Энтони Бёрджес - Железо, ржавое железо

• Название: Железо, ржавое железо
• Автор: Энтони Бёрджес
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-281-0

«Железо, ржавое железо» – захватывающая семейная сага из жизни нескольких поколений странного валлийско-русского «клана» на фоне европейской истории безумного XX века. Судьба забрасывает героев и па тонущий «Титаник», и в революционный Петроград, в кровавую круговерть Второй мировой и в послевоенный Ленинград. Автор порой обращается и к далекому прошлому – к «старым, добрым временам» короля Артура, чей легендарный меч непостижимым образом вывозит из Советской России в Уэльс один из главных героев книги.

---

– Зачем ты такое про свою жену говоришь? Она славная, а ты, чертов жулик, мизинца ее не стоишь. – Дэн говорил с напускной злостью, больше по старой памяти. – А тебе известно, что махровую розу называют капустной, но она от этого не хуже?

– Действительно, дождь начинается.

Небо нахмурилось, стало накрапывать.

– Говорю же, недаром у меня с утра бок ноет. Теперь из-за тебя придется по лужам шлепать.

Лошадь, будучи в полной гармонии с природой, продолжала невозмутимо пастись на мокрой траве. Только люди воспринимали изменения погоды как неприятность. Братья поспешно выбрались на узкий проселок, и тут им повезло. Доктор Льюис на своем маленьком «моррисе» ехал к пациенту. Врачам правительство выделяло щедрую квоту на бензин.

– А я как раз к вам, садитесь, подброшу, – сказал он. – Дворники только не работают, протри-ка ветровое стекло, Дэн, если у тебя найдется грязный носовой платок. – Дэн воспользовался своим армейским галстуком. – Раньше никак не мог навестить вашего отца, хоть и обещал. Младшенький миссис Причард снова захворал. Не ребенок, а ходячая энциклопедия болезней. Но при этом растет как на дрожжах и аппетит волчий. Вы, похоже, не выспались, глаза у вас как у снулой рыбы. Но отцу вашему гораздо хуже, чем вам. В больницу его надо с его кашлем.

– Вы же его знаете, – сказал Редж, – не хочет он в больницу. Долго ему еще маяться, как вы думаете?

– Около недели, может, чуть больше. Он и сам бы рад отмучиться поскорее. Это же пытка – сухой кашель! Сердце в конце концов не выдержит. Я дам ему кое-что, и он уснет.

– Навсегда? – спросил Дэн.

– Нет, не совсем. Теоретически я не против эвтаназии, но кальвинистское воспитание не позволяет. Не убий и тому подобное.

– Что это за непонятное слово?

– Эвтаназия? Хорошая смерть, я полагаю. По-гречески.

– Греков я не встречал, – сказал Дэн. – Был, правда, среди американцев один грек, говорил, что его фамилия Попадопулос, только никто ему не верил. Вруны эти греки, если говорят, что смерть бывает хорошей. Смерть не может быть хорошей.

– Как твоя рана в боку? – спросил доктор Льюис.

– Почти зажила, шва уже не видно, только маленькая дырочка осталась. Эти гады приняли нас за немцев. Один из них пырнул меня штыком. Раз я по-русски говорю, значит, немец. Немцы, говорит, хитрые, специально русский учили, чтобы русских на русских натравить.

– Хватит, Дэн, – вздохнул Редж, – мы уже наслышались этого.

– Еще раз послушай, ворюга, – свирепо рявкнул Дэн. – Слишком многие готовы забыть то, что выпало на нашу долю. Я буду повторять это, пока вас не стошнит. Сколько я наших судов пропустил в этом чертовом порту из-за раны. Заладили – немец да немец. Медальон-то я потерял, – пояснил он для доктора Льюиса, – так они говорили, что я форму с убитого снял.

– Да, да, – мягко согласился доктор, – страшная история. Ну вот мы и приехали.

Под вязом у дверей трактира сидел старик в кепке и плаще и потягивал пиво. Дождевые капли падали с листьев прямо в кружку, но, видно, ему было легче сидеть под умиротворяющим дождем, чем слышать надрывный кашель умирающего хозяина. Выйдя из машины, они тоже услыхали кашель, доносившийся из приоткрытого окна наверху. Ципа прибиралась у барной стойки. Когда они входили, она обратилась к двум молодым сезонным рабочим, не сводившим глаз с красивой хозяйки:

– Закрываем, джентльмены.

Отсюда кашель слышался сильнее.

– Пойду дам ему кое-что, – сказал доктор Льюис.

Ципа подошла к столу, за которым сидели последние посетители, и терпеливо дождалась, пока те допили свои кружки до дна. Парни продолжали откровенно рассматривать ее, и один из них сказал:

– Может, поцелуешь нас на дорожку, хозяйка?

Редж подскочил к ним и заорал:

– Вон отсюда, симулянты! Пахари, тоже мне! Отсиживались тут, пока те, кто лучше вас, в землю ложились!

– Отвали. Мы не симулянты, свою работу знаем, – ответили они, потом поднялись и ушли, передразнивая не утихавший кашель.

Поседевшая и располневшая, но все еще красивая, с зелеными балтийскими глазами и четко очерченным подбородком Людмила Джонс поздоровалась с доктором Льюисом и бросила сердитый взгляд на сыновей.

