Пауль Куусберг - Одна ночь

• Название: Одна ночь
• Автор: Пауль Куусберг
• Жанр: Русская классическая проза

---

Но и паспортистку свою Юлиус вспоминал не часто. Сента вспоминалась ему лишь в Павловском институте, и то не столько она, сколько котлеты, которыми она его потчевала, свиные ножки и семга.

Сердце Юлиуса ныло по Дагмар. Он не испытывал ничего подобного ни к жене, ни к Сенте. Если бы Дагмар поехала с ним, не пришлось бы ей ни о чем думать, он, Юлиус, заботился бы о ней, добывал пропитание и проездные билеты, стерег бы ее сон и услаждал душу, чтобы среди чужих людей не чувствовала себя одинокой и бездомной. Но Юлиус хорошо представлял себе, что Дагмар не будет ему попутчицей. Сердцем ее полностью завладел муж и останется, наверное, там навсегда. Редко встречаются такие верные жены, и счастлив мужчина, которого судьба свела с подобной женщиной. И хотя Сярг сознавал, что ни он и никто другой не заменит Дагмар Бернхарда Юхансона, не потому, что Юхан-сон - которого, к слову сказать, он знал - такой уж исключительный человек, а потому, что исключительной была сама Дагмар, все равно какая-то сила влекла его к ней.

Разговаривая с Эдит, Юлиус думал о Дагмар.

- В детстве я проехал по всем странам, - говорил он Дагмар, то есть Эдит. - В мыслях, конечно, А на деле дальше горы Мунамяги и Курессааре нигде не бывал.

- Я ездила в Крым, - похвалилась Эдит. - В мае, как раз накануне войны. Боже мой, какие там высокие и синие горы! На солнечных склонах виноградники, как в сказке. А с вершимы Ай-Петри чудесный вид на море, на скалы у берега и на Ялту. Никогда в жизни я не видела такого синего моря. А сколько цветов и растений разных! И повсюду розы. Весной там красивее всего, все цветет и благоухает.

- По слухам, в Ташкенте красоты больше, чем в

Крыму, - наобум сказал Юлиус- Кругом горы, а вершин и не видно, потому что подпирают облака. Город - точно сад сплошной, и на каждом шагу фонтаны извергаются. Пальмы высоченные, все равно что в Египте. И теплынь, сейчас там самое малое тридцать градусов жары.

- Что красивее Крыма, не верю.

- Все, кто бывал, в один голос уверяют.

- Там нет моря. А как может быть красивее, если нет моря?

Юлиус, как обычно перед прекрасным полом, тушевался и рад был, что вместо Дагмар говорил с Эдит.

- Моря мы нагляделись досыта, - нащупывал он нить разговора. - А вот пустыню и не представишь себе. На этом свете надо все увидеть, и море, и пустыню, и джунгли.

Тогда Эдит сказала:

- Ничего нет красивее Эстонии.

Юлиус отнюдь не был человеком беспонятным и спорить не стал. Если бы ему предложили выбирать, ехать в Ташкент или возвращаться в Таллин, то и он выбрал бы Таллин. Разумеется, без этого немецкого "нового порядка". Но так как в Эстонию таким, как он, теперь путь заказан, то вряд ли могло сыскаться где на свете место лучше Ташкента.

На том и кончился у Юлиуса разговор со спутниками. Ташкент продолжал жужжать в голове, как назойливая муха.

Дагмар ошибалась, думая, что никто ее усмешки в темноте не видел, Юлиус Сярг уловил. Ему показалось, что она смеется над его рассказом о Ташкенте, и ушел в себя. Не произнес больше ни слова, ни про Ташкент, ни про что другое, хотя сам ждал подходящего случая, чтобы поговорить об этом с Дагмар.

Он шел молча, и вдруг его осенило: а почему ни одна машина не проехала мимо? В конце концов, он не был романтиком, а оставался в этом реально существующем мире человеком трезвого рассудка.

Хельмут Валгепеа уже который раз поправлял лямки рюкзака, ноша не была тяжелой, на почему-то неловко сидела на спине. То ли подтянуть ремни или, наоборот, опустить их, прикидывал он. Если подтянуть, рюкзак поднимется слишком высоко, и лямки, чего доброго, начнут резать. Другое дело мешок с зерном: чем выше он лежит, тем легче, пусть там хоть на плечах и затылке, а рюкзак должен где-то возле лопаток болтаться или и того ниже. Подумав, Хельмут решил опустить ремни. Он ничего, даже самого пустячного, очертя голову не предпринимал.

Ходьба разогрела. Усталости он не чувствовал. Десять километров - не такой большой путь, чтобы язык высунуть. Видного роста, с крепкой атлетической шеей, он был плотно сбит, ноги не подкашивались у него, даже когда разом нес два мешка с мукой; в шутку он и это пробовал. Однажды попросил закинуть и третий мешок, чтобы испытать, на что способен. К земле они его не пригнули, ноги выдержали, яо не смог сделать ни шагу, третий мешок не держался наверху, сразу начал сползать, хотя однолеток - хозяйский сын вместе с пекарем и старались удержать его. Хельмут был уверен, что снес бы все три мешка, - правда, от груза этого загудело в ушах и в голову ударила кровь. Хозяйский сынок звал его с собой в общество "Калев", убеждал, что из него может выйти новый Лурих, однако Хельму-та спорт не притягивал. В свободное время он любил побродить С удочкой вдоль реки. Слава и почет, которые предрекал ему хозяйский сынок - боксер в весе мухи, выбывший из состязаний еще в предварительном круге, - его не привлекали.

