шоферов, на машины и пересадит.

— Не, Гена, не-е. Не останусь я тут.

Дверь из коридора неожиданно распахнулась, в комнату влетел Сенька Ежиков. Он был гладко выбрит и размахивал своим черным флотским клешем.

— Парни, утюг есть? — Он потряс брюками. — Хотел вот стрелку навести. Завтра же Первомай. У нас демонстрация будет!

С утра лепил мокрый снег. Низкие черные тучи нависли над Красногорьем и закрыли собой островерхие макушки сопок. А к восьми часам снегопад закончился, в распадок рванул свежий ветер, над балками и первыми двухэтажными домами захлопали набитые тугим ветром флаги. Тучи залохматились, задвигались — в рваные дыры проглянуло солнце. Оно заплясало на искрящемся снегу, разноцветными иглами ударило в глаза. Первый комендант поселка, краснощекая, двухметрового роста Паща Захарова, с деревянной лопатой в руках побежала счищать снег с только что сколоченного помоста, предназначавшегося под трибуну.

Парни из бригады Лободова выпросили у девчонок еще один утюг и в порядке общей очереди разглаживали стрелки на парадных брюках. У кроватей стояли нагуталиненные кирзачи.

Митрохин валялся на неприбранной постели и делал вид, что вся эта праздничная суета его меньше всего интересует. Бригадир зло драил свои сапоги сорок шестого размера, потом, видно, не выдержал, с грохотом швырнул их на пол.

— Слушай ты, инженер-экономист, последний раз тебе говорю: давай сходим к Мартынову, он возьмет обратно. А нужны тебе деньги сейчас, так мы всей бригадой сбросимся.

— Да идите вы…

Николай натянул одеяло на голову, закрыл глаза. На душе было тоскливо. Захотелось туда, на демонстрацию, вместе с бригадой.

В полдесятого захлопали двери общежитий, на улицу вывалили приодетые парни, разнаряженные девчонки. Митрохин слышал, как его в последний раз нехорошим словом обозвал Лободов, потом хлопнула дверь — под окошком зачавкали сапоги по мокрому снегу. Он полежал под одеялом еще, прислушался: в комнате никого не было. Заскрипел панцирной сеткой, слезая с кровати. Подошел к окошку, приоткрыл форточку. Комната заполнилась музыкой, рвущейся из привешенного над магазином здоровенного репродуктора. Было видно, как маленький пятачок сбоку от сколоченной на ночь трибуны заполнили геологи. Они жили в трех километрах отсюда и пришли посмотреть на невиданное событие. Ребята-геологи тоже были приодеты во все выглаженное, и кирзачи у всех блестели под солнцем.

Николай завистливо вздохнул, посмотрел на себя в зеркало, подвешенное над умывальником, достал помазок, бритву…

А солнце припекало все сильней. Слепящий снег сразу набух, стал оседать, с крыш зазвенела капель, и Колька увидел, как ровно в десять ноль-ноль на трибуну поднялись Мартынов, Антон Старостин, приглашенные на праздник секретарь райкома партии, лучшие рабочие. Ребята-геологи сунулись было на площадь перед трибуной, но их встретила своей могучей грудью Паша-комендант и оттеснила за невидимую черту: пятачок перед магазином предназначался для организованных демонстрантов.

Митрохин, с порезанным от торопливого бритья лицом, затерявшийся в толпе, услышал, как за поселком в кустарнике взревел один бульдозер, затем еще, еще… Все это слилось в единый сводный хор, динамик утих, геологи вытянули шеи — показалась первая машина, украшенная плакатами и транспарантами. Она шла головной в колонне, а за ней, взрывая блестящими на солнце гусеницами снег, правильным треугольником шли бульдозеры. А потом показались люди. Николай вытянул шею — самым первым, держа древко знамени в одной руке, с развевающейся на ветру бородой, вышагивал Гена Лободов. Кто-то дернул Митрохина за рукав. Ухмыляющийся Стасик кивнул в сторону приближающейся колонны.

— Шо, кореш? Тоже посмотреть притопал? — Он лихо сплюнул в сторону трибуны, добавил: — Демонстрация…

А колонна была уже совсем рядом. Николай оглянулся, увидел, как в торжественном напряжении застыли лица людей, перевел взгляд на поравнявшуюся с ним колонну. Парии были без шапок, подстриженные доморощенными парикмахерами; девчонки что-то кричали и размахивали зелеными ветками стланика с привешенными на них красными бантами. А потом вдруг они разом подтянулись, запели «Широка страна моя родная», и только знаменосцы шли в парадном молчании.