Елена Топильская - Дверь в зеркало

• Название: Дверь в зеркало
• Автор: Елена Топильская
• Жанр: Политический детектив

Первое дело следователя Антона Корсакова явно отдает какой-то чертовщиной. Перед высоким старинным зеркалом обнаружен труп старика с лицом, искаженным гримасой ужаса. И в этом же зеркале Антон видит очаровательную женщину в длинном платье и широкополой шляпе, которую кроме него не видит никто! Назавтра таинственное зеркало исчезает из запертой комнаты.

И хотя дело закрыто за отсутствием состава преступления, Антон решает, что он обязан продолжить расследование. Он обнаруживает, что ниточки истории с таинственным зеркалом тянутся в двадцатые годы прошлого века к роковой красавице Анне, причастной к смерти и несчастьям многих людей, в том числе и его прадеда адвоката Урусовского. Антон обязан разорвать порочный круг, раскрыть тайну - ведь убийства продолжаются и по сей день Но существует ли реальный убийца, или погибшие - жертвы тайных мистических сил?

---

Елена Топильская Дверь в зеркало

1

Солнечный луч, робко заглянувший в комнату, коснулся края высокого зеркала в резной раме и нежно озарил и без того прекрасное лицо женщины, надевавшей перед зеркалом шляпу с широкими полями. Шляпа бросила тень на лицо, и глаза женщины скрылись в этой тени. А губы растянулись в яркой улыбке – женщина была явно довольна тем, что увидела в зеркале.

Мужчина в дорогом костюме, прислонившись к косяку двери, любовался ее отражением. Она поймала его взгляд в зеркале и улыбнулась еще обольстительнее.

– Мишель, – сказала она по-французски, – как странно! Я ухожу к вам от мужа – и не испытываю никакой жалости к Николя. Вот чего мне жаль по-настоящему, – так это моего зеркала. Моего лучшего друга, который никогда не говорил мне гадостей, а только льстил мне... – и она ласково погладила резной завиток рамы из красного дерева.

– Анна, милая, – ответил мужчина тоже по-французски, не меняя позы, – вы станете женой успешного адвоката, и у вас будет все, что захотите, и столько зеркал, сколько вам будет угодно. Хотите настоящее венецианское?

– Нет, Мишель, вы не понимаете, – женщина покачала головой, не отрывая глаз от своего отражения. – Это особенное зеркало. Говорят, что оно стояло во дворце Медичи. Представляете? Великие авантюристы и отравители, куртизанки и принцессы дарили ему свои взгляды, а оно жадно впитывало их. Мне кажется, что оно все про меня знает, да и не только про меня. Про всех, кто когда-либо в него смотрелся... Вот и про вас...

Она повернулась к мужчине, и ее темные глаза таинственно блеснули из-под полей шляпы. Мужчина подошел к ней и поцеловал ее в плечо. Женщина чувственно вздрогнула, их взгляды снова встретились в глубине зеркала. За окном прогрохотала конка.

– Вы фантазерка, Анна. Что про меня? – лениво спросил мужчина.

– Помните, на Новый, 1909, год? Вы вошли неожиданно, а я поправляла прическу?

Наши глаза встретились в зеркале, вот как сейчас, помните?

Ее глаза в зеркале настойчиво блестели, гипнотизируя мужчину. Или это блестело зеркало?

– Я никогда не думала, что между нами может быть роман. Но вы вошли, посмотрели в зеркало, наши глаза встретились, и я вдруг поняла, что полюблю вас.

– Вы фантазерка, – повторил мужчина, целуя ей руку. И подумал, что когда она смотрит на него вот так, из зеркала, он почему-то теряет голову. И вспомнил, что влюбился в нее, мгновенно и смертельно, именно тогда, когда встретил в зеркале ее глаза. И не хотел говорить ей о своей любви, пока они снова не оказались у этого зеркала; но стоило ему заглянуть в ее отражение, как признание само сорвалось с языка.

Ему захотелось увести ее от зеркала как можно быстрее, но он почему-то медлил.

– Хотите, я поговорю с Николаем, чтобы он отдал вам это зеркало? – спросил он женщину, обняв ее сзади. Они стояли, медленно покачиваясь, и ему казалось, что зеркало втягивает их в себя. Туда, в мутное зазеркалье. И Бог его знает, что с ними будет там, в зазеркалье. А возврата оттуда нет...

2

– Вы отрицаете очевидные вещи. Это бессмысленно, – Антон поиграл скулами и небрежным движением поправил галстук. На столе перед ним лежали неопровержимые улики, которыми он сейчас припрет к стене этого негодяя.

Волосатый убийца с окровавленными руками скорчился на стуле под пристальным взглядом следователя.

– Пишите, – хрипло выдавил он.

Антон еле заметно, краешком губ улыбнулся и перевернулся на другой бок.

– Антошенька, – сказал мамин голос, – вставай, маленький, у тебя сегодня первый рабочий день на новом месте.

– Угу.

– Не «угу», а вставай.

Мама погладила русые вихры сына, разметавшиеся по подушке.

– Да-да, – отозвался Антон. Ритуал был проверен годами; в первые сладкие минуты после того, как мамин голос врывался в сон, Антон на все отвечал «да», со всем соглашался, продолжая находиться в дреме. Мама присаживалась на край постели, ласково теребила его за уши, за волосы, даже за нос, но он еще пребывал в сонной неге. Мама щелкала его по лбу, требовала встать немедленно, Антон соглашался и сладко дрых дальше. Мама сердилась, угрожала принести холодной воды и облить его, Антон открывал глаза, и мама таяла.

Убедившись, что сын проснулся, мама уходила на кухню, откуда уже давно призывно пахли оладьи. Антон кряхтя садился на своем диване, опускал ноги на старую облезлую овечью шкуру, работавшую у него в комнате прикроватным ковриком, набрасывал халат и плелся на запах завтрака. С закрытыми глазами хватал с тарелки верхнюю, самую горячую, лепешку, получал от мамы дежурный шлепок, направлявший его в ванную, и после утреннего туалета уже на законном основании садился за стол.

Вот и сейчас Антон поплелся на кухню, еще не вполне бодрствуя. Но вдруг вспомнил, что сегодня – первый день его работы в прокуратуре, следователем, и сон слетел. Он отхлебнул из кружки горячего чаю, заботливо налитого мамой, обжег язык и сердито потряс головой. Мама вошла в кухню и, запахнув халат, присела на угловом диванчике, задумчиво рассматривая Антона. Он поморщился: его иногда раздражало, когда мама наблюдала за тем, как он ест. Мама словно почувствовала его недовольство, со вздохом поднялась и вышла.

Из коридора донеслось треньканье телефона и сердитый мамин голос:

– На семнадцатое марта? Следующего года? А у нас июнь на дворе. Потрясающе. А вас не должно волновать, какая у судьи загрузка. У вас есть конституционное право на доступ к правосудию в разумные сроки. Миленький мой, Страсбургский суд – это не Всемирная лига сексуальных реформ; чтобы туда обратиться, надо для начала исчерпать все эффективные меры внутригосударственной правовой защиты...

Антон поежился. Когда мама говорит таким тоном, ему хочется уменьшиться в размерах и забиться в норку. Можно себе представить, в какой трепет она ввергает своих студентов; впрочем, студенты ее обожают. Слава Богу, с Антоном мама давно уже перестала так разговаривать. А когда-то, в пору буйного отрочества, общалась с ним только так. Голоса никогда не повышала, но могла спокойно сказать что-нибудь воспитательное, посмотреть как-то по-особому, и пожалуйста: мурашки по коже бегали, и хотелось сделать все как надо, лишь бы выскочить из-под испепеляющего взгляда. Гипнозом она, что ли, владеет?..

В пятнадцать лет Антон задал себе вопрос: любит ли он маму? Долго размышлял и решил, что не знает точно, любит ли, но если ее вдруг не будет, то для него тоже все кончится.

В тот период он активно самоутверждался, все время что-то доказывал миру... А когда немножко повзрослел, до него дошло, что самоутверждался он в основном перед матерью, и одной ей доказывал, что он личность; друзья его попытки обозначить свое место под солнцем быстро пресекали, да им и неинтересно было. Только мама терпела его выходки, а ему она тогда казалась врагом номер один...

Задумавшись, Антон потянулся к тарелке за очередной оладьей, но оказалось, что там пусто. Слопал и сам не заметил как. На сборы осталось двадцать минут. На пятом курсе он устроился работать юристом в редакцию газеты и хронически опаздывал на службу, несмотря на то, что рабочий день в редакции начинался отнюдь не с первым лучом солнца. Мать будила его, а он, выгадывая сладкие сонные минуты, говорил: «Я бриться сегодня не буду, лучше еще десять минут полежу»; потом – «Ма, я сегодня без завтрака, поэтому встану попозже, через десять минут»... Один раз мать ему с кухни ответила: «Спи еще десять минут – и не одевайся». Он рассмеялся и тут же вскочил.

Но сегодня никак нельзя было опаздывать, все-таки первый рабочий день, и не надо, чтобы он запомнился начальству своей недисциплинированностью. Потом, когда он зарекомендует себя грамотным, серьезным специалистом, можно будет немного расслабиться.

В прокуратуру он прибежал вовремя. И двадцать минут ждал в приемной под дверями, поскольку прокурор, в отличие от него, видимо, нисколько не опасался произвести на нового работника плохое впечатление. Все это время секретарша кокетливо на Антона поглядывала, но ничего не говорила.

– Ага. Новенький пришел. Молодец, – похвалил вошедший в приемную прокурор. Извиняться перед подчиненным за опоздание он, естественно, не собирался.

Антон поднялся ему навстречу. Прокурору было лет сорок, одет он был среднестатистически, и такое же имел лицо. Говоря, он смотрел собеседнику прямо в глаза, но Антона не покидало чувство, будто прокурор поддерживает беседу совершенно автоматически, а сам думает о другом.

– Таня, дай ему ключ от седьмого кабинета, – распорядился прокурор.

Секретарша порылась в ящике стола и вытащила ключ с деревянной биркой.

– Ну, и проводи человека на рабочее место, – добавил прокурор, берясь за ручку собственной двери. А Антону он уже через плечо кинул:

– Устраивайся. Твой наставник – Антонина Григорьевна. Соседями будете.