Пауль Куусберг - Одна ночь

• Название: Одна ночь
• Автор: Пауль Куусберг
• Жанр: Русская классическая проза

---

На это Юлиус Сярг сказал, что собак, по всей видимости, эвакуировали. И что главное - эвакуировали вовремя. Значит, все зависит от распорядительности. Руководство Павловского института оказалось предусмотрительным, и теперь оно вместе со своими собачками уже давно где-нибудь за Уралом.

Во время этого, происходившего месяца два назад, диалога Хельмут Валгепеа с любопытством наблюдал за милиционером, раньше он Сярга не знал. Милиционер пристал к ним на берегу Ладоги, откуда их после бесцельного ожидания парохода отвезли в Колтуши. Сярг подошел тогда к их тлевшему костру - большого огня разводить не разрешалось - и спросил: не хочет ли кто обменять папиросы на туалетное мыло, да так и остался с ними. Как бы между прочим, он рассказал, что шесть часов мокнул в Финском заливе, что он не с ледокола "Суур Тылль", а с парохода, и по крайней мере три четверти пассажиров его утонули. Что "Сини-ранд" был под завязку набит ранеными, а много ли их успело выбраться из кают, из проходов и трюмов. Одна бомба разорвалась в котельной, чего там оставалось. Другая рванула на корме; кто был на палубе и не растерялся, догадался отплыть подальше от судна и потом ухватил себе под мышки какой-нибудь брус или кусок доски, тот и спасся. Сам он находился на носу, видел, как пикировал "юнкере", понял, что бомбы угодят в пароход, и бросился плашмя на палубу, откуда воздушная волна подхватила его и швырнула далеко в море, это и спасло. Рассказ Юлиуса произвел впечатление, они почувствовали себя даже виноватыми, что без купели прошли по минным полям и не угодили под бомбы. Так вот и стал заместитель начальника отдела по борьбе со спекуляцией, майор милиции Юлиус Сярг, восьмым членом группы.

В тот раз Валгепеа и дальше продолжал подшучивать над Койтом, своим бывшим коллегой по работе:

- Котлы сделаны из доброй старинной меди, луженые вдобавок, вонь псиная не пристанет, даже если варить живых собак. Конечно, если котлы хоть немного промыть.

- Мыли, как следует промыли, - еще раз заверил Койт. - Вскипятили воду, пропарили и прополоскали, сам профессор Круус Следил, чтобы все было как нужно. Запах впитывается в картошку от стен. От псиного духа иначе, видно, не избавишься, как спалить кухню.

Хотя от острого собачьего запаха всех воротило, картошку тем не менее ели с аппетитом. Другой еды не было. По крайней мере у них. Несколько дней они подтягивали животы на берегу Ладоги, питанием там никто их не обеспечивал, всяк довольствовался тем, что у кого оставалось про запас в рюкзаке или в уголку чемодана. У большинства вообще ничего не было, разве что какой-нибудь кусочек сахару, тоненькая плиточка шоколада или конфетка. У предусмотрительных людей, которые прихватили с собой резиновые камеры, сахар и мыло, у таких нашлась даже великолепная, таллинского производства, сухая копченая колбаса, у тех был сыр, хлеб и другая снедь, но, увы, в их компании предусмотрительным человеком никто назвать себя не мог. Все они верой и правдой служили новой власти и меньше всего думали о себе. Юлиус Сярг не без оснований именовал их фанатиками, верующими и детьми. Навряд ли он и сам был другим. Так думал тогда Хельмут Валгепеа. Он и сейчас не собирался отступать. Возился с лямками рюкзака - подтянул их и сказал:

- У той картошки никакой беды не было, только и всего что по-малому на двор гоняла. Ешь и бегаешь, похлеще, чем от пива. Если вприкуску с мясом и хлебом, то ничего, но если одну пустую картошку - тогда и погонит.

- Много ли в картофелине, кроме воды, чего другого? Наперстка крахмала не наберется, - заметил Юлиус Сярг.

- В клубне картофеля содержится семьдесят пять процентов воды и двадцать пять процентов сухого вещества. В сухом веществе один и одна десятая процента золы, два и одна десятая процента протеина, ноль и одна десятая процента жиров, - да., да, не удивляйтесь, в картофеле содержатся также жиры, все остальное сухое вещество - крахмал, - уточнил Альберт Койт, который наконец-то освободился от настроений, охвативших его в Шлиссельбурге.

Даже Юлиус Сярг отдал ему должное:

- Чешет как по писаному.

Еще в Колтушах, в здании Павловского института, он удивлялся образованности Койта. Там Койт говорил:

- Павлов Иван Петрович, тысяча восемьсот сорок девятого года рождения, прожил восемьдесят шесть лет и умер в тысяча девятьсот тридцать шестом году. В тысяча девятьсот четвертом году ему за открытия, обога-тив.шие физиологию, дали Нобелевскую премию, самую почетную в мире премию, присуждаемую ученым, писателям и людям, которые много сделали для мира. Павлова избрали доктором многих зарубежных университетов, был доктором Кембриджского и Эдинбургского университетов и членом Лондонского королевского общества. (Тут Юлиус Сярг вмешался и сказал, что он знает о Павлове только то, что старик был верующим, до самой смерти ходил в церковь, до последних дней своих играл в городки и был точным человеком.) Павлов создал учение об условных рефлексах. Рефлексы бывают двух видов: безусловные, данные от рождения, и условные, которые возникают в результате жизненного опыта. Академик Павлов и его помощники провели над собаками тысячи опытов (реплика Юлиуса Сярга: "Вспомнил: он собак резал"), которыми он научно подтвердил возникновение и функционирование условных рефлексов. Павлов дал научное обоснование сна и гипноза. Во время сна утихает или находится в процессе торможения, если так можно выразиться, нервное хозяйство коры больших полушарий. Правда, те нервы, которые регулируют работу внутренних органов и кровообращения, продолжают деятельность и находятся в возбужденном состоянии. Между прочим, друзья, если у человека процессы возбуждения и торможения уравновешены, то это хорошо, - значит, мы имеем дело с владеющим собой, здоровым человеком. Стоит ослабнуть процессу торможения - и возникают серьезные нарушения нервной системы, появляются неврозы и даже душевное расстройство.

Койт детально поведал еще об опытах Павлова, и Юлиус Сярг внимательно, до конца выслушал его.

- Картошка - все равно что человек, в основном это вода, - сказал Валгепеа. Он остановился, повернулся спиной к ветру и решил помочиться. Его примеру последовали также Сярг и Койт. Женщины были далеко впереди, снегопад скрывал их.

И тут Юлиус Сярг заржал:

- Вы слышали этот анекдот? Собрался еврей перейти границу. Уже вошел в пограничную зону и тут видит, что идет пограничник. Быстренько спустил штаны, словно по-большому собрался. Пограничник подходит и недоуменно спрашивает, что он тут в запретной зоне делает. Еврей поднимается, поправляет штаны и отвечает, что беда погнала. Пограничник засмеялся, указал пальцем на кучу и говорит: "Так ведь это собачье дерьмо!" Еврей быстро в ответ: "Ай-вай, высокий начальник, а жизнь-то какая..."

- Знакомая байка, я уже слышал, - сказал Валгепеа. - Только вместо еврея был воришка, а вместо пограничника - милиционер.

Юлиус Сярг удивился:

- Милиционер?

- Да, милиционер.

- С милиционером это еще лучше, - заявил Сярг и опять захохотал.

Смеялся и Койт. Он подгребал ногой снег. Сяргу казалось, что Койт пижонит, снег все равно все прикроет.

Валгепеа стал снова опускать лямки рюкзака.

По мнению Альберта Койта, Валгепеа напрасно возился с лямками. У всех других вещи лежали на дровнях, один он тащил свое добро на загорбке. Или барахло* у него стеклянное, что боится расколоть? Ну что там у него в рюкзаке: смена белья, кое-какая одежонка, носки с полотенцем, как у каждого из них. Сахара, масла и мыла у него нет. Лишь та малость, что свалилась им, как дар небесный, тогда в Паша-Перевозе. Да если и хранит там какую-нибудь дорогую для души памятную вещичку, то что с ней станется, положи он аккуратно рюкзак рядом с чужими чемоданами и рюкзаками. Ровным счетом ничего. В конце концов, человек обязан освобождаться от собственничества. Останется рабом вещей - и не сможет никогда обрести крылья. Такому ни социализма, ни коммунизма не требуется. Кто дожидается от коммунизма лишь сытной еды и красивых нарядов, у того ноги еще опутаны веревками капитализма.

Коммунизм Койт представлял себе обществом, где никто не пребывает в плену узких личных интересов, где у всех на переднем плане интересы человечества. И все это не под влиянием агитации, а органическая потребность, само собой разумеющееся. Койт был твердо убежден, что если средства производства станут общественной собственностью, то это создаст и необходимые предпосылки для преобразования человека. Наибольшим злом, которое в условиях частного предпринимательства все росло и крепло, он считал эгоизм; все плохое берет свое начало в эгоизме. Либо коммунизм одолеет эгоизм, либо общество никогда, не сможет подняться выше собственнических интересов. Для Койта коммунизм - это прежде всего духовное содержание, отношение к жизни, новый жизненный уклад, новый, свободный от эгоизма человек.