E Ланда - Ундина в переводе В А Жуковского и русская культура

• Название: Ундина в переводе В А Жуковского и русская культура
• Автор: E Ланда
• Жанр: Публицистика

---

Все, что от милых темных, ясных

Минувших дней я сохранил

Цветы мечты уединенной

И жизни лучшие цветы,

Кладу на твой алтарь священный,

О Гений чистой красоты!

как и строки из отрывка "Невыразимое":

Невыразимое подвластно ль выраженью?

Святые таинства, лишь сердце знает вас.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Как часто в тексте "Ундины" встречается слово "невыразимое", невыразимое речью, именно по отношению к героине, после обретения ею души:

...но сладкий,

Полный глубокой любовию _взгляд_, какого дотоле

Рыцарь в лазоревых глазках ее не встречая,

беззаветно

_Выразил все_.

(Гл. VIII, с. 152)

...когда же с ней говорил он, _ответа

Не было, взор один отвечал_;

(Гл. VIII, с. 154)

Тихий, _немой разговор_ начался между ними из

нежных

Взглядов и вздохов.

(Гл. IX, с, 162)

Верность до гроба, верность "здесь" и "там" - лейтмотив жизни Ундины тоже была ранее не раз воспета Жуковским, достаточно напомнить баллады "Эолова арфа", "Рыцарь Тогенбург", "Теон и Эсхин" и др.

Сюжет "Ундины" как таковой Жуковский точно сохранил, однако в характеристику отдельных персонажей, прежде всего Ундины, описания некоторых эпизодов он внес существенные коррективы: он то детально разрабатывал сказанное Фуке мимоходом, то сокращал оригинал, вовсе опуская несущественные для него бытовые подробности и описания.

Ундина превращается у русского поэта из безжалостного и своенравного духа водной стихии в своевольное, доброе и капризное дитя. У Жуковского более подробное и поэтичное описание ее внешности. Он пользуется для этой трансформации Ундины до брака с Гульбрандом уменьшительными словами: "бровки", "глазки", "маленькая ножка", давая иную мотивировку ее поступкам, чем Фуке: все шалости, непокорность - проявление ее "детской запальчивости". Детскость - вот причина прихотливости, беспечной холодности Ундины; она дитя и не понимает огорчения взрослых людей. Эта метаморфоза облика Ундины, духа водной стихии, связана с различным восприятием обоими писателями мира природы и ее стихийных сил. У Фуке духи стихий безжалостны и жестоки; они воплощают в себя равнодушие природы к страданиям человека. У Жуковского духи стихий - шаловливые дети, не понимающие в своей незрелости любви и сострадания, доступных только сердцу человека. Вот почему до брака с Гульбрандом жалость и горе людское чужды Ундине из-за детского непонимания. Слово "дитя" все время сопутствует Ундине до брака с Гульбрандом, а затем почти исчезает из текста.

Нам представляется, что изменения в характере любого персонажа, кроме Ундины и рыбака, несущественны. Жуковский, как часто было свойственно ему из-за его гуманного отношения к человеку, мягкой, доброй снисходительности его натуры к человеческим слабостям, смягчил злобность Бертальды, резкую суровость рыбачки, но не это принципиально меняет тональность повествования или сюжет; преображается глубинное содержание старинной повести.

Важно отметить серьезное, уважительное отношение Жуковского к простому человеку: умиление его простодушием, честностью, его повседневным скромным трудом, невзирая на его низкое социальное положение и бедность, - отношение в корне отличное от барственной доброжелательности Фуке.

Почти устойчивым эпитетом становится слово "честный", когда речь заходит о рыбаке. Но в основном перевыражение - преображение текста Фуке связано с изменением облика Ундины - его поэтизацией, гармоничной цельностью, идеальной женственностью, а также благодаря последовательной стилистической трансформации оригинала (тут не ограничивается преображение лишь переходом от прозы к поэзии) в духе стилистики самого Жуковского: многозначность слов, отказ от второстепенных бытовых деталей, чтобы не затемнять эмоциональные, духовные состояния, при всем эпическом спокойствии нарастание динамики текста за счет перехода от косвенной речи к прямой и снятии также всех рассуждений Фуке в духе расхожей житейской мудрости.

Посмотрим, как трансформируется облик Ундины до брака с Гульбрапдом. У Фуке рыцарь встречается с "белокурой девушкой поразительной красоты", у Жуковского образ несравнимо более высокого плана дается в нескольких строках:

...Вдруг растворилася настежь

Дверь, и в нее белокурая, _легкая станом,

с веселым_

Смехом _впорхнула_ Ундина, как _что-то воздушное_.