Снег шел уже третий час, но передвигаться пока еще можно было. Вот к утру явно придется барахтаться. Разве что снегопад раньше кончится.

- Сказать по совести, нам до сих пор крепко везло, - возразил Хельмут Койту, который только что сетовал, что дела у них все время идут вкривь и вкось. - Из Таллина выбрались целыми, это во-первых. Во-вторых, "Суур Тылль" честь по чести доставил нас в Ленинград, многим, взять того же милиционера, пришлось пять-шесть часов мокнуть в воде, иные вообще утонули. Подумай о Маркусе и о том, что ему пришлось пережить.

Мы только боялись, что ледокол наскочит на мину или сверху упадет бомба.

- Да, мурашки по коже бегали, - признался Койт.

- У вас рай был святой, - вмешался Юлиус Сярг, который до этого порядочное время молчком прошагал рядом с Дагмар. Ее усмешка занозой сидела у него в сердце, и теперь он улучил момент, чтобы облегчить душу. - Вы плыли, как великие господа: два минных тральщика впереди, "Киров" сзади, зенитки "Кирова" прикрывали вас с воздуха, палубы на "Кирове" были утыканы пушками, что твой еж иголками. Нас ни один крейсер и ни один миноносец не защищал, не говоря уж о самолетах. Караван растянулся бог знает на сколько, не у всех же судов такой быстрый ход, как у вашего "Тылля". Вы перли вперед на всех парах, до других вам и дела не было.

Койту показалось, что милиционер снова передергивает, - мнения их редко сходились. Он сказал:

- На наших глазах за две-три минуты ушел на дно "Яков Свердлов", миноносцы, как известно, военные корабли. Не имело значения, военный корабль или торговый пароход, - и те и другие одинаково гибли от мин, от торпед и бомб. Лаурстин, Бочкарев и Мурро утонули вместе с миноносцем, на котором плыли.

Юлиус Сярг пренебрежительно усмехнулся:

- "Яков Свердлов" - единственный крупный военный корабль, который пошел на дно. Другие суда десят-ками становились добычей бомбардировщиков.

- И мины с торпедами сделали свое дело, - отметил Валгепеа, "Свердлова" потопили именно торпедой.

Койт быстро добавил:

- Торпеда предназначалась для "Кирова", миноносец прикрыл его своим корпусом, так говорят. Просто невероятное самопожертвование.

Сярг ехидно усмехнулся.

- Чепуха. Трогательная история для газетной полосы, - иронизировал он. - Миноносец напоролся на мину. Это рассказывал матрос, который служил на "Свердлове". Крепкий малый, девять часов продержался на йоде.

На это Валгепеа и Койту ответить было нечего. Откуда они могли знать, что Юлиус Сярг врал? Он и впрямь только сейчас выдумал матроса. Чтобы прибавить весу своим словам. Его раздражали спутники, которые не испытали, что это такое, когда из-под ног уходит палуба, а вели себя теперь так, будто пережили невероятную опасность. Другое дело, если бы говорил Маркус, его путь в Ленинград гладким и легким не был, в любой момент мог получить пулю. Юлиуса Сярга такие речи выводили из себя, но еще больше раздражало то, что его спутникам действительно повезло. Они попа-ли на ледокол, а он на ржавое корыто "Синиранд". Нет, они не попали, они загодя явились на пристань, когда ему подобные еще вели сражение на Ласнамяэ. Загодя без опаздания, чтобы сберечь свою дорогую шкуру. Это он попал, он, майор милиции Юлиус Сярг, вырвался с Пальясааре, когда немцы были уже в Вышгороде и в порту. Благодарение богу, что нашли лодку; многие стоящие ребята гак там и остались. Такой, как Койт, счастливчик, никогда не сможет представить себе, что значит метаться в отчаянии по берегу, искать лодку и что такое вообще война. Чтобы вправить мозги подобным умникам, позволительна любая выдумка, можно что угодно навертеть.

Альберт Койт сдаваться не собирался.

- Торпеда, мина или авиабомба - спорить тут не о чем. Если подходить принципиально - это одно и то же.

Сярг снова высокомерно усмехнулся:

- "Подходить принципиально"!.. Оставь ты наконец свои книжные слова. Если бы пронесло тебя по воздуху метров пятьдесят и шлепнуло в море, не умничал бы здесь. Все важно. Мина, торпеда или авиабомба. Истину нужно уважать! А истина в том, что нас ни торпеды, ни мины и ни бомбы не защищали. Это вас оберегали, а не нас, не наш плавучий гроб "Синиранд", который вез защитников Таллина, раненых, простой люд. Что тебе до народа, ты загодя забрался на ледокол и сидел там, обвязавшись пробковым поясом или автомобильной камерой.