– Опоздали, – сказала она, – все уже остыло.

– Нас ограбили, – стал объяснять Редж, – продержали в банке под дулами винтовок.

Доктор Льюис улыбнулся, решив, что он шутит.

– Это правда, – подтвердил Дэн, – но наш ворюга еще раньше спер два фунта из кассы.

– Чтоб я слова «ворюга» больше не слышала, – сказала Людмила.

– Значит, вас действительно ограбили? – переспросил доктор Льюис. – Ну и дела.

На кухне появилась Ципора и поделилась новостью иного рода:

– Никогда не думала, что петрушка растет на огороде. Это же балет Стравинского, я там исполняла партию ударных, а теперь вдруг узнаю, что это съедобная травка.

– Он хочет, – обратилась Людмила к доктору, – полежать в саду. Не желает оставаться в постели. Вспоминает, как отец его умер в постели и всю ее испачкал напоследок. Хочет лежать на земле, на старой армейской плащ-палатке и накрыться шинелью. Желаю, говорит, умереть под открытым небом.

– Давайте пока не будем говорить о смерти, – ответил доктор. – Вы обедайте, а я схожу наверх, сделаю ему укольчик. Как у него с желудком, молоко переваривает?

– Его желудок уже ничего не переваривает. Дэвид то и дело сбрасывает с себя одеяло, пытается встать и спуститься в сад.

– Разрешите, – попросил Редж, – видно, воздуха ему не хватает.

– Необходима инъекция респираторного депрессанта, – пробормотал себе под нос доктор Льюис, используя медицинскую терминологию, которая помогала ему отвлечься от неприглядной картины предсмертных судорог человеческого организма.

Он вколол лежащему под лоскутным одеялом изможденному и поседевшему Дэвиду Джонсу изрядную дозу морфина и сказал, что вернется поздно вечером, чтобы повторить инъекцию. Дэвид в ответ слабо кивнул.

– Вам сейчас станет легче, – сказал доктор Льюис, отдавая себе отчет в том, что для этого пациента полученная доза может оказаться смертельной.

– На воздух, – прохрипел Дэвид.

Доктор тоже слабо кивнул. Почему бы и нет, погода теплая.

Дэвид Джонс лежал у каменной ограды сада на расстеленной плащ-палатке, укрытый двумя одеялами и покрывалом. От дворового деревенского сортира его отгораживала старая газонокосилка и баррикада пустых ящиков из-под лимонада. Собирался дождь, редкий день обходится без него в Южном Уэльсе, и сыновья принесли из подвала два больших зонта, подарок от фирмы, которая содействовала торговле прохладительным напитком «Лиморанж» – название напоминает город во Франции.

Дэвид попросил оставить его одного и погрузился в воспоминания. «Итак, я пережил «Титаник» и мировую войну – спрашивается, зачем? Чтобы сочетаться странным браком с русской красавицей из Бруклина и произвести на свет троих детей, которых никогда не мог понять? Или чтоб открыть в Манчестере ресторан, который не приносил дохода? Я кормил людей на совесть, да каких людей! Помнится, в «Пикчер пост» поместили хвалебную статью с фотографией: хозяин ресторана поднимает бокал в честь блистательной Толлулы Бэнкхэд. Умерла от удушья, бедняжка. А рядом с ней за столом Ноэль Кауард гасит окурок в тарелке с нетронутым десертом. Чарльз Кокран, которого все звали Коки, обнимает Эвелин Лэй. Там же и Джесси Мэттьюз – она-то десерт съедала всегда. Марк Гамбург, толстяк пианист, любивший нашу кухню, научил меня готовить омаров под соусом «кардинал». Скрипач Сигети – так, кажется, его звали – обожал окорок с хрустящей корочкой. Маринованный окорок среднего размера потушить в курином бульоне и марсале и обжарить, потом порезать ломтиками и каждый ломтик натереть измельченными в ступке грецкими и миндальными орехами, затем запечь в кляре. Французские названия блюд давались с трудом, и гости частенько надо мной подтрунивали. Лучшими в меню всегда оставались русские блюда. Как же назывался тот десерт – ванильное мороженое с вишнями, мандариновыми дольками, клубникой и взбитыми белками? Любимое блюдо то ли царя, то ли царицы, то ли Распутина, то ли кого-то еще.

Дом в Бруклине давно продан, и деньги за него по праву принадлежат ей. Золотые соверены, припрятанные на будущее, нынешнее воровское правительство заставило обменять на бумажки. Австралийский самородок цел – интересно, какая ему теперь цена? Говорят, что хранить его противозаконно, но почему? Это имущество семьи. Хорошо бы его сейчас потрогать, подержать в руках, положить под подушку. Это вещь, цена которой с годами только растет, хотя кто знает, долго ли ей расти, коли продать его нельзя? Вечная ценность, символ, неподвластный переменам, вроде Бога, которого не видать. Надо сказать, чтобы принесли сюда. Погляжу на него, поцелую в последний раз, как верную, но холодную жену, и положу рядом с собой под одеяло».

Недуг снова напомнил о себе, сознание, притуплённое инъекцией наркотика, прояснялось. Он раскашлялся, и птицы, прислушиваясь к странным звукам, настороженно завертели клювами и на всякий случай нахохлились.