(Гл. I, с. 111)

"Увидев прекрасного рыцаря, - пишет Фуке, - застыла (Ундина. - Е. Л.) в изумлении" (с. 11). Жуковский продолжает все более детально и ощутимо воссоздавать облик Ундины:

...Но, увидя

Рыцаря, вдруг замолчала она, и _глаза голубые,

Вспыхнув звездами под сумраком черных ресниц,

устремились

Быстро на гостя..._

(Гл. I, с. 111)

Поэт продолжает творить героиню в ее разных эмоциональных состояниях. Так, увидев прекрасного рыцаря,

...Ундина

Долго смотрела, _пурпурные губки раскрыв, как

младенец;

Вдруг, встрепенувшись резвою птичкой_, она

подбежала

_К рыцарю, стала пред ним на колена_...

(Гл. I, с. 111)

Всецело принадлежит Жуковскому и тончайшее описание внешнего и духовного облика Ундины в 5-й главе:

...Но мирной сей жизни была душою Ундина.

В этом жилище, куда суеты не входили, каким-то

_Райским виденьем_ сияла она: _чистота херувима,

Резвость младенца, застенчивость девы,

причудливость Никсы,

Свежесть цветка, порхливость Сильфиды,

изменчивость струйки_...

Словом, Ундина была несравненным,

_мучительно-милым_,

Чудным созданьем; и _прелесть ее проницала,

томила

Душу Гульбранда_, как прелесть весны, как

волшебство

Звуков, когда мы так полны _болезненно сладкою

думой_,

... и все то было _волшебною, тайной,

Сетью_, которую мало-помалу спуталось сердце

Рыцаря...

_Но, им обладая,

Той же силе она и сама покорялась_...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

_Но Ундина любила - любила беспечно, как любит

Птичка_, летая средь чистого неба.

(Гл. V, с, 135, 136)

В этих строфах очень изящно и тонко дав намек на происхождение Ундины: "_причудливость Никсы_", "_изменчивость струйки_",

Вслед за Зейдлицем все, кто касался "Ундины", обязательно указывали на опущенный в переводе конец 7-й главы - вечер после венчания Гульбранда и Ундины и подробности пробуждения новобрачных в начале 8-й главы {Зейдлиц К. К. Указ. соч. С. 159.}. Справедливее было бы говорить, что касается конца 7-й главы, не о "девственном" умалчивании Жуковского, а о перестановке акцентов: вместо традиционно погашенных свечей и новобрачного, уносящего свою невесту на руках в опочивальню, появляются строки, передающие пылкость и преданность любви Ундины:

Голос ее так глубоко из сердца раздался, что рыцарь

Все позабыл и в порыве любви протянул к ней

объятья;

_Вскрикнула, вспрыгнула, кинулась к милому в руки

Ундина,

Грудью прильнула ко груди его и на ней онемела_.

(Гл. VII, с. 151)

У глубоко религиозного Фуке героиня тоже и набожна, и смиренна, и кротка, но в русском тексте все эти черты усиливаются, выделяются интонациями стиха. Тихая, глубокая грусть пронизывает старинную повесть Жуковского, овевает саму Ундину с момента ее брака с Гульбрандом. В этой скорби с особой силой, говоря словами Белинского, ощущается "выстраданность его (Жуковского. - Е. Л.) романтизма". Этой "выстраданностью", печалью по утраченному исполнено письмо к А. П. Елагиной от 3 ноября 1835 г. Сообщая о смерти одного любимого им "пансионского знакомца", Жуковский пишет: "Сколько уж положено в могилу! Чтобы несколько воскресить прошедшее, я принялся за стихи; пишу Ундину, с которой познакомился во время оно и от которой так и дышит прошлою молодостью" {Уткинский сборник. 1904. С. 60. О записях в дневнике Жуковского, вспоминающего свое прошлое при написании им "Ундины", см. также: Веселовский А. Н, В. А. Жуковский... С. 245, 232-233.}. Напомним, что весь октябрь 1835 г. он переводил "Ундину". Молодость Жуковского, как известно, не была радостной, часто мучительной, и, видимо, мысли о Маше Протасовой, Александре Воейковой, тоска по идеальному женскому образу вообще всплывали у Жуковского, когда он создавал свою русскую "Ундину". "Для сердца прошедшее вечно", - вырезал он надпись на рельефном портрете, сделанном в 1833 г. и преподнесенном Мойеру в 1841 г. Ундина как воплощение именно Вечной Женственности была в XX в. воспринята Александром Блоком.

После брака Ундина преображается:

...Потом и Ундина

Вышла; они хотели пойти к ней навстречу,

но стали

Все неподвижны: _так знакома и так незнакома

Им в красоте довершенной она показалась_.

(Гл. VIII, с. 153)

Она преображается в кроткую, беспредельно преданную любимому женщину чистой души и высокой набожности: