Леонид Порохня - ЧайфStory

• Название: ЧайфStory
• Автор: Леонид Порохня
• Жанр: Биографии и Мемуары

Это история группы "Чайф", написанная к ее 15-летнему юбилею.

Книга честная, написана она другом. Это чувствуется по тому, как расставлены акценты, как оцениваются те или иные события внутри "Чайфа" и вне его. Первая, широко известная "Авторизованная биография "Битлз" Хантера Дэвиса тоже была написана в подобном, благожелательном тоне, но потом появились более острые и, если угодно, беспощадные к битловскому мифу авторы. Думаю, что у "Чайфа" еще появятся авторы, которые по-иному препарировав нутро группы, увидят там новые, неожиданные детали. Мир "Чайфа", как не крути, уже нарождается — законы жанра того требуют. А труд Леонида Порохни, конечно, заслуживает высокой оценки — он написал свою книгу от имени и для "поколения дворников и сторожей", любовно, грустно, иронично.

---

Молчун, но иногда говорит очень интересные вещи. «Чайф» — это семья. И мафия. Туда очень трудно вписаться, но я понял одно: нужно воспринимать их такими, какие они есть, и быть самим собой. Рано или поздно тебя все равно оценят, поймут. Это семья, членом которой я стал, и я рад, что меня усыновила именно эта семья, есть, оказывается, люди, у которых в головах примерно тоже самое, из которых что-то лезет».

Славка Двинин — самый музыкантский музыкант во всей компании. Почему? Потому что музыкант.

Петрович — Елизаров Владимир, 1955 года рождения, звукорежиссер.

На пути «Чайфа» Петрович возникал со времен почти библейских и всегда в роли эталона. Еще Ханхалаев привлек его в качестве «человека опытного» по той простой причине, что Елизаров действительно опытный. Музыкальное училище, консерватория, список групп, который нужно отдельно распечатывать, достаточно упомянуть «Наутилус» и два собственных проекта «Внуки Энгельса» и «East of Eaden». Петрович, кстати, был преподавателем в музыкальном училище им. Чайковского, студентом у него был Славка Двинин, Петрович ему оценки ставил… «Чайф» он записывал: «Лучший город Европы» и «Четвертый стул» (последний совместно с Алексеем «Палычем» Хоменко), ездил с ним в Чехословакию, занимался композицией в странном месте под названием «Дамская лавка»…

Шахрин: «Петровичу мы предложили записать «Реальный мир», потом говорим: может, и на концертах покрутишь? Он согласился и уже четвертый год крутит». Понятно, что Елизаров, который когда-то преподавал гитару в музыкальном училище, привыкал к «Чайфу» непросто, но и с их стороны было то же: «С Петровичем нужно было много времени, чтобы научиться работать, он дает много нам, мы даем ему, нужно было научиться ладить. В конце концов, он понял, что нельзя нас «в лоб» учить, как на гитарах играть и какая аранжировка правильная. Мы упрямые, мы будем играть вопреки» (Бегунов).

«Это ребята правильные во всем, — говорит Петрович. — Публику обмануть невозможно, как себя ни надувай. А они просто хорошие музыканты». Последнюю фразу можно было бы не писать, если б не вышла она из уст Елизарова. Потому что в этом плане Петрович строг, за долгую жизнь в муз. искусстве переиграл с таким количеством музыкантов, что по мере перечисления оно кажется неправдоподобным, в его исполнении фраза становится небанальна.

Вован и Вовка

(сравнительное описание)

«Если уж вообще всегда вместе -

это тоже работа тяжелая».

В. Бегунов

И неразлучные двое — Шахрин и Бегунов. За долгие годы совместного бытия они слились друг с другом, как два китайца Инь и Янь, как гегелевские противоположности, которые вечно ведут борьбу за свое единство.

Они удивительно разные, эти двое. По Шахрину можно проверять часы; по Бегунову трудно проверить, день сейчас или ночь, ибо днем он спит, а ночью бодрствует. По нему трудно проверить, какое на дворе время года, ибо одет Бегунов всегда как-то неопределенно-демисезонно.

У Шахрина на лице написано, что он «правильный». У Бегунова написано нечто противоположное. И то и другое впечатление бывает настолько сильным, что окажись в группе, допустим, два Шахрина, было бы приторно; окажись два Бегунова, это была бы не группа, а банда. Шахрин — человек сосредоточенный, собранный и целеустремленный; Бегунов тоже стремителен, но стремится во все стороны одновременно и сам порой удивляется, если удается хоть куда-то попасть. Шахрин точен, в выражениях сдержан; Бегунов — не хам, но похамить любит.

«Без Вовки у нас все было бы слишком правильно, — это Шахрин, — он наш маленький элемент безумия, который должен быть. Иногда такое говорит на концерте, у меня волосы дыбом встают, хочется гитару поставить и уйти. Но потом я думаю: никто же больше такой херни не скажет… Бегунов — не мое отражение, не «наоборот», он что-то другое. Он абсолютный раздолбай, но мне с ним надежно. У него есть то, чего я не могу. Я так не могу».

«У нас еще и в жизни сложилось так удачно, что когда я существую, он спит, и мы не надоедаем друг другу, — это уже Бегунов, — а когда он существует, я как раз вырубаюсь. Я ночную жизнь провожу, с кем-то встречаюсь и все такое, а Вовка днем по радиостанциям бегает».

Шахрин: «Я человек домашний, меня на самом деле тусовка мало интересует, меня больше интересует, чтобы очаг был, юрта, вигвам какой-то. Мне нравится состояние внутреннего комфорта, когда мне хорошо. На гастролях больше всего в жизни мечтаю лечь на диван дома, жене голову на колени, и чтобы меня за ухом почесывали. Не хочу я номер с джакузи, мне нужно, чтобы за ухом чесали. И поэтому почти домашняя ситуация в группе меня устраивает».

Шахрин — гармонизатор действительности. Мир переделать нельзя, это он понимает, но можно переделать ту часть окружающей среды, которая к тебе ближе, этим он и занимается. А почему пишет песни, сам не знает. Мало того, «часто бывает, я не понимаю, про что песня; сперва она написана, а потом начинаешь понимать» (Шахрин). И еще с ним бывает редкое и ценное для каждого пишущего удивление, когда напарываешься на собственный старый текст и думаешь: «Ух ты, неужели я это написал?».

«При том что он гениально безграмотный человек! — Бегунов говорит. — Он мне однажды записку в двери оставил — в трех предложениях восемнадцать ошибок, я жене дал почитать — она полчаса понять не могла, о чем речь». И это тоже правда, Шахрин уверяет, что у него «врожденная безграмотность»: «Я дома то и дело кричу из-за компьютера: «Лена! Как это слово пишется?» В ответ хохот, дочь с женой представить не могут, что в нем вообще можно ошибку сделать»… Бегунов пишет без ошибок. «Кстати, Бегунов — мастер литературного жанра анонимки, — это Шахрин, — он их пишет гениально, и если в гримерке подворачивается печатная машинка, он тут же клепает анонимки на окружающих и всем их раздает».

Ребята, скажем так, разные. Единственное, в чем схожи, это в отношении друг к другу. Они друзья, Вован и Вовка. Хотя далеко не сразу разобрались, что так оно и есть. Бегунов: «Все-таки это дружба. Но понимание это пришло непросто и небыстро. Учитывая, что прожили вместе всю жизнь, я узнал, что он друг, совсем недавно. Было столько друзей, и таких, что мне казалось, будто я без них умру, а Вовка всегда был «сбоку припека». Никогда я не думал, что он имеет для меня такое огромное значение. Но мы потому и терпим друг друга, что ему недостает части меня, а мне — части его».

Внеплановый концерт

«Дважды два — не четыре,

а что-нибудь еще»…

В. Шкловский. «Энергия заблуждения»

Дело было в августе 98-го, городу Екатеринбургу исполнялось 275 лет, дата не шибко круглая, но местные власти созидали из нее грандиозный (в их понимании) юбилей. Кроме прочего, на Центральном стадионе мыслился концерт — Кулио, Крис Норман, Бони Тайлер и почему-то «Чайф». Акция намечалась помпезная, огромную сцену везли из Эстонии (?), цена билетов, мягко говоря, недемократичная, и так дальше в том же разрезе. «Понятно было, что деньги огромные, и в какую-то ерунду вбухиваются» (Шахрин). Чайфы мероприятию не радовались и досаду свою не скрывали. Хотелось, раз уж День города, устроить и для себя, и для горожан что-то приличное. Решили устроить. Есть на улице Малышева напротив Центральной гостиницы угол, кирпичная стена под желтой краской. Съездили, переговорили с дворником, чья территория, он не возражал; спросили, можно ли через забор розеточку перекинуть — можно. Закидали в свои машины репетиционный аппарат, гитары, барабаны и поехали после обеда на Малышева. Там поставили два джипа по бокам, шахринский и бегуновский, забросили на них колонки, между джипами на асфальте расставились, настроились и погнали…

Без рекламы, без объявлений, без журналистов, публика — кто мимо шел…

Сперва стояло человек тридцать молодых ребят, смотрели, как какая-то группа разворачивается. Не сообразили, что «Чайф» — аппаратик жиденький, ни охраны, ни видеокамер, и вообще «тут вам не Дворец спорта»… Заиграли, прохожие стали на шум подтягиваться, песне к пятой набралось сотни три с половиной — роллеры, пенсионеры, мальчишки на заборе, пара пьяных, ребята с пивом, девчонки с сигаретами, ребенок лет трех очень упорно танцевал… И звук негромкий, как когда-то на танцах, и троллейбусы по кольцу выруливают…

Играли час с небольшим, и ничего, раскачали публику. Народ молодой привык на концертах петь и орать, а посреди улицы терялся, стремно стоял; потом расходился, и покрикивать начал, и посвистывать, подпевать. Были в толпе лица с подозрением во взглядах: «А чего это они играют? Или не они?». Нет, Бегунов с сигаретой в зубах, Шахрин перед микрофоном почему-то на резиновом коврике — электричества боится, что ли?.. Двинин с пятистрункой, Северин с двумя рабочими барабанами… «Это внеплановый концерт на кухне, Это подзарядка наших батарей